Барбара Картленд - Любовь на Востоке

Глава первая

1876

Подъезжая к своему фамильному гнезду на Парк-лейн, Шона Уинтертон терзалась вопросом: чего будет стоить ей возвращение?

Когда-то в этом доме царило счастье. Теперь же он скорее напоминал тюрьму.

Стоило ей выйти из кареты, как дворецкий уже услужливо распахнул двери, приветствуя ее широкой улыбкой.

— Очень рад снова видеть вас, мисс. Нам очень вас недоставало.

— Спасибо, Хоскинс. Как себя чувствует мама?

— Ее милость в последнее время сильно переутомилась. Сейчас отдыхает, но, уверен, она будет счастлива вас видеть.

Шона улыбнулась ему. Хоскинс служил в доме ее родителей на протяжении пятнадцати лет. Она знала, что, если понадобится помощь, она всегда сможет положиться на старого дворецкого.

Поднимаясь по лестнице, девушка подумала, что совсем скоро может настать тот день, когда без его помощи ей придется нелегко.

Если бы отец был жив, все было бы совсем иначе!

Это был скромный книгочей и тонкий ценитель литературы, владевший несколькими иностранными языками. Он не обращал внимания на распространенный предрассудок, согласно которому девушки не должны казаться чересчур умными, чтобы не снизить свои шансы на успешный брак. Напротив, гордился интеллектом Шоны и старался передать ей все, что знал сам.

Отец очень любил путешествовать и всякий раз, когда представлялась такая возможность, увозил жену с дочерью за рубеж. Как же прекрасны были те поездки!

Но три года назад у него случился сердечный приступ, мгновенно унесший его в могилу.

Шона с матерью скорбели о нем, однако через полтора года овдовевшая женщина снова вышла замуж, и ее дочь поняла, что никогда больше не будет счастлива в этом доме. Отчим, полковник Локвуд, оказался весельчаком и балагуром, столь непохожим на тихого отца-интеллектуала.

У самой двери в спальню матери Шона замерла и обратилась к своей камеристке:

— Приготовь, пожалуйста, ванну, Эффи. Мне еще нужно повидаться с матушкой.

Эффи поспешно удалилась, а Шона постучала в дверь и услышала в ответ негромкое «войдите».

Заглянув внутрь, она сразу увидела леди Хелен: та сидела на кровати в кружевной ночной сорочке. Изящное лицо ее было совсем бледно.

В свои пятьдесят лет леди Хелен привыкла вести себя как немощная старуха. Дочь объясняла это тем, насколько непростым был повторный брак матери.

Леди Хелен, разумеется, не смела открыто критиковать супруга. Одно лишь слово недовольства — и она тем самым признала бы, что это замужество было нелепой глупостью. Одно лишь слово недовольства могло разрушить фасад супружеского счастья, который леди Хелен столь истово оберегала. Поэтому от всех своих проблем она спасалась единственным доступным ей способом — бегством.

Шона знала, что мать ее любит. Но она не забывала и того, что в конфликте с отчимом та никогда не примет ее сторону.

Увидев дочь, леди Хелен просияла и раскрыла ей объятия.

— Шона, милая моя. Наконец-то ты дома!

В радушии матери Шона ощутила некую натянутость, отчего на сердце у нее вмиг стало тяжело. Очевидно, мать испытала облегчение при виде дочери, а значит, худшие опасения могли подтвердиться.

— Деточка моя, тебе понравилось у Донвортов? — спросила леди Хелен.

— Очень понравилось, мама. Они такие милые люди, а дома у них всегда очень весело! Каждый вечер мы развлекались и плясали. Я, признаться, ужасно устала!

Леди Хелен улыбнулась рассказу девушки. В молодости мать Шоны сама обожала веселиться. Она, неизменная королева балов, танцевала каждую ночь, флиртовала со всеми молодыми людьми, пока не встретила мужчину своей мечты и не вышла за него замуж.

Хрупкая и деликатная, леди Хелен по-прежнему оставалась настоящей красавицей, а ее сходство с дочерью было просто поразительным: те же мягкие светло-каштановые волосы, те же большие голубые глаза и тонкие черты лица.

Однако лицо Шоны выражало решительность, которой не хватало матери. Подбородок ее, точеный и аристократичный, можно было с полным правом назвать волевым. В контуре губ, пухлых и нежных, угадывались стойкость и сила духа.

Шона Винтертон никогда не позволила бы кому-либо собой командовать, хотя находились еще люди, которые этого не понимали. Одним из них был ее отчим.

— Очень рада, что ты хорошо провела время, — проговорила леди Хелен.

— Я осталась бы и дольше, — сказала Шона, — но отчим написал...

— Дорогая, зачем ты так его называешь? Я уверена, он был бы счастлив, если бы ты называла его «папа».

— Этого я сделать не могу, — тихо вымолвила Шона. — Папа умер, и я не могу называть его именем кого-либо другого.

Леди Хелен тяжело вздохнула.

— Как жаль, что ты так упряма, деточка моя! Полковник Локвуд — очень хороший человек, он сделает все, что в его силах, чтобы тебе помочь.

— Ну уж нет, мамочка. В это я никогда не поверю. Он не хочет помогать мне — только себе самому! И я даже не уверена, что он хороший...

— Тише!—чуть не взвизгнула леди Хелен. — Не смей так о нем отзываться!

— Прости, мама, — послушно ответила Шона.

Девушка знала, что ее попытки открыть матери неприятную правду не имеют смысла: та не хотела признавать очевидных фактов.

И все же она не смогла отказаться от еще одной попытки.

— Полковник хочет получить титул, — сказала она. — И добиться его он собирается с моей помощью.

— О, вздор...

— Это не вздор, мама. Как ты думаешь, почему я вернулась домой так рано? Отчим попросил меня возвратиться в Лондон, потому что он пригласил «очаровательных людей», с которыми намерен меня познакомить. В частности, упомянул имя графа Харрингтона.

— Да, граф и в самом деле очарователен, — сказала, слегка запнувшись, мать: ее встревожили гневные искорки в глазах Шоны.

— Нет, мамочка, он вовсе не очарователен. Он грубиян, он вульгарен и слишком много пьет. Но отчим хочет, чтоб я вышла за него замуж ради его денег и титула. Он ни перед чем не остановится, лишь бы я вышла за графа. Думаю, лорд Харрингтон даже не замечал меня до того, как отчим стал ему меня навязывать. Но замуж за него я не выйду, будь он хоть последним мужчиной на земле.

— Дорогая, к чему такая категоричность? Истинной леди она не к лицу.

— Не будь я категорична, то глазом бы моргнуть не успела, как оказалась бы у алтаря, — ответила Шона. — Как ты думаешь, мама, зачем я отправилась в гости к Донвортам? Потому что они живут в Эссексе, на безопасном расстоянии от Лондона. Я надеялась, что хотя бы там смогу избавиться от назойливых предложений отчима. Однако я заблуждалась. Он требует, чтобы я явилась на сегодняшний ужин. Затем я и вернулась домой — ответить ему решительным отказом.

Леди Хелен испуганно вскрикнула.

— Дорогая, ты же не посмеешь дерзить своему отцу!

— Отчиму, — неумолимо отрезала Шона. — Он мне не отец и никогда им не будет. А теперь, мама, мне нужно подняться к себе и переодеться.

Поцеловав мать, она торопливо ушла.

В комнате Шона застала Эффи, разбиравшую багаж и готовившую своей госпоже ванну.

Эффи было немногим за двадцать. Камеристкой она служила с пятнадцати лет, и за это время девушки успели стать добрыми подругами.

— Вам пришло столько приглашений, мисс, — сказала Эффи. — Взгляните!

Шона небрежно просмотрела их, особо отметив приглашение на сегодняшний прием в Грешем-Хаусе — резиденции герцогини Грешем. Это семейство было ей весьма симпатично.

— Но соглашаться уже поздно, — с сожалением подумала она.

Принимая ванну. Шона размышляла о сложившейся ситуации и, в частности, о своем гнусном отчиме.

— Ах, — подумала она, — зачем только мама за него вышла! Конечно, я не могу ее винить: после смерти папы ей было так одиноко... Но почему же выбор пал на Локвуда?!

Она могла бы назвать дюжину мужчин, которые в ее представлении, безусловно, выигрывали на фоне полковника.

Но был ли выбор матери сознательным? Или это он сам ее предпочел?

Как только полковник впервые появился в их доме, Шона заподозрила, что у него есть особые планы — уж чересчур любезен он был с матерью.

С нескрываемым отвращением девушка осознавала, что предложение с его стороны (и согласие леди Хелен) — всего лишь вопрос времени.

Она вынуждена была признать, что с матерью полковник обращался довольно хорошо, по крайней мере, во время ухаживания. Когда он того хотел, Локвуд мог быть совершенно очаровательным мужчиной. Однако вскоре Шона распознала в нем авантюриста, позарившегося на богатство леди Хелен и ее положение в обществе.

Она так и не смогла полюбить этого человека, не смогла ему довериться.

После того как брак был заключен, Шона поняла, что полковник видит в дочери своей новой супруги только лишнюю обузу. Он хотел самолично властвовать в обоих домах семейства — и в Лондоне, и за городом. В скором времени он пришел к выводу, что лучший способ избавиться от Шоны — выдать ее замуж, желательно за какого-нибудь знатного мужчину, что помогло бы и ему самому подняться по иерархической лестнице.

Отец Шоны был сыном генерала, который заслужил блестящую репутацию в боях, но после войны так и не сумел пробиться в высший свет. А леди Хелен была дочерью графа.

«Его интересовала только мамина родословная, — подумала Шона. — Он сноб и навсегда останется снобом!»

Локвуд всеми силами пытался использовать благородное происхождение жены, чтобы попасть в аристократические круги, хотя особо в этом не преуспел.

Проблема заключалась в том, что люди образованные и вельможные не подпускали его к себе на пушечный выстрел. Поэтому он вернулся к своей прежней компании — мужчинам, которых, несмотря на знатное происхождение, едва ли можно было назвать джентльменами.

Игроки, пьянчуги, невежды — вот кто составлял его круг общения. А теперь он из шкуры вон лезет, чтобы сосватать свою падчерицу одному из них! Граф Харрингтон был последним кандидатом из этой компании. Однако всякий раз Шоне удавалось избежать встречи с ним. Обычно, если он был приглашен на обед, она опаздывала, возвращаясь с уроков верховой езды. Если же граф являлся на ужин, она либо ссылалась на усталость и ложилась спать, либо незаметно ретировалась сразу же после трапезы.

Теперь эти уловки уже не помогут. Полковник Локвуд, по всей видимости, был настроен весьма решительно.

Худшие опасения Шоны подтвердились, когда она спустилась по лестнице и обнаружила, что полковник уже дома. Доброжелательность, с которой он ее приветствовал, вселила в падчерицу подлинный ужас.

Лицо Локвуда было красным и словно выдубленным, гигантские усы выглядели неопрятно. От него исходил сильный запах виски. Шона поморщилась от омерзения.

— Я так рад, что ты прислушалась к моей просьбе и вернулась домой, — произнес он своим громким, грубым голосом, от которого Шону передернуло.

Подавив готовый сорваться с уст гневный ответ, она сказала совершенно спокойно:

— Меня тревожило здоровье мамы.

— Конечно, конечно. Это абсолютно естественно. Твоя матушка очень беспокоится о тебе, дитя мое. Она считает, что пришло время тебе подумать о свадьбе, и я с ней вполне согласен.

— Я подумаю о свадьбе, когда встречу мужчину, который мне подходит. Пока что такой мужчина мне не встречался, — твердо ответила Шона.

— Перестань. Такая хорошенькая девушка, как ты, непременно должна поскорее выйти замуж.

— Вздор, — холодно возразила она. — Если мужчина считает меня хорошенькой, то это он может захотеть на мне жениться. На моих собственных предпочтениях это никак не скажется. Я еще не встретила мужчину, который был бы мне интересен, и не думаю, что ситуация радикальным образом изменится в ближайшее время.

Смех полковника прозвучал несколько неестественно.

— Давай обсудим этот вопрос сегодня за ужином, — предложил он. — Мне о многом нужно тебе рассказать. Как ты уже знаешь, к нам завтра пожалует лорд Харрингтон. Полагаю, вам пора наконец выяснить отношения.

— Мы уже выяснили отношения, — резко заявила Шона. — Мой отказ окончателен и обсуждению не подлежит. Больше в этих «отношениях» выяснять нечего.

— Я не это имел в виду...

— Я знаю, что вы имели в виду, но мой ответ, тем не менее, окончателен. И этот ответ отрицательный. Не следует внушать вашему другу напрасные надежды. Я не хочу его знать!

Маска доброжелательства спала с лица полковника, уступив место гневу.

— Послушай-ка меня, юная леди! Кем ты себя возомнила, чтобы говорить со мной таким тоном?!