Оливия почувствовала, что движение прекратилось, и услышала грохот якорных цепей. За те часы, что они сидели в каюте, Адам уже несколько раз подливал в лампу масло. Он не делал попыток завязать разговор, и Оливия с головой ушла в изучение карт. Скоро она стала читать их так же легки, как опытный моряк.

— Пора приготовиться к выходу на палубу, — нарушил молчание Адам, откладывая шитье, Оливия поднялась на палубу за ним следом. Было темно, и девушка различала лишь едва заметное серебристое свечсние неба и слабое мерцание звезды. Они как будто наводились в какой-то пещере. Воздух был теплым и неподвижным, совсем не таким, как в открытом море. Запахи, правда, были приятными: Оливия различала аромат морских водорослей, зеленой травы на вершине утеса, жимолости и клевера. Может, они и не высадились на берег, но земля была где-то рядом.

— Вы готовы? — раздался у нее над ухом голос хозяина «Танцующего ветра», и она, повернув голову, встретила твердый взгляд его глубоко посаженных серых глаз.

Ее захлестнула волна печали, раскаяния, тоска по тому, что не сбылось.

— Прости меня, — невольно вырвалось у нее.

— За что? — холодно и безжалостно отозвался он. Она молча покачала головой.

— Вы сможете перелезть через поручни?

— Да.

— Лодка ждет внизу. К сожалению, вам придется завязать глаза, пока вы не высадитесь на берег.

Оливия не ответила. Какое теперь имеет значение, что они будут делать? Она подошла к поручням и взглянула вниз на покачивающуюся в темноте одномачтовую лодку.

— Мне спускаться? — Ее голос звучал ровно.

— Да. — Энтони помог ей перелезть через поручни и сесть в лодку. Она подняла глаза. Лицо его казалось бледным, глаза блестели, как серые кристаллы льда. Сняв с шеи косынку, Энтони плотно скатал ее и бросил в лодку. Кто-то из команды поднял ее.

Повязка на глазах Оливии была еще теплой. От нее исходил такой знакомой, родной запах Энтони, что сердце ее замерло. Она вдыхала и вдыхала в себя обволакивающую тьму, и неожиданно ужас прошлого полностью исчез. Она ощутила лишь сильное тело Энтони. Его губы. Его руки. Ей стало дурно, началось головокружение, и она ухватилась за борт шлюпки.

— С вами все в порядке, мисс? — Озабоченный голос вернул ее к действительности.

— Да, спасибо. Нам еще долго?

— Не очень.

Они удалялись от «Танцующего ветра», и Оливия прислушалась к тихому плеску весел. Внезапно ветер усилился, и она поняла, что матросы подняли парус. А потом Оливия утратила ориентацию и чувство времени. Между тем кто-то негромко запел, и ему подтянули остальные. Наконец пение смолкло. Послышался скрежет шлюпки о песок, и все стихло.

— Теперь можно снять? — спросила Оливия, взявшись за повязку.

— Да, мисс.

Развязав косынку и заморгав, она вгляделась в полутьму. Непонятно, где они, ясно лишь, что это маленькая бухта. Впереди чернело море, в небо с трех сторон вздымались скалы. А вот и звездная россыпь. Никаких признаков «Танцующего ветра» Оливия не обнаружила, но она не удивилась. Они ведь довольно долго плыли на шлюпке.

Мужчины, выпрыгнув из лодки, втащили ее на песчаный берег. Затем заботливо помогли вылезти своей пассажирке.

— Придется подняться вверх по тропинке, мисс.

— Ничего, я осилю, — ответила она и улыбнулась обратившемуся к ней человеку. Он выглядел очень встревоженным.

— Подождать тебя, Майк?

— Нет, я переночую дома. — Майк зашагал по песку к тонкой белой линии среди утесов. — Сюда, мисс. Повозка будет ждать наверху. — Оливия последовала за ним, сунув косынку Энтони в карман платья.


Энтони рассматривал себя в зеркале. Поправив завитые усы, украшавшие теперь его верхнюю губу, он нахмурился и поднес к бровям черный карандаш.

— Ну как, Адам? Подходяще? — спросил он с сильным местным акцентом.

— Угу, — угрюмо ответил слуга и протянул ему вязаную шапочку, которую обычно носят моряки. — Так что же случилось с девушкой?

Энтони не ответил. Низко надвинув шапочку на глаза, он тщательно заправлял под нее волосы.

— Полагаю, у меня достаточно неприятный вид, — заключил он. — Зачернить зубы — прекрасная идея, правда?

— Кажется, вы сказали, что она особенная.


— Черт бы тебя побрал, Адам! Я не намерен это обсуждать!

— Значит, вас сильно задело? — Адам не отреагировал на грубость хозяина. Он воспитывал его с самого рождения менял ему пеленки, поил молоком из соски, оберегал во время ужасного бегства из Богемии после битвы при Белой Горе. Он спас его и привез в семью отца, в их огромный дом в Лондоне.

Он видел, как отвергли младенца те, кто обязан был защищать его…

— Адам, дьявол тебя забери! Ты спишь? Набери немного вот этих румян. Мне нужно сделать свой нос багровым и распухшим. — Адам послушно взял коробочку с румянами.

— Вы хотите превратить себя в клоуна?

— Нет, всего лишь в любителя выпить. Поторопись. Ты управляешься со всем этим лучше меня.

Адам сделал то, о чем его просили, проявив при этом настоящее искусство. Когда он закончил, испещренное сизыми прожилками лицо Энтони зловеще побагровело.

— Кого вы берете с собой для охраны?

— Сэма… но я не жду осложнений. У человека есть товар на продажу, а у меня деньги. Какие тут могут быть неприятности?

— А если это ловушка?

— Они не могли выследить меня. Кораблекрушение — не моих рук дело.

— Мало ли что может быть, — мрачно произнес Адам, закрывая крышкой коробочку с румянами.

— Я знаю, что делаю, Адам.

— Ага. Вот что я вам скажу: вы зря затеяли эту опасную игру.

Энтони обернулся:

— Я дал Эллен слово, Адам, и я не отступлюсь. Мой отец предал ее, но я совсем другой человек.

— Много будет пользы для Эллен, если вы будете болтаться на дереве.

— Этого не случится.

— Ваш отец тоже так думал, — мрачно сказал Адам. — И он не считал, что предает Эллен… сначала. Его голова была полна благородных мыслей. Стоя с ним на палубе «Изабеллы», мы нисколько не сомневались, что выполняем свой долг и потому правы, как вы теперь. И посмотрите, чем все это кончилось.

— Мой отец сражался за веру, за идеалы, — коротко рассмеялся Энтони. — Он был крестоносцем. И предал женщину, которая любила его, сначала ради идеалов, а потом… — Его голос стих, а затем снова зазвучал уверенно и громко: — Но я сражаюсь ради собственных интересов, Адам. Мне гораздо легче, ибо не надо выбирать. Я сам забочусь о своей безопасности и сам принимаю решения. Я марширую только под собственный барабан. — Он слегка коснулся плеча старого слуги и, улыбнувшись, двинулся к выходу.

— Это и есть основа моей безопасности.

— Как скажете, — ответил Адам закрывшейся двери.

Он тяжело опустился на скамью у решетчатого окна, раздвинул занавески и открыл окно, чтобы подышать воздухом, пропитанным ночными запахами скал, среди которых нашел убежище «Танцующий ветер».

Двадцать восемь лет назад отец Энтони, сэр Эдвард Кэкстон, покинул Дувр в компании молодых единомышленников, добровольцев протестантской армии короля Богемии Фридриха, сражавшегося против императора-католика Фердинанда. Адам сопровождал сэра Эдварда в качестве слуги. Идеалы протестантов утонули в крови во время резни у Белой Горы.

Отец Энтони выжил на поле брани, но не смог избежать мести императора. Агенты Фердинанда разыскали его и убили прямо на пороге комнаты, в которой его возлюбленная рожала их ребенка.

Убийцы дождались, пока она родит, а затем перерезали ей горло и ушли, оставив забрызганного кровью ребенка лежать у нее между ног; пуповина, связывавшая его с матерью, все еще пульсировала.

Но они не знали, что в комнате спрятался за занавеской Адам. Он ничем не мог помочь ни сэру Эдварду, ни леди Элизабет, но он спас ребенка и вдохнул в него жизнь. Выходив малыша, он привез его в Лондон к бабушке и дедушке.

Но родители отца отвергли его. То, что Эдвард пренебрег семьей ради каких-то мнимых идеалов, а также то, что мальчик незаконнорожденным, казалось им достаточным основанием. Они прогнали слугу с ребенком со своего порога, угрожая спустить собак. И Адам отправился к единственному человеку, который, по его мнению, мог принять незаконнорожденного сына Эдварда Кэкстона.

Эллен Лейланд, дочь деревенского дворянина, любила Эдварда Кэкстона. Он тоже любил ее, но трубный зов религиозных идеалов был сильнее. В упоении военными действиями, он забыл ее и предался греховным удовольствиям в постели леди Элизабет Богемской…

Эллен воспитала сына своего последнего любовника, как родного. В крошечном хэмпширском рыбачьем поселке Кихевен она научила Энтони письму и математике, познакомила его с произведениями философов, привила вкус к знаниям. С помощью Адама она помогла ему найти свое место среди контрабандистов и рыбаков — людей, которых тем или иным способом кормило море.

Энтони знал, что его отвергла семья отца и что у него нет законного места в этой жизни; он усвоил эти горькие уроки. Но он всегда чувствовал любовь Адама и Эллен, которую называл тетей, когда его об этом спрашивали.

Он доказал свою способность выживать, подумал Адам, вставая и морщась от боли в коленных суставах. Он опытен и непредсказуем. Многие любили Энтони Кэкстона, хотя кое-кто с удовольствием отправил бы его на виселицу.

Глава 6

Повозка, запряженная крепкой коренастой лошадью, ожидала их наверху, в конце тропы. Кучер, паренек лет двенадцати, так и подскочил на козлах, когда следовавшая за Майком Оливия преодолела последний крутой подъем и появилась на вершине утеса.

— Это ты, Билли? — негромко окликнул мальчика Майк.

— Ага. Папа сказал, что сегодня ты вернешься домой и вы пропустите по стаканчику, — ответил паренек и с любопытством посмотрел на Оливию из-под нечесаной копны черных волос. — Если хозяин не против.

— Все в порядке. Я свободен до утра, — весело отозвался Майк. Повернувшись к Оливии, он предложил ей руку: — Позвольте помочь вам, мисс. Здесь, наверное, грязновато, — сказал он с виноватой улыбкой. — Утром на этой повозке возили на рынок цыплят.

— Ничего страшного, — откликнулась Оливия, принимая протянутую руку и взбираясь в повозку. — По-моему, пахнет скорее свиньями.

— Ага. С рынка мама привезла поросят, — сказал паренек, вытирая козлы рукавом. — Дешево их сторговала. Майк сел в повозку рядом с Оливией.

— Здесь недалеко, — объяснил он.

— Вы везете меня домой?

— Ага. Хозяин приказал, чтобы мы довезли вас до самого порога. И велел не раскрывать рта. Говорить будете вы, — ответил он и снова с беспокойством взглянул на нее.

— Да, правильно, я знаю что нужно сказать, — успокоила его Оливия.

— Вот и ладно. У меня самого язык не очень-то здорово подвешен. — Майку заметно полегчало.

Паренек прищелкнул языком, и лошадь медленно двинулась по вершине утеса. Оливия не имела представления, где они пристали к берегу и в какую сторону направляются. К тому же ее сбила с толку повязка на глазах. Теперь, после нескольких дней покачивания на морских волнах, земля казалась ей непривычно твердой — повозку потряхивало на узкой дороге.

Очень скоро они поравнялись с выстроившимися вдоль дороги домиками.

— Вот и трактир, мисс. — Майк указал на слабый мерцающий огонек в полумиле от них.

— Придорожный трактир в Чейле?

— Точно, мисс. Сдается мне, дом лорда Гренвилла где-то слева.

— На развилке повернешь, — сказала Оливия. Теперь, когда она была совсем рядом с домом, в голове ее все смешалось. Дома ли отец? Лучше бы его не было: надо сначала хорошенько собраться с мыслями и поговорить с Фиби.

Придется рассказать Фиби правду. Просто невозможно держать такое в себе. Ну а детские воспоминания она спрячет глубоко внутри.

Когда они проезжали мимо придорожного трактира, из открытых дверей донесся громовой хохот, и Майк с вожделением посмотрел на веселые огни. Повозка проехала мимо. На развилке Билли повернул лошадь налево, и по очень узкой дорожке они добрались до дома лорда Гренвилла всего за несколько минут. Ворота были заперты на ночь; спрыгнув с повозки, Майк позвонил в колокольчик.

В дверях своего домика появился привратник, поднял фонарь повыше.

— Кто там?

— Это я, Питер. — Оливия перегнулась через край повозки, чтобы он убедился. — Открой ворота.

— Разрази меня гром, — пробормотал привратник, а затем поднял фонарь еще выше.

— Разрази меня гром! — повторил он, на этот раз громче, и бегом бросился отпирать ворота.

Едва распахнулись створки, как Билли рысью направил лошадь в ворота, нахально махнув перед носом, привратника рукой.

— Поедем к парадному крыльцу? — спросил Билли, когда впереди показались огни дома.

— Конечно, дурень! — сказал Майк, легонько: шлепнув его. — Кого, ты думаешь, мы сюда привезли?

— Не знаю. Никто мне не говорил, — буркнул Билли. — Слышал, что какую-то мисс.

— Ну да, значит, больше тебе и не нужно знать, — заявил Майк,