— Любая женщина в канун мая испытывает похоть, — задумчиво промолвил монах, искоса глянув на костер, вокруг которого с новой силой разгорелось праздничное веселье. — Ты, сын мой, поддавшись соблазну плоти, рисковал душой своей и тем самым совершил большой грех в глазах всевышнего.

Бенедикт стиснул зубы Слова монаха лишь усугубили угрызения совести, бросили щепоть соли на открытую рану. Стоявший неподвижно, как каменное изваяние, Рольф не произнес ни слова. Бенедикт с трудом повернулся к нему.

— Во всем виноват только я. Мы не собирались совершать ничего дурного, все произошло случайно.

Рольф кивнул.

— Случайно? — воскликнул он. — Значит, желание свалилось на тебя неожиданно, как снег на голову, и ты так растерялся, что не смог противостоять ему?

— Я…

— Господи! Бен, ничего не происходит случайно, помимо нашей воли!

В этот момент к ним робко подошла Джулитта и остановилась рядом. С распущенными волосами, в испачканном об траву мятом платье, выглядела она жалко. Ее трясло.

— Я тоже виновата, — подняв глаза на отца, сказала она. — Как уже сказал Бен, у нас и в мыслях не было ничего дурного, но я не сожалею о случившемся и с радостью понесу наказание.

— Боже, неужели у тебя не осталось и капли стыда? Неужели ты не раскаиваешься? — Голос отца Жерома гудел, словно иерихонская труба. — Ты же совершила прелюбодеяние с мужем своей сестры! Непотребная девка!

— Он изначально принадлежал только мне. По крайней мере, я знала об этом с самого детства. — Губы Джулитты изогнулись в кривой усмешке. — Мне безразлично то, что вы со мной сделаете. Я никогда не раскаюсь в содеянном!

— В таком случае, ты еще глупее, чем я думал, — процедил Рольф, мертвой хваткой вцепившийся дочери в руку. — Сейчас ты вернешься со мной в замок. А завтра я решу, как с тобой поступить. Что же касается Бенедикта… — он помолчал. — Немедленно убирайся с глаз моих долой.

— Сэр, она не виновата, — прохрипел юноша. — Прошу, не наказывайте ее.

— Тебе следовало подумать о последствиях, прежде чем снимать штаны, — пренебрежительно обронил Рольф.

Бенедикт не напился на празднике, но сидр все-таки помутил ему рассудок и развязал язык.

— А о чем думали вы, когда сначала овладели матерью Джулитты, а затем разрушили ее жизнь?

С таким же успехом он мог закатить тестю увесистую оплеуху. Пальцы Рольфа еще сильнее сжали запястье Джулитты — вскрикнув от боли, она прикусила нижнюю губу.

— Немедленно убирайся, — прорычал он, — или, клянусь Крестом и Одином, я собственноручно кастрирую тебя.

При упоминании имени языческого бога отец Жером нахмурился, взял Бенедикта за руку и потянул его за собой.

— Пойдем, сын мой, — холодно сказал он. — Ты можешь провести остаток ночи в церкви вместе со мной и на коленях вымолить прощение у Господа. Вымолить его у людей намного труднее.

Юноша попытался вырвать руку и последовать за уходящими Рольфом и Джулиттой, но в цепких пальцах монаха таилась неожиданная сила.

— Глупый юнец, — пробормотал отец Жером, — неужели не понятно, что если ты не успокоишься сейчас, то прольется кровь? Тебе мало грехов на сегодняшнюю ночь?

Бенедикту показалось, что голос святого отца доносится откуда-то издалека Почти не вникнув в суть слов, но уловив в нем тревожные нотки, он смирился и покорно побрел вслед за монахом.

— Она не виновата, — упрямо повторил Бенедикт. — Как мне заставить его понять это?

— Незачем торопиться, сын мой. Пусть страсти улягутся. Завтра тебе представится возможность поговорить с сэром Рольфом. Внемли моему совету: не лезь на рожон и держи язык за зубами. Теперь твою судьбу и судьбу этой девочки будут решать другие-.

Пальцы монаха по-прежнему крепко сжимали локоть Бенедикта, а на лице застыло суровое выражение, но юноше показалось, что в его голосе звучала какая-то слабая симпатия.

— Она не непотребная девка, — буркнул он.

— И тем не менее бездумно отдала тебе свое тело и девственность, — важно возразил отец Жером. — Вашу вину усугубляет и то, что вы совершили прелюбодеяние в канун языческого праздника. Теперь уже не важно, кто именно виноват. В конце концов, Господь все видит и все знает. Ему и судить.

Бенедикт промолчал. Вместе с монахом он переступил порог дохнувшей холодом церкви, которая стояла поодаль от луга, где полным ходом шел праздник. Мрачный храм христианского бога разительно отличался от просторного, залитого солнцем святилища языческой богини, перед чьим алтарем юноша когда-то уже преклонял колени. Теперь пришла очередь замаливать грехи перед другим алтарем. Оказавшись в прохладном зале, Бенедикт почувствовал, что его сердце превратилось в холодный камень.


Спотыкаясь, Джулитта уныло плелась позади отца, тащившего ее за руку.

— Пусть у тебя нет стыда! Но ты должна была, по крайней мере, проявить благоразумие, — задыхаясь от ярости, выпалил Рольф. — Ты не какая-нибудь деревенская девка, чтобы раздвигать ноги из-за каждого своего мимолетного каприза.

— Это не каприз!

— Не перечь мне! Я жалел тебя и никогда не позволял плети опуститься на твое тело, но мое терпение на исходе, Джулитта! Так ты говоришь, что это не каприз? Значит, ты стремилась к этому осознанно? Может быть, готовилась заранее?

— Да! С пяти лет! — в отчаянии выпалила Джулитта и, оступившись о камень, с криком боли упала к ногам отца, чьи пальцы все еще сжимали ее запястье. Стиснув зубы, она с трудом сдерживала рыдания. — С пяти лет! С того самого времени, когда ты обручил Бенедикта с Жизелью. — Потирая ноющую лодыжку, Джулитта несколько раз всхлипнула, а затем, потеряв остатки самообладания, расплакалась.

Рольф мгновенно разжал пальцы и выпустил ее руку. Подперев бока кулаками, он внимательно посмотрел на нее сверху вниз, исполненный гнева и жалости. Что же теперь делать? Он вспомнил сплетенные в сладостной истоме тела Бенедикта и Джулитты и поморщился, потому что это воспоминание причинило ему боль. Так просто разрушить две жизни! Как же он был слеп, если не заметил того, что так долго происходило у него под носом! Родители всегда обращают внимание на чувства дочерей слишком поздно.

Рольф наклонился и помог Джулитте подняться. Наступив на ушибленную ногу, она жалобно вскрикнула. Рольфа так и подмывало обнять ее, прижать к себе и пожалеть, но он счел за лучшее сдержаться.

— Твоя сестра и ее мать не должны узнать о случившемся, — мрачно проронил он, когда они медленно двинулись в сторону замка. — Всем, о ком ты забыла подумать сегодня ночью, будет лучше, если и ты и Бенедикт сумеете держать язык за зубами.

— А как насчет тех, кто танцевал вокруг столба и, возможно, видел нас?

— Они все были пьяны, и им легко закрыть рты, убедив, что то, что они видели — результат слишком крепко сваренного сидра. Что касается отца Жерома, то он желает заполучить меня в качестве покровителя, а потому будет молчать.

Некоторое время они шагали в напряженной, неестественной тишине Джулитта шмыгала носом и всхлипывала, мрачный как туча Рольф брел, бессильно опустив плечи.

— Я не торопил события, хотел дать тебе время оправиться от потери матери и прийти в себя, — произнес он, когда они наконец приблизились к огромным деревянным воротам. — Но теперь вижу, что срок оказался чересчур велик. Так ты говоришь, что с радостью заплатишь за содеянное? Чепуха! Это всего лишь пустые слова. Неужели ты думаешь, что сможешь остаться под одной крышей с Жизелью? Если она даже и останется в неведении, ты-то будешь знать все. А если этой ночью вы зачали дитя? Ты готова предстать перед миром с ребенком от мужа собственной сестры на руках?

Джулитта невольно поежилась.

— Я не сожалею о том, что случилось Ты можешь оскорблять меня, можешь угрожать и наказывать, но я не изменю своего мнения Что сделано, то сделано Я рассчитаюсь сполна, — добавила она и замолчала от страха у нее зуб на зуб не попадал.

— У тебя нет выбора, — отрезал Рольф. — Как ты верно подметила, что сделано, то сделано.


Редкие проблески матового рассвета разбудили Бенедикта. Он лежал на полу деревенской церкви, где провел всю ночь, молясь до тех пор, пока усталость не свалила его с ног и не затуманила рассудок.

Бенедикт ощутил неприятный привкус во рту, язык словно присох к небу, в животе все бурлило, как в кухонном котле. Разомкнув отяжелевшие ото сна веки, он в растерянности оглянулся по сторонам, спрашивая себя, что его сюда привело, пока не вспомнил все, что произошло накануне. Застонав, Бенедикт уронил голову на руки и закрыл лицо ладонями. Правда, уже в следующее мгновение он сообразил, что его разбудил не рассвет, а топот лошадиных копыт у двери церкви и звон металлического кольца, к которому обычно привязывали поводья.

В этот момент тяжелая, с железным засовом, дверь издала тягучий скрип и медленно отворилась Быстро вскочив на ноги, Бенедикт увидел Рольфа, неторопливо приближавшегося к нему. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего, но было видно, что он старается сдерживать свои чувства. Не дойдя до юноши несколько ярдов, Рольф неожиданно остановился Несколько мгновений, казавшихся часами, мужчины молча смотрели друг на друга.

— Не хочу напрасно сотрясать воздух и говорить о том, как я зол на тебя за твой идиотский поступок, — вымолвил Рольф. — Нет смысла тратить силы на пустую болтовню Нам нужно серьезно поговорить, не теряя при этом голов. И чем скорее, тем лучше Ты согласен?

— Да, сэр, — ответил Бенедикт, чувствуя головокружение и слабость в коленях. Ему отчаянно захотелось присесть, но он не посмел даже шевельнуться, дабы лишний раз не злить тестя. — Он и так сделал для этого, пожалуй, все, что мог. — Если бы время можно было повернуть вспять, я бы исправил ошибку, совершенную прошлой ночью.

— Странно, а Джулитта говорит совершенно противоположное, — заметил Рольф с невольной иронией. — Мне даже кажется, что она бы не раскаялась, избей я ее до полусмерти. — Его налитые кровью глаза, окруженные темными кругами бессонницы, гневно сверкнули. Всю ночь он искал выход из положения. — И как долго вы встречались? Кстати сказать, весьма умело водя меня при этом за нос.

Бенедикт нервно облизал губы.

— Между нами ничего не было. До этой ночи.

— Нет дыма без огня, — буркнул Рольф. — Вы не просто совокуплялись, будто дикие звери на случке, вы, как я успел заметить, занимались любовью. Ты уже знаешь, что это разные вещи, не так ли?

— Но, сэр, я… — Бенедикт почувствовал чудовищную головную боль, кровь бешено забилась в висках, веки отяжелели. — Я женился на Жизели по доброй воле, и тогда нас с Джулиттой не связывало то, о чем вы думаете, клянусь. И сейчас ничего бы не произошло, если бы… — он запнулся и, вполголоса чертыхнувшись, замолчал. — Я всегда старался держаться от нее на расстоянии. Но вчера вечером… это оказалось сильнее меня.

— Видимо, и вправду сильнее, — эхом повторил Рольф, запуская пальцы в волосы. — Думаю, будет лучше, если ты на некоторое время уедешь и займешься тем, чем до сих пор занимался я. Займешься поиском породистых лошадей и новых клиентов, не забывая при этом о старых. Тебе пришло время познать и эту сторону дела, а заодно набраться опыта. Я слегка постарел и уже не могу проводить почти все время в разъездах. Иными словами, я хочу послать тебя подальше от скользкой тропы соблазна. Время течет как песок, страсти утихают. В путь отправишься сегодня же утром, как только соберешь вещи.

Поначалу обрадованный таким логичным и простым выходом из положения, Бенедикт спустя минуту помрачнел.

— А что ждет Джулитту?

Губы Рольфа плотно сжались.

— Она по-прежнему остается моей дочерью, и я намерен поступить с ней по справедливости. Это все, что тебе нужно знать.

— Но я…

— А еще подумай о чувстве долга и о своей жене, — быстро перебил его Рольф.

— Она уже знает? — Бенедикт ощущал себя совершенно разбитым. Как бы ему хотелось иметь в женах Джулитту!

— Знает, но не все. Так что ты вышел из воды почти сухим, хотя и заслуживаешь сурового наказания. Она думает, что на празднике ты согрешил с одной из деревенских девушек. И провел остаток ночи в церкви, раскаиваясь в грехах и вымаливая прощение.

— Насколько я понимаю, она в своем смирении тоже готова простить меня? — съязвил Бенедикт.

— Э-э, нет, налаживать отношения с собственной женой тебе придется самому.

Бенедикт только фыркнул. Налаживать отношения с Жизелью означало почти то же самое, что искать иголку в стоге сена. Единственное, что он мог для нее сделать, это чмокнуть в щечку, пробормотать извинения и как можно скорее убраться подальше. Неожиданно ему в голову пришла сумасбродная мысль — убежать вместе с Джулиттой и где-нибудь в Нормандии или Англии найти для себя укромное местечко. Разумеется, первое время его мучили бы угрызения совести, но совесть не такая уж злобная карга — когда нужно, она умеет молчать.