Бенедикт усмехнулся.

— Да, верно. Я не умираю от голода, — повторил он, помрачнев. — Господи, Джулитта, в тебе столько же всего от Рольфа, сколько в Жизели от Арлетт. Я бессилен что-либо изменить.

Джулитта отвернулась и сжала в кулаке платок.

— Ты знаешь, зачем мы ездили в Руан?

— Да, Арлетт сказала мне.

— Если бы самые жаркие молитвы могли помочь, мы с Жизелью уже имели бы с полдюжины отпрысков. Говорят, что святая Петронелла щедра на чудеса, но разве можно посеять семя, если дверь в сад всегда заперта на засов?

— Ты хочешь сказать, что Жизель не способна иметь детей?

— Нет. Просто она не хочет заводить их, — сухо ответил он. — Ей так удобнее жить. Всему, что Жизель знает и умеет, ее научила мать, и поэтому она до сих пор беспрекословно следует ее советам. Раз мама так сказала, значит, это правда… Впрочем, зачем я тебе объясняю? Ты жила с ней в одной комнате и знаешь все без меня.

— Они обе никогда не принимали меня в свою компанию и говорили только друг с другом. — Джулитта усмехнулась. — Мои «банные», как они выражались, взгляды и привычки шли вразрез с их моральными принципами. Признаюсь, что частенько выкидывала что-нибудь из ряда вон выходящее только для того, чтобы повергнуть их в ужас. После очередной такой проделки меня ненадолго оставляли в покое. Арлетт не раз пыталась набросить на меня уздечку, но я всегда успевала спастись бегством и укрыться под твоей или отцовской защитой.

— Да, помню, — тихо проронил Бенедикт, теребя пальцами ее рыжий локон. — А затем бедному Рольфу приходилось восстанавливать мир. — Он широко улыбнулся.

— Зато «бедному Рольфу» не приходилось жить рядом с ними, — возмутилась Джулитта. — Он предпочитал не задерживаться на женской половине. Ты следуешь его примеру?

— Верно, — охотно признался Бенедикт. — И в Бризе, и в Улвертоне. Между прочим, многие мужчины не любят часами торчать в комнатах жен.

— Значит, Моджер является исключением.

— Я на его месте поступал бы так же. Чувствуя, что разговор принимает опасный поворот, Джулитта решила, что пора ретироваться.

— Но ты не на его месте, — отрезала она и попыталась подняться, но пальцы Бенедикта, державшие прядь ее волос, сжались. — Отпусти меня.

— Не могу, — прошептал он. — Да простит меня Бог, но не могу. — В следующее мгновение его губы прильнули к ее губам.

По телу Джулитты пробежала волна дрожи. Застигнутая врасплох, она не смела пошевелиться и казалась сама себе бабочкой, порхающей у пламени свечи. А пламя разгоралось все ярче, сначала опалив лишь ее крылья, а затем поглотив все тело. Ее губы отвечали на страстные поцелуи, руки обвили шею мужчины, пальцы погрузились в его волосы. Когда рука Бенедикта несмело дотронулась до ее груди, Джулитта тихо застонала и прильнула к нему. Она сознавала, что совершает ошибку, но знала, что уже не сможет ничего изменить.

— Да простит меня Бог!

Ее горячий язык отвечал на движения его языка, а затем перехватил инициативу. Дрожащими руками Бенедикт нащупал брошь, застегивающую лиф ее платья. Рука Джулитты сползла к его поясу и продолжала медленно спускаться все ниже и ниже. Бенедикт со стоном прижал ее к себе еще крепче… Дрожа и извиваясь всем телом, Джулитта высвободила из брюк его упругую плоть. Она сгорала от желания, и каждое движение лишь усиливало его.

— О, Господи, Джулитта! — возбужденно воскликнул он, содрогаясь в агонии боли и удовольствия. — Джулитта, пожалуйста! — Он посадил ее к себе на колени и обхватил за ягодицы.

Голова Джулитты сладострастно запрокинулась, шея выгнулась, рыжие волосы рассыпались на коленях Бенедикта.

За изгородью сада послышались взволнованные крики стражников. Со стуком открылся замок, заскрипели тяжелые ворота. Во дворе замелькали огни факелов, высветив отряд всадников.

Стук копыт и звон доспехов заставили Джулитту очнуться и прийти в себя. Предчувствуя беду, она настороженно прислушалась. Все еще сжимавший в объятиях ее трепещущее тело, Бенедикт замер, с трудом переводя дыхание.

— Кого принесло в столь поздний час? — пробормотал он. — Уверен, что это не твой отец. Он не брал с собой много людей.

Между тем суматоха во дворе не утихала. Послышался грохот колес въезжающей повозки.

Джулитта соскочила с коленей Бенедикта и быстро оправила платье.

— Кто бы это ни был, мы должны позаботиться о госте и устроить его на ночь. — Она завязала на голове платок.

Прикусив губу, Бенедикт наблюдал за ее торопливыми движениями.

— Джулитта…

Она мельком взглянула на него.

— Ничего не говори, Бен. Все могло бы произойти точно так же, как в прошлый раз: сначала удовольствие, затем беда и скорбь.

— Но я только хотел…

— Я тоже, — перебила она и вытерла заблестевшие глаза. — Мы поступили неразумно, оставшись наедине. Я не верю тебе, Бен, но хуже всего то, что я не верю и себе. Нет! Не ходи за мной! — испуганно воскликнула она. — Что скажут люди, когда увидят нас, вдвоем выходящих из сада в столь поздний час?

На ходу разглаживая платье и поправляя платок, она торопливо направилась к калитке. Бенедикт со злостью ударил кулаком по скамье. Его бесило и неудавшееся свидание, и в первую очередь он сам. Его добрые намерения насчет установления прежних, невинных и добрых, отношений привели лишь к их усложнению.

— Глупец! — пробормотал Бенедикт и, поднявшись, медленно подошел к молчавшему улью. Энергия затаившихся до поры до времени пчел, казалось, проникала в его пальцы и разливалась по телу. Спустя некоторое время юноша незаметно выбрался из сада и отправился в дом, чтобы узнать, кто же посмел нарушить покой замка и удержал их с Джулиттой от опрометчивого шага.


Закрыв за собой садовую калитку, Джулитта сделала несколько глубоких вдохов и быстрым шагом направилась к башне. Ее обуревали противоречивые чувства: неудовлетворенное желание и вина, облегчение и разочарование. Она не сомневалась, что, не появись в замке неожиданный гость, они с Бенедиктом преступили бы запретную и сладкую, как все запретное, черту. Ее голова кружилась, кровь лихорадочно стучала в висках, набухшие груди ныли. Стараясь не обращать внимания на тяжесть в низу живота, Джулитта спешила исполнить долг гостеприимной хозяйки.

Во дворе толпилось множество людей. Какой-то человек, с головы до ног закованный в латы, ловко соскочил с могучего гнедого жеребца. Шкура лошади лоснилась от пота, на шее и крупе виднелись уродливые рубцы. Сердце Джулитты тревожно сжалось в недобром предчувствии. Она еле сдержала испуганный возглас.

— Моджер?! — Ее рука невольно потянулась к губам, еще хранившим вкус поцелуев Бенедикта. — Что ты здесь делаешь?

Передав поводья конюху, Моджер резко повернулся к жене.

— Я хотел бы спросить тебя о том же, — сняв шлем, бросил он. Джулитта заметила темные круги под его глазами и глубокую ссадину на левой скуле.

— Я., я… — растерянно начала она, в глубине души надеясь, что Бенедикт не появится сейчас у калитки сада и не попадется на глаза разъяренному Моджеру. Господи! Она не могла даже представить, что произошло бы, прибудь отряд немного позднее. Густо покраснев, Джулитта отчаянно пыталась найти объяснение, которое удовлетворило бы недоверчивого мужа. — О, все очень просто. Может быть, я объясню тебе все потом, когда ты войдешь в дом, снимешь доспехи и немного отдохнешь?

Моджер настороженно прищурился, но кивнул головой в знак согласия и последовал за женой к башне.

— Ты выглядишь так, словно долгое время находился в пути, — заметила Джулитта, с тревогой прислушиваясь, не скрипнет ли садовая калитка.

— Так оно и есть. — Моджер устало провел рукой по лбу. — Из Руана пришла новость, — весьма печальная новость. Твоему отцу и Бенедикту придется собираться в дорогу.

По спине Джулитты пробежал холодок. Упоминание имени Бенедикта выбило ее из колеи.

— Бенедикт с Жизелью уже приехали, — сказала она, опустив голову и потупив взгляд. — Они вернулись из Руана незадолго до наступления сумерек. Но ни один из них не упоминал о печальном известии.

— Ничего удивительного, ведь они покинули город до приезда герцога Вильгельма.

— С ним что-то стряслось?

Тяжело дыша под тяжестью кольчуги, Моджер неторопливо поднимался по лестнице. Джулитте тоже пришлось замедлить шаг. Остановившись на верхней ступеньке, он схватился за бок и шумно втянул в себя воздух.

— Герцог умирает. Мы подожгли берег Ла-Манша. Жеребец герцога, тот гнедой, которого твой отец подарил ему в прошлом году, наступил на тлеющие огни и поднялся на дыбы. Падая, герцог зацепился ногой за стремя. Жеребец, обезумев от боли, заметался и смертельно ранил хозяина. Во все концы страны уже разосланы гонцы. Все владельцы земель съезжаются в Руан, чтобы услышать посмертную волю герцога.

Опередив Моджера, Джулитта забежала в зал и велела прислуге накрывать на стол. Лениво позевывая, служанки развели в камине огонь. Начавшаяся суета была Джулитте даже на руку: в ней ей было легче скрыть свое беспокойство. Она хлопотала над ужином, то и дело бегая в кухню и обратно.

Тронутый такой заботой, Моджер не сводил с нее глаз. Его сердце наполнилось гордостью: Джулитта вела себя как любящая, заботливая супруга и хорошая хозяйка. Значит, он не ошибался, говоря Рольфу, что ей нужен свой дом и сильная рука мужа. Но даже сейчас маленький червь сомнения нет-нет, да шевелился в его душе: как ни старалась Джулитта угодить ему, что-то все же заставляло ее потуплять взор и избегать его взгляда. Смирение или страх?

— Я объяснил причину своего неожиданного появления у ворот Бриза, — обронил он, пока Джулитта помогала ему освободиться от доспехов. — Теперь очередь за тобой.

Даже при тусклом свете свечей Моджер заметил густой румянец, выступивший на ее нежных молочно-белых щеках. Догадавшись об этом, она быстро схватила его одежду и, отвернувшись, положила ее на сундук.

— Ты сказала, что объяснение очень простое, — невозмутимо продолжал он. — Речь пойдет о Бенедикте де Реми?

Поборов секундную слабость, Джулитта медленно обернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Тебе не в чем меня упрекнуть. Жизель и Бенедикт приехали уже после заката солнца. Днем Арлетт стало плохо в монастыре, и я была вынуждена сопровождать ее сюда. Это чистая правда. Можешь спросить у любого.

Внимательно посмотрев на жену, Моджер сел за стол, на котором уже стояли блюда с хлебом, холодным мясом, сыром и медовыми пряниками. Среди угощений возвышался и кувшин с вином. Поддев кончиком ножа кусок мяса, Моджер жадно взглянул на длинные ноги стоявшей рядом Джулитты и, ощутив приятную тяжесть в паху, положил руку на ее округлое бедро и сжал пальцы.

— Я ненавидел каждую секунду пребывания на герцогской службе, — заявил он. — А по ночам сходил с ума, думая о том, что ты осталась в Фоввиле одна. Ты ведь была одна, верно?

Джулитта перевела взгляд со стола на его руку, сжимавшую ее бедро.

— Да, Моджер, совершенно одна.

Он наполнил вином кубок и сделал несколько глотков.

— Но тебе, наверное, не очень-то нравилось это одиночество? — добавил он, ласково поглаживая ее бедро. Джулитта стала пунцовой от смущения. С улыбкой осушив кубок до дна, Моджер притянул ее к себе. — Покажи, — прохрипел он, — покажи, как ты соскучилась, а я покажу, как соскучился я.

— Прямо здесь? В зале? Но нам может кто-нибудь помешать.

— Ну и пусть. Мы же муж и жена.

— Но…

Лицо Моджера напряглось от желания.

— В отличие от других мужчин, я и пальцем не притрагивался к шлюхам, забавлявшим воинов герцога, — процедил он сквозь зубы. — У меня не было женщины с того дня, когда я покинул Фоввиль. Сейчас мы одни и ты не сможешь отказать мне. Исполни же свой долг.

Дрожащими руками Джулитта расстегнула застежку лифа. Моджер с нетерпением наблюдал за ней. Из глаз его любимой женушки вот-вот могли хлынуть слезы. Неужели она действительно научилась скромности? Или просто не хотела ложиться с ним? Последнее предположение явно не устраивало Моджера, поэтому он предпочел остановиться на первом.

— Давай, дорогая, давай. Представь, что мы дома, в нашей постельке. — Так и не дождавшись, пока она сама расстегнет лиф, Моджер грубо повалил Джулитту на застеленный соломой пол, задрал юбки и оседлал ее. Затем спустил штаны и выпустил на волю свой набухший восставший жезл. Сделав пару пробных движений, он властно, по-хозяйски, вонзился в ее тело, с удивлением осознавая, что она готова его принять. Ощутив влажные и горячие недра супруги, Моджер в блаженстве закрыл глаза. Две недели разлуки тянулись для него как вечность, сейчас же он упивался волнующими ощущениями, позабыв обо всем. Его плоть готова была взорваться, но он, решив продлить наслаждение, сделал еще два рывка и замер, усилием воли удерживая ненасытное тело в повиновении. Лаская груди Джулитты, Моджер сожалел лишь о том, что не дал ей снять платье. Сминая рукой ее набухшие от возбуждения упругие соски, он заметил странную перемену: обычно весьма пассивная в постели, сегодня Джулитта, похоже, разделяла его страсть. Она лежала с закрытыми глазами, часто вздрагивая и издавая тихие стоны. Гладкую кожу между ее бровей пересекла глубокая морщина. Постепенно ее бедра начали подниматься и опускаться, вынуждая Моджера ускорить темп.