Моджер снова вздохнул.

— Ну, хорошо. Только один круг. А потом ты сразу же вернешься к матери. — Джулитта умело подхватила протянутые им поводья. Отец научил ее сидеть в седле еще до того, как она сделала первые в жизни шаги. Когда ей исполнилось два года, Рольф привез для нее из Лондона маленького ирландского пони. В три она уже ловко гарцевала на более крупных лошадях, купленных на севере. По мнению взрослых, маленькая Джулитта еще не доросла до высоких боевых коней, но сама она была уверена в обратном. Кроме того, их с Аполло связывала старая дружба.

Джулитта объехала легкой рысью круг вдоль изгороди и вскоре оказалась в дальнем углу двора, прямо напротив главных ворот. Поворачивая обратно, она краем глаза заметила приближающихся к замку отца, Оберта и Бенедикта. Те были слишком увлечены беседой и не видели ее. От неожиданности Джулитта вскрикнула, и в тот же миг испуганный Аполло заржал и поднялся на дыбы. Маленькая наездница крепко вцепилась в поводья и изо всех сил сжала коленями бока жеребца. Но голые пятки скользнули по лоснящейся конской шкуре, и она с трудом удержалась в седле. Перед ее глазами мелькнули сначала копыта и покачивающаяся земля, затем бледное, перекошенное от ужаса лицо Моджера с открытым в диком крике ртом. В следующее мгновение жеребец вихрем промчался мимо, чудом не сбив юного конюшего с ног.

Теперь все внимание Джулитты было приковано к воротам. На лице отца застыло выражение ярости и недоверия, Бенедикт оцепенел от удивления. Почувствовавшие опасность куры с громким кудахтаньем бросились врассыпную. Какая-то женщина, зажав рот ладонью, с отчаянным стоном навалилась на край колодца. Кто-то пронзительно закричал от страха.

Джулитта почти легла навзничь, пытаясь натянуть поводья и остановить жеребца. Но ее щуплое легкое тельце было подобно перышку, лежащему на спине огромного кита. На пути Аполло возникло препятствие в виде тележки с навозом. Огибая ее, жеребец задел бедром угол сарая и споткнулся. Джулитта вылетела из седла и упала на пыльную землю. Только чудом ей удалось избежать смертоносных копыт скакуна, который, нервно вздрагивая, сделал еще несколько нерешительных шагов и остановился.

Перепуганная до смерти, Джулитта лежала, распластавшись на земле, не в состоянии шевелиться. Падая, она нечаянно прикусила язык, поэтому из уголка рта стекала струйка алой крови. Это и напугало окружающих, уже решивших, что случилось самое худшее. Джулитта увидела склонившееся над ней обеспокоенное лицо Бенедикта. Она слабо улыбнулась и попыталась назвать его по имени, но рот был полон крови и с губ сорвались лишь нечленораздельные звуки. В следующее мгновение лицо Бенедикта скрылось за широкими плечами ее отца.

— Принцесса! — тихо позвал Рольф, затем вполголоса выругался. Его пальцы осторожно пробежали по телу девочки, пытаясь определить, не сломаны ли кости. — Ты можешь сесть?

— Я не знаю, папа. — Джулитта обхватила протянутую ей руку и попыталась подняться. Перед глазами все закачалось и поплыло, но спустя несколько секунд окружающий мир принял, наконец, нормальное положение. Джулитта снова увидела высокие стены конюшни, в нос ударил резкий запах навоза и конской мочи.

— Открой рот.

Джулитта послушно сделала то, о чем ее просили. На лице отца появилось выражение облегчения, быстро сменившееся гневом.

— Тебе повезло, ничего серьезного, — сообщил он. — А теперь скажи, зачем ты забралась на Аполло?

Вместо ответа Джулитта засунула палец в рот и слегка притронулась к распухшему кончику языка. Опустив руку, она с удивлением посмотрела на пятна крови, а потом отыскала в толпе белое как мел лицо Моджера. Только теперь ей стало ясно, какие неприятности ожидали их обоих. Неожиданно за спиной Моджера показалась ее мать в обсыпанном мукой платье: расталкивая людей, она отчаянно протискивалась вперед. Джулитта тут же начала содрогаться в рыданиях, быстро сообразив, что чем сильнее ей удастся разжалобить сердце матери, тем менее суровое наказание выпадет на ее долю.

Эйлит подхватила дочь на руки и прижала ее к груди. Уткнувшись лицом в теплую и мягкую материнскую шею, Джулитта вцепилась в нее как пиявка.

— Неужели ты хоть минуту не можешь проследить за ребенком? — раздраженно бросил Рольф. — Господь Всемогущий! Вчера ты позволила ей одной бродить у рва, сегодня я возвращаюсь и вижу, как она мало того, что чуть не погибает сама, но и едва не гробит дорогостоящего жеребца, приготовленного на продажу. Женщина, у тебя что, нет глаз?

Эйлит усилием воли сдержала клокотавшую в груди ярость.

— Я отправила ее покормить кур. Совсем недавно я выглядывала из кухни и видела ее стоящей на дворе с пустой миской в руках и разговаривающей с Моджером. Я сочла, что она находится в полной безопасности и вернулась на кухню, чтобы проверить тесто. — Эйлит говорила спокойно, но она видела собравшихся вокруг зевак, на глазах у которых Рольф унижал ее. Ей хотелось провалиться сквозь землю.

— Как видишь, она находилась в недостаточной безопасности.

— Просто мое доверие было обмануто.

Услышав последнюю фразу, Рольф вздрогнул, как от пощечины.

Эйлит резко повернулась и с чувством собственного достоинства направилась к кухне. Полуобернувшись, Джулитта одним глазом наблюдала за разгоревшимся по ее вине переполохом.

Толпа быстро рассосалась. Оберт обхватил Бенедикта за плечи и повел его прочь.

Охваченный гневом и отчаянием, Рольф, вполголоса чертыхнувшись, запустил пальцы в волосы и крепко сжал их. Он понимал, что ему следовало сейчас же броситься вслед за Эйлит и попробовать восстановить мир. Однако чувство гордости и негодования удержало его на месте. Кроме того, если бы он пошел сейчас за ней, то новой ссоры было бы не миновать. А замечание об обманутом доверии вконец сбило его с толку, усугубив и без того мучительные угрызения совести. Если Эйлит не могла доверять Джулитте, то как она могла доверять ему после того, что произошло в хижине Инги?

Перед глазами Рольфа снова возникло тело гордой северянки, распростертое на кровати. Покрытое сладострастной испариной, оно извивалось и трепетало от наслаждения. Их близость напоминала ожесточенную битву, в которой каждый звук, каждое движение давались с боем. И ни один из противников не желал проявить жалость или сдаться на милость победителя. При одном воспоминании об Инге Рольф вздрогнул от новой волны желания.

Перед ним, виновато понурив голову, стоял ожидавший наказания Моджер.

— Во всем виноват я, мой господин, — робко произнес он, осмелившись высказаться первым. — Мне следовало хорошенько подумать, прежде чем подпускать ее к Аполло.

— Да, следовало, — сухо отрезал Рольф. Он мог бы с легкостью сорвать злость на обескураженном и поникшем Моджере, но не захотел. Это было бы слишком просто. Слишком. Не добавляя ни слова, Рольф принялся внимательно осматривать жеребца.

— Она… сказала, что вы, не колеблясь, разрешили бы ей сесть на Аполло.

— Верно. Но только в том случае, если бы кто-то из взрослых вел жеребца за поводья. Полагаю, об этом она промолчала.

— Да, мой господин. — Моджер смущенно прокашлялся. — Обещаю, что впредь буду более осмотрительным.

— Нам всем придется быть более осмотрительными, — обронил Рольф и зашагал прочь.


День, начавшийся так неудачно, закончился не лучше. Едва Рольф успел тщательно осмотреть коня и убедиться, что с ним все в порядке, как в замок прибыл королевский посланник, которым оказался не кто иной, как старший сын Вильгельма, Роберт. Его сопровождала большая свита молодых рыцарей и придворных бездельников, горевших желанием воспользоваться прелестями улвертонского гостеприимства. Все они являлись потенциальными клиентами Рольфа и сами осознавали это, а потому не желали упустить возможность хоть как-то поживиться за его счет.

Еще не остывшая после ссоры во дворе, Эйлит сбилась с ног, хлопоча по хозяйству. Кроме того, теперь она ни на шаг не отпускала от себя Джулитту. Рольф старательно избегал общения с ней, лишь изредка вежливо распоряжаясь относительно угощений для гостей. Всякий раз Эйлит раздраженно отвечала ему, что способна сама, без его советов, справиться с кухней. Однако сегодня у нее все валилось из рук, все не получалось: молоко сбежало, пирог и булочки подгорели, а мясо получилось жестким как кожаный ремень. Рольф с каменным лицом наблюдал за служанками, которые под руководством Эйлит накрывали на стол. Положение спасало лишь обилие превосходного меда, свежих фруктов и орехов. Испортить их не смогла бы даже самая ужасная хозяйка.

Роберт Нормандский был красивым молодым человеком, легкомысленным и взбалмошным. Недоразумение с угощениями он воспринял как забавную шутку. Понаслышке знакомый с образцовым порядком, всегда царившим в Бриз-сюр-Рисле, он счел нужным отпустить за столом несколько колкостей о различиях, существующих между родовым замком хозяина и Улвертоном.

— По моему глубокому убеждению, лишь тот, кто испытал ужасы ада, способен по достоинству оценить прелести рая, — усмехнулся Роберт Нормандский, поглядывая то на подгоревший пирог, то на покрасневшую от смущения и растерянности Эйлит. — Однако вы странный человек, если предпочитаете десять месяцев в году в аду, и только два в раю.

— Здесь не всегда такая дурная кухня, — оправдываясь, пробормотал Рольф. Присутствие без умолку болтающего и темпераментно размахивающего руками Роберта сковывало его, и он бросил на Эйлит быстрый уничтожающий взгляд. Нет, его законная жена никогда не допустила бы подобного безобразия. Несмотря ни на какие трудности, Арлетт разбилась бы в лепешку, но приготовила превосходное угощение и старалась бы всячески угодить гостям за столом. Все усилия Фелиции помочь подруге еще больше выставляли Эйлит в самом невыгодном свете. Рольфу казалось, что она выглядела и вела себя так, словно всю жизнь провела в хлеву. Он сгорал от стыда.

К тому времени, когда Роберт Нормандский, поручив заботу об Аполло одному из своих конюхов, отбыл из замка, Эйлит чуть не плакала от обиды и усталости. Рольф еле-еле сдерживался, чтобы не взорваться от накопившегося за день гнева. Сразу после отъезда гостей он, не обменявшись с ней ни словом, вскочил в седло и спешно покинул замок, ища уединения.

— Забудь о сегодняшнем дне, — сочувственно посоветовала Фелиция, протягивая Эйлит чашку с успокаивающим ежевичным настоем. Несмотря на протесты подруги, она отправила Джулитту с Бенедиктом во двор. — Ты, как и любая другая мать, не можешь запереть свое дитя в клетку. А Рольф накричал на тебя утром только потому, что сам очень испугался за дочь. Теперь он осознает собственную неправоту.

Жалобно шмыгнув носом, Эйлит отхлебнула из чашки.

— Тогда почему он не пришел и не поговорил со мной откровенно?

— У него не нашлось времени. Ведь сэр Роберт прибыл в замок сразу же после происшествия. Твое волнение и промахи понятны: ни ты, ни Рольф не ожидали прибытия столь важного гостя, и оба погорячились. Успокойся, все наладится. — Фелиция ласково похлопала Эйлит по плечу. — Неприятности забываются, как короткий летний дождик. Поверь, завтра вы с Рольфом сами посмеетесь над собой.

Помолчав несколько минут, Эйлит подняла на Фелицию наполненные тревогой глаза.

— Иногда мне кажется, что он устал от меня.

— О, нет, Эйлит, ты ошибаешься! Просто у мужчин, как и у женщин, есть свои странности и недостатки. Бог свидетель, временами мы с Обертом готовы убить друг друга.

Эйлит улыбнулась.

— Ты настоящая подруга. Спасибо.

— Не стоит благодарности, ведь я просто сказала правду. А теперь смажь-ка меж грудей тем настоем из розовых лепестков, который я привезла тебе из Лондона, и распусти волосы. А когда Рольф вернется, сама увидишь, устал он от тебя или нет.

— Именно на это у меня и не хватает смелости, — прошептала Эйлит.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Весна 1076 г., Бриз-сюр-Рисл


Моджер полдня просидел за столом с другими мужчинами в зале, где праздновали помолвку Жизели де Бриз и Бенедикта де Реми. По истечении некоторого времени и нескольких полных кубков он наконец-то почувствовал себя полноценным членом «взрослой» компании, таким же суровым и мужественным, как его сотрапезники. Вместо повседневного, чересчур резкого на вкус, красного вина на праздничный стол подали другое, более крепкое, обычно сберегаемое для самых торжественных случаев. Благодаря ему Моджер прямо на глазах у сотрапезников из скромного и вежливого молодого человека чудесным образом превратился в задиристого крикуна. Дважды он чуть не поссорился с отцом, но, к счастью, оба раза раздраженный Танкред сумел достойно выйти из положения.

Жизель сидела рядом с леди Арлетт, похожая на хрупкую гипсовую статуэтку, принесенную из церкви и в качестве украшения водруженную на праздничный стол. Ее роскошные волосы были аккуратно заплетены в тугую косу, перехваченную нарядной лентой. Богато расшитое платье из голубого шелка украшала декоративная тесьма. На тонких запястьях эффектно позвякивали золотые и серебряные браслеты, подаренные невесте женихом ко дню помолвки.