— Но он погиб в честной схватке, — с жаром возразил Рольф. — Не пронзи я его копьем, он бы убил меня. Я только сейчас, сию минуту узнал, что Эйлит была его сестрой! Клянусь!

Увидев презрение в глазах Ульфхильды, он отвернулся и с размаху ударил кулаком по стене. На побелевших суставах выступили капли крови. Так же обливалось кровью и его сердце. С губ Рольфа сорвался дикий, нечеловеческий вопль, похожий на вой раненого зверя.

Перепуганная Арлетт подбежала к нему и клещом вцепилась в его руку. Рольф попытался освободиться от ее цепких пальцев, но не смог. Тогда он еще сильнее сжал кулак, и кровь брызнула на нежно-голубое платье Арлетт. На ее щеках появились красные полосы.

С трудом переведя дыхание, Рольф отвернулся от стены и устало привалился к ней спиной.

Арлетт велела Ульфхильде принести еще вина, затем достала из-за отворота рукава платок и перевязала ему руку.

Кровотечение постепенно остановилось. Долго не зарастают только душевные раны. Иногда они не зарастают вовсе.

Осознав это, Рольф закрыл глаза и сполз по стене на пол.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

— Госпожа Эйлит?!

В дверях скромного дома с низкой соломенной крышей стояла Сигрид. Она прижимала к груди ребенка и удивленно смотрела на бывшую хозяйку.

Уже сгустились сумерки. Моросил мелкий дождь. На лице и волосах Эйлит поблескивали капли воды.

— Мы можем переночевать у тебя? — спросила она. — Лошадям тоже нужны укрытие и отдых. — Она попыталась улыбнуться, но так устала, что не смогла даже шевельнуть губами.

— Конечно, проходите в дом. — Сигрид шагнула в сторону, пропуская Эйлит и Джулитту внутрь. Осторожно опустив младенца в колыбель, она направилась к камину и разожгла огонь под котлом. — Догадываюсь, что вы голодны. К сожалению, хлеб и бульон — это все, что я могу вам предложить.

Доброта Сигрид тронула Эйлит до глубины души. На ее глаза навернулись слезы. Еще в доме Голдвина молодая женщина проявила себя хорошей хозяйкой и в отличие от прочих служанок терпеть не могла сплетен и слухов.

— С хлебом и бульоном мы устроим настоящий пир. Извини за беспокойство.

— Не стоит извиняться, — искренне заверила Сигрид. — Я рада вас видеть.

Дождавшись, пока разгорится огонь, она вышла за дверь, чтобы позаботиться о лошадях. Несмотря на ее уговоры обсохнуть у огня, Эйлит последовала за ней. Джулитте дали чашку молока и поручили присматривать за младенцем.

Женщины завели лошадей за дом и начали снимать с них седла.

— Ты больше не служишь у меня, поэтому позволь мне сделать это самой, — предложила Эйлит.

— Но вы мои гости. И, насколько я понимаю, нуждаетесь в помощи. — Сигрид ловко расседлала гнедую кобылу. — Я сразу поняла, что что-то неладно. Если бы вы решили нанести мне обычный визит, то наверняка пришли бы днем. Да и заночевать предпочли бы в доме де Реми. — Она бросила на Эйлит внимательный взгляд, но предпочла не задавать лишних вопросов.

Эйлит и не нуждалась в них: ей давно не терпелось излить перед кем-нибудь душу.

— Я покинула Рольфа, — выпалила она. — И не хочу, чтобы он нашел меня. Никогда!

— Так я и подумала, когда увидела вас.

— Потому я и не хочу идти к Фелиции де Реми. В первую очередь он бросится именно туда. Мне небезопасно оставаться и в твоем доме. Рольф может догадаться, ведь он знал Голдвина и может выяснить, куда подевалась ты. Или найдет способ разыскать твоего мужа.

— Эдвин уехал на военную службу в Дувр, — успокоила ее Сигрид, — и вернется только через десять дней. Но он умеет держать язык за зубами.

— Даже не знаю, что мне делать, — растерянно проговорила Эйлит… — У меня есть немного серебра, и я продам лошадей, но этого хватит ненадолго.

— Вполне достаточно для того, чтобы продержаться, пока не подвернется подходящая работа, — мудро заметила Сигрид. — Здесь, в Саутуорке, ее найти несложно. Но об этом мы подумаем завтра, а сегодня вам необходимо отдохнуть. Никогда раньше не видела у вас таких темных кругов под глазами. — В ее голосе прозвучала искренняя забота.

Эйлит мрачно разглядывала рубцы на взмокшей от пота спине Эльфы.

— Когда я потеряла братьев, сына и Голдвина, то думала, что моя жизнь закончилась и не может быть горя страшнее смерти. Как я заблуждалась! Страшнее всего — предательство.


Джулитта сидела на полу, зажав между ног деревянную миску. Рядом лежала горка гороховых стручков. Позеленевшим от усердия указательным пальцем она вскрывала стручки и ссыпала горошины в миску. Часть из них собирались сварить на ужин, остальные — засушить на зиму. Ребенок Сигрид тихо посапывал в колыбели. Проникавшие в комнату через открытую дверь солнечные лучи окрашивали опилки на полу в золотистый цвет, а волосы Джулитты в огненно-красный.

Джулитта очень соскучилась по дому. Вчера она спросила у матери, скоро ли они вернутся в Улвертон, но в ответ услышала, что им придется остаться здесь на неопределенное время и даже подыскать себе какое-нибудь жилище. Джулитта недовольно сморщила нос. Нет, нельзя сказать, что ей совсем не нравилось жить в доме у Сигрид. Просто по сравнению с Улвертоном здесь было слишком тесно и неудобно. Кроме того, девочка тосковала по прежней вольной жизни и по отцу. Потом она вдруг вспомнила, что отец больше не любит их с матерью и именно поэтому они здесь оказались, и принялась лущить горох еще энергичнее.

Утром в дом зашла женщина, чтобы забрать белье, которое стирала и гладила для нее Сигрид. Сейчас она разговаривала с Эйлит, и Джулитта слышала большую часть разговора. Впервые она увидела эту женщину два дня назад, когда та принесла грязное белье. Госпожа Агата, так ее звали, была полной, грузной дамой с широким лицом, двойным подбородком и общительным нравом. Она сразу завоевала расположение Джулитты похвалой в адрес ее прекрасных рыжих волос и кусочком миндальной пастилы. Девочка в свою очередь пришла в восторг от многочисленных колец, унизывавших пухлые пальцы госпожи Агаты, и от увесистого золотого креста, висевшего на ее широкой груди.

В первый же день знакомства гостья потрепала Джулитту по подбородку и с улыбкой заявила, что она и ее мама должны перебраться в ее дом и жить с ней. Сначала девочка решила, что женщина пошутила — иногда взрослые странно шутят, когда разговаривают с детьми, обещая им что-либо, — но сегодня она убедилась в том, что госпожа Агата говорила вполне серьезно.

— В настоящее время я занимаюсь таким беспокойным делом, что с трудом нахожу время, чтобы забрать у прачки белье. В данный момент я должна находиться дома, приглядывать за гостями и готовить все к приходу новых. Частенько мои двери закрываются далеко за полночь, а с первыми лучами солнца клиенты уже торчат на пороге, — посетовала она, искоса бросая на Эй-лит оценивающие взгляды.

— А каким делом вы занимаетесь?

— О, я владею баней и сдаю комнаты. Но мое заведение не имеет ничего общего с борделем; мне нечего скрывать, — поспешно заявила госпожа Агата, заметив на лице Эйлит недоверие. — Я — приличная вдова. Именно это и привлекает в мой дом посетителей. — Звонко причмокнув, она скрестила руки под полными грудями, подняв их чуть ли не до подбородка. — Я слышала, что вы ищете работу и что вы, так же как и я, порядочная вдова, которой нужно растить дочь. — Она перевела взгляд на Джулитту, которая быстро опустила глаза и взяла из горки новый стручок. — В нашем квартале люди не привыкли задавать много вопросов. И не привыкли выслушивать ложь.

Под пристальным взглядом госпожи Агаты Эйлит невольно покраснела. Саутуорк располагался на другом берегу Темзы и официально не являлся частью Лондона, хотя до него с легкостью можно было добраться на лодке или через мост. Здесь процветали владельцы бань, в которые очень редкий посетитель заходил с такой невинной целью, как помыться. Клятвенные заверения госпожи Агаты по поводу высокой нравственности, царящей в ее заведении, не успокоили Эйлит. Но с другой стороны, ей казалось, что столь скорое предложение работы и жилья было послано самим Господом.

— Что будет входить в мои обязанности? — спросила она напрямик.

Агата одарила ее ледяной улыбкой.

— Дорогая моя, почему вы так подозрительны? Людям нужно верить.

— Жизнь научила меня другому.

— Но иногда верить просто необходимо, — парировала гостья. — Мне нужна помощница для присмотра за порядком в заведении. Сигрид почти ничего не рассказала мне о вашей прошлой жизни, но с ее слов я уже знаю, что вы работали управляющей сначала в доме состоятельного виноторговца, а потом в замке норманнского лорда и неплохо говорите по-французски.

Эйлит кивнула.

— Верно.

— Вот и замечательно. Большинство моих клиентов — норманны, причем богатые. — Агата постучала себя по зубам массивным золотым кольцом на указательном пальце. — Вы с девочкой получите комнату наверху. Платить я буду в зависимости от доходов. Для начала… скажем, пять шиллингов в неделю. И питание.

Эйлит уже знала, что согласится, но на всякий случай ответила:

— Хорошо, я подумаю.

Маленькие глазки Агаты прищурились, но она одобрительно кивнула головой.

— Я даю вам день на раздумья, но не больше. У меня нет времени ждать. Полагаю, что и у вас тоже.


Измученный и промокший до нитки Рольф ввалился в двери нового дома де Реми, возвышающегося над Темзой. Устало опустившись на стул, он уронил голову на руки.

— Нет, мне никогда не найти ее, — в отчаянии проронил он. — Три месяца тщетных поисков. Три месяца…

Оберт протянул ему кружку.

— Выпей. И сними накидку.

Смесь эля с вином обожгла Рольфу горло. Мысли об Эйлит навязчивой идеей преследовали его и днем и ночью. Он потерял покой и сон: стоило забыться, и она приходила к нему во сне, стоило проснуться — возвращались мысли.

— Может быть, тебе пора успокоиться? — осторожно спросил Оберт. — Если бы Эйлит хотела вернуться, то уже вернулась бы: или в Улвертон, или к нам с Фелицией.

— Я поставил бы все на свои места. Ей не стоило уходить. — Рольф прислушался к шуму дождя: тяжелые капли гулко барабанили по ставням. Осень стояла на пороге. А Эйлит ушла еще весной…

— Кто знает, — сказал Оберт, усаживаясь напротив. — Но она сама сделала выбор. Честно говоря, я сомневаюсь, что ты бы смог все изменить, даже если бы она осталась. Так сказала Фелиция, и я склонен согласиться с ней.

— Но она увела нашу дочь, не имея на это никакого права. — Рольф зло ударил кулаком по столу. — Бог знает, что может случиться с Джулиттой.

Оберт печально посмотрел на него.

— Я знаю, что ты страдаешь. Научись жить с болью. Ты прав, что скорбишь, но нельзя, предаваясь скорби, забывать обо всем остальном. У тебя есть жена и дочь. Надо отдать Арлетт должное: она никогда не покинет тебя ни в горе, ни в радости. Даже если ты станешь отвергать ее. Пришло время вернуть долги.

— Ты рассуждаешь, как священник, — огрызнулся Рольф.

— Просто я твой друг и хочу помочь тебе.

— О, Господи! Прости мне мои прегрешения, — воскликнул Рольф и, потянувшись через стол, схватил Оберта за руку. — Ты ставишь меня лицом перед фактами, с которыми я не могу смириться.

Оберт мягко улыбнулся.

— Я тоже скучаю по ней.

Рольф закрыл глаза в наивной надежде забыться. Но слова Оберта звенели в ушах, убивая последнюю надежду, оставляя в душе лишь боль и горечь. Рольф отвернулся, по его щекам заструились слезы. Он плакал долго и мучительно, пока не потерял способность что-либо чувствовать. Все кругом словно умерло и, умерев, вобрало ею в себя.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.