— Лесь… Давай хоть последнюю ночь… Вдвоем…

— Нет. Не будет никакой последней ночи. Иди, неси чемоданы. Мне собираться надо.

Игорь повиновался молча, от двери обернулся, произнес тихо:

— Прости… Не уберег я тебя.

Ранним утром Леся вместе с Илькой спустились вниз — гладко причесанная, бледная до синевы, наглухо застегнутая на все пуговицы длинного черного плаща. Игорь нес чемоданы, осторожно спускался за ней по ступенькам, весь будто сосредоточившись на этом занятии. Илька ничего не мог понять спросонья, жался к Лесиному боку испуганно. Вышла из кухни Татьяна Сергеевна — с черными полукружьями под глазами, следами горькой ночной бессонницы.

— Лесь… Давай я его хоть завтраком накормлю…

— Нет. Не надо. Спасибо.

Вслед за женой выглянул из кухни мрачный Алексей Иванович, глянул виновато и тут же отвел глаза. Пробурчал сердито:

— Тебе есть куда идти, Леся?

— Нет. Некуда.

— Тогда вот…

Он протянул ей какую-то бумажку, и Леся взяла ее автоматически, сунула в карман плаща.

— Там адрес… Я договорился, это съемная квартира, тебя там ждут. Я за месяц вперед заплачу, живи, пока не устроишься. А Ильку оставь. Он нам не мешает.

— Нет. Он поедет со мной.

— Ну что ж… Тогда с богом. Тебя отвезут. Не держи на нас зла, Леся. Никто не виноват, это жизнь такая. Надо ж ее как-то жить, мать твою…

Махнув рукой, он вздохнул тяжко, сильно провел рукой по плешивому затылку. Леся молчала, смотрела куда-то поверх его головы. Надо было сказать что-то, попрощаться по-человечески, но она не могла. Испугалась, что после первого же слова заплачет, потеряет последние силы, упадет на колени, будет ползать перед этими людьми, просить прощения. Нет, лучше уж так — повернуться молча и уйти. Действительно, не в прощении тут дело. Они бы простили. Они и без прощения все поняли. Только кто она им? Никто. Не перетянет она чашу весов. Куда ей с Командором тягаться?

В той съемной квартире они с Илькой прожили оплаченный Алексеем Ивановичем месяц. Развели их с Игорем в районном загсе быстро, за один день. Все по-деловому прошло, без слез. Тем более Игорь сильно торопился куда-то, все на часы поглядывал. Татьяна Сергеевна приходила потом, поддерживала ее, как могла. Только поддержка ее на Лесю никак не действовала. После ухода Татьяны Сергеевны она начинала тихо плакать. Хотелось, конечно, по-настоящему пореветь, навзрыд, но Ильку было жалко. Мальчишка все чувствовал, глядел на нее прозрачными понимающими глазами, ничего не просил, жался к плечу белобрысой головой.

Через месяц хозяйка квартирная позвонила, потребовала решительно — или съезжайте, или дальше платите. А куда им было съезжать? Пришлось тете Маше Яшиной звонить, многодетной маминой подруге, просить совета, как дальше жить. Тетя Маша заохала, запричитала в трубку поначалу, а потом собралась с мыслями, велела к ней приезжать. В двухкомнатную квартирку, где и без Леси с Илькой проживало восемь человек — тетя Маша с мужем, старенькая бабушка и пятеро детей от мала до велика. Старшему было двадцать, как Лесе, а младшему всего шесть, как Ильке. Даже спать на ночь на полу устроиться — и то проблема.

Но ничего, устраивались. Тетя Маша здорово ей тогда помогла, надоумила на курсы компьютерные пойти, где программам всяким операторским учили, и денег дала. Хорошие были курсы. Даже бумажку Лесе там выдали, удостоверяющую, что она теперь, Леся Хрусталева, не абы как попусту небо коптит, а является квалифицированным оператором персонального компьютера, всякие-разные учетные программы знает. Потом она на первую работу устроилась. И сразу от тети Маши ушла, поблагодарив ее сердечно за помощь. Квартиру однокомнатную сняла. Правда, позже с той съемной квартиры съехать пришлось — заработанных денег хватило впритык на ее оплату. Леся подешевле жилье нашла, на окраине города. Потом их много еще было, квартир этих. И все равно денег на то, чтобы за них платить, не хватало. Надо было комнату искать. Съемный угол. Так ее судьба в Риткину квартиру и привела.


— …Ну что, все еще дуешься? — прозвучал у нее за спиной Риткин голос.

Леся вздрогнула, улыбнулась: помяни Ритку в мыслях, она уж и тут как тут.

— Да делать мне больше нечего, — равнодушно отмахнулась она. — Сейчас все брошу и дуться на тебя начну.

— Ну вот и молодец. А с деньгами — это я так, погорячилась немного. На, возьми свои сто долларов. Нет, сама прикинь, да? Где в жизни справедливость? Я ее в гости пригласила, стол накрыла, а она мне — пустые хлопоты. А тебе — кучу мужиков.

— Да какую кучу, Ритка? Ерунда все это! Не верь.

— Да я и не верю. Откуда у тебя мужики возьмутся? Ты на себя в зеркало давно смотрела? Ходишь — лахудра лахудрой, не одета, не обута… Твоя подруженция могла бы и приодеть тебя с барского плеча! А то ходит тут, на нервы действует!

В прихожей на полуноте тренькнул дверной звонок, и Леся вздохнула облегченно: наконец-то! Явился племянничек. Только он так в дверь звонил — будто извинялся.

— Иди, открывай… Твой пришел. Мужик обещанный.

Ритка хохотнула коротко, уступая ей дорогу, потом вздохнула вслед — ишь, как помчалась… Потом постояла еще в коридоре, чутко прислушиваясь к диалогу в прихожей:

— Ты почему так долго, Илюш? Знаешь же, что я волнуюсь!

— Да к нам в школу тетки приходили из какого-то фонда! Пять моих рисунков с собой забрали, будто бы на выставку в Москву повезут.

— Ух ты! Здорово! А почему ты мне не позвонил? Я бы не дергалась.

— Да я, Лесь, телефон потерял.

— Как?! Где?

— Я и сам не знаю… Сунулся, а его в портфеле нет…

— Ох, горе ты мое рассеянное! Это же подарок был, дурья твоя башка! Татьяна Сергеевна старалась, покупала, а ты…

— Да я понимаю все. Но что теперь сделаешь?

— Ладно. Действительно, ничего не сделаешь. Да ладно, не расстраивайся! Жили без телефона, и еще проживем. Раздевайся, иди, мой руки. Сейчас ужинать будем.

Вздохнув, Ритка махнула рукой, на цыпочках пошла к себе в комнату. Ничего с этой жиличкой не сделаешь — глупая баба, она и есть глупая баба. Вместо того чтоб шею парню намылить, она его утешать взялась. Да если б ее сын вот так заявил, что телефон потерял! Да она бы… Одна только незадача — нету у нее сына. И даже племянника самого завалящего у нее тоже нет. Никто не подкинул…

* * *

И вовсе он не терял его, этот телефон. Старшеклассники отобрали. Рыжий Селиванов из 10 «Б» самолично сумку перетряхивал, а другие смотрели, улыбались довольно. Еще и подзатыльник потом дали. За что подзатыльник-то? Мало им, что ли, телефона? Стояли, смотрели, как Илья свое барахлишко обратно в сумку складывает, втянув голову в плечи. Не драться же с ними, в самом деле. Он один, а их много. Потом, правда, пацаны из класса подошли, сочувствие проявили. Только что толку от их сочувствия, если каждый сам за себя? Вон, у Кольки отец в прокуратуре работает — его не трогают. А у Артема старший брат есть. Сначала они к Артему привязывались, а потом брат пришел, поговорил с ними, и отстали. А у него ни отца, ни брата — одна только тетка. А ей самой защита требуется. Нельзя, чтоб она узнала про Селиванова и его компанию. Расстроится, плакать будет. Уткнется ночью в подушку и будет сопеть. А когда она плакать начинает, Илье совсем невмоготу становится. Насобачилась уже по ночам плакать, думает, он не слышит! Глупая. Того не понимает, что он давно уже ее сопение сердцем во сне чует и просыпается сразу, только виду не подает. Потому что нельзя. Потому что нет у него права ее жалеть. Вот станет взрослым мужиком, тогда уж… Тогда уж никто их с теткой не обидит! А кто обидит, и трех дней не проживет…

Илья вздохнул тяжко, поежился на декабрьском ветру. И сам усмехнулся своим мыслям: надо же, какая ерунда в голову пришла! Трех дней не проживет, главное… Это оттого, наверное, что он на старшеклассников озлобился. Да разве можно на них по большому счету обиду держать? Они ж по ошибке думают, что если раньше родились и выше его ростом вымахали, то, значит, и сильнее. Глупости все это. Сила вовсе не в силе, сила в другом. Она внутри человека живет, а не снаружи. А эти… Они ж не понимают. Чего с них возьмешь? Пусть считают себя крутыми и сильными. Вон, стоят у школьного крыльца, гогочут, рыжие патлы Селиванова издалека огнем так и горят. Надо переждать здесь, за углом, потоптаться в снегу. Звонок прозвенит, они на первый урок уйдут. А денег, которые они вчера затребовали, у него все равно нет. Хоть они и ждут. Знают же, сволочи, что химичка Светлана Петровна собирает на ремонт своего кабинета, и ждут.

— Эй, парень, где тут ближайшая аптека? Не знаешь? — вывел его из задумчивости хрипловатый мужской голос.

Илья вздрогнул, завертел удивленно головой, пытаясь обнаружить, откуда идет голос, поскольку рядом ни одной живой души не было. Потом понял — спрашивали из приоткрытого окошка машины, остановившейся на выезде меж двумя домами-высотками.

И правда, где ж тут аптека? Нахмурив лоб, Илья завертел старательно головой, словно помогая себе вспомнить местонахождение ближайшей аптеки, но ничего путного память не выдавала, и он виновато пожал плечами. Тем временем дверь машины открылась, и высокий молодой мужик в длинном черном пальто выскочил на утоптанную дорогу, улыбнулся ему белозубо и весело.

— Хотел чего-нибудь от похмелья купить, и аптеки не вижу, блин… — зачем-то пояснил ему мужик, потерев лоб ладонью. — Что у вас за район такой, что аптек нигде нет?

— Я не знаю… — виновато откликнулся Илья. — А вы жвачку попробуйте. Хотите? У меня есть. Мятная.

— Давай, — шагнул к нему мужик. — А то от меня несет, как от пивной бочки. Только до первого гаишника доехать.

Илья торопливо порылся в кармане куртки, с готовностью протянул незнакомцу початый пакетик с белыми подушечками мятной жвачки. Мужик протянул руку, ковырнул сразу две подушечки, небрежно кинул в рот.

— А ты чего здесь мерзнешь? Ждешь, что ль, кого?

— Не-а. Я не мерзну. Я в школу иду. Жду, когда звонок дадут.

— Не понял?.. А зачем его ждать-то? Опоздаешь же!

— Так я и хочу опоздать… Там пацаны из 10 «Б» меня у крыльца поджидают…

— Наезжают, что ли?

— Ага. Наезжают. Думают, у меня деньги есть.

— А они у тебя есть?

— Не-а…

— Что ж, понятные дела… Много их, пацанов-то?

— Много. Пятеро.

— Ни фига себе! Так ты бы отцу пожаловался. Или западло считаешь?

— Конечно, западло! Да и нет у меня отца… У меня тетка только.

— Ни фига себе! Ну, что с тобой делать… Пошли, что ли?

— Куда?

— На разборки, куда! Пошли, пока звонок не дали! Ну? Чего стоишь? Перетрухал совсем? Не боись, сейчас разберемся с твоими пацанами… Вон там, что ли, твоя школа?

Слегка подтолкнув Илью за плечо, мужик решительно направился к школьному крыльцу. Илья потрусил за ним, так и не осознав перемены в своей судьбе. Если б он знал тогда, какая это будет перемена…

А на разборки они таки опоздали. Пока шли к школе, звонок вдарил свою бодрую музыку по полной программе, и рыжая голова Селиванова мелькнула огнем уже в дверях.

— Блин, не успели… — разочарованно протянул мужик.

— Да ладно! Ничего. Я сам разберусь как-нибудь, — попытался успокоить его Илья, пятясь к школьным дверям. — Вы идите! Спасибо вам!

Развернувшись, Илья с ходу ткнулся в химичку, чуть не сшибив ее с ног. Она отступила, потом возопила возмущенно:

— Быстров! Это что такое?

— Ой, простите… Простите, Светлана Петровна! Я нечаянно…

— А кто это с тобой, Быстров? — заинтересованно уставилась химичка на мужика, сердито-кокетливо приподняв свою строгую учительскую бровь.

— Да нет… Это никто… Это не со мной…

— Ну как же — не с тобой? Я же видела, что вы вместе шли. Вы кем ему приходитесь, мужчина? Вы родственник?

— Я… Да, я родственник! А что такое? — весело отозвался мужик.

— Ну, наконец-то! Хоть один родственник у Быстрова объявился! А то как родительское собрание, так никто не приходит… Прямо беспризорный ребенок какой-то.

— Я не беспризорный. У меня тетка есть. Только она на собрания ходить не может, у нее график неудобный.

— Иди в класс, Быстров… Мы тут без тебя разберемся, — сухо повернулась к нему Светлана Петровна.

— Так я…

— Иди, иди, — весело поддержал его незнакомец, махнув рукой. — Ничего, мы и впрямь без тебя разберемся.

Уже от дверей школы Илья обернулся, сделал ему умоляющее лицо, а незнакомец кивнул едва заметно — не беспокойся, мол, все путем. И тут же выставил перед лицом руку лопатой, что означало — не выдам, не беспокойся. Понимающий оказался мужик. Не хлипкий какой жалобщик. Такой точно полученную информацию про «наезд» химичке не выдаст.