Медленными осторожными шагами Надежда пересекла газон, встала на узенький бордюрчик, отделяющий проезжую часть от пешеходной зоны, и даже проголосовать не успела – тут же нарисовалась перед ней, будто из-под земли выросла, голубенькая «Ауди». И очень даже удачно нарисовалась – дверь прямо перед ней распахнулась гостеприимно. Осталось только развернуться и упасть на переднее сиденье, что Надежда с облегчением и сделала. Бывают в жизни ситуации, когда не приходится рассуждать, кто именно поспешил к тебе на помощь – пусть это будет хоть пришелец, хоть бедоносец, пусть хоть черт рогатый…

– Что, опять за мной следили, да? – насмешливо повернула она к «пришельцу» голову. – Ждали, когда у меня каблук сломается?

В голосе ее не было уже прежней сердитости. Наоборот, промелькнула даже нотка некоторой кокетливой благодарности: надо же, не уехал…

– Нет. Я не следил. Говорю же – мать у меня здесь недалеко работает. Я к ней заскочил на минутку, потом смотрю: вы к дороге хромаете… Вас куда везти, Надежда?

– Домой, куда… Адрес помните, я надеюсь?

– А что у вас случилось? Каблук оторвался, да? Так давайте это дело поправим быстренько.

– Как? Вы что, мастер по ремонту женской обуви? Как вы его, это дело, поправлять собрались? Да еще и быстренько? Тут и хорошему специалисту работы невпроворот…

– Нет, сам я, конечно, не умею этого делать. А вот мой приятель…

– А что ваш приятель? Он сапожник, что ли?

– Нет. Просто у него своя обувная мастерская. По-моему, элитная даже какая-то. И мастера там хорошие. Это недалеко, через три квартала всего.

– Хм… Элитная мастерская по ремонту обуви… Звучит-то даже абсурдно! Зачем это, скажите на милость, элите обувь свою ремонтировать? Она и новую купит, а старую выбросит.

– Ну, не в этом смысле, что элитная для элиты, а в смысле качества. Для среднего класса, наверное. Мой приятель считает, что если человек очень потратился на дорогие ботинки, то обязательно придет их подремонтировать через какое-то время, чтобы выносить на всю сумму потраченного. Чтоб дешевые не покупать, а через сезон снова купить дорогие. По-моему, он и впрямь насчет заказов не бедствует.

– Ну да. Наверное, – задумчиво протянула Надежда. – Мне вот эти туфли, например, тоже до смерти жалко выбрасывать. Когда еще такие купить удастся…

– Так что, едем?

– Ладно, поехали. С паршивой овцы, как говорится, хоть шерсти клок.

– Это я паршивая овца, да? – то ли виновато, то ли насмешливо переспросил Александр, улыбнувшись.

– Нет, это пословица такая. Должна ж мне от вас и польза какая-то быть, не все одни убытки. А что, ваш приятель прямо при мне мои туфли сделает?

– Ну, не сам, конечно. Но команду на срочность даст, я полагаю. Мы его об этом очень попросим. И вообще… Я все-таки очень виноватым себя чувствую перед вами, Надежда. И шерсти клок мое чувство вины утолить никак не сможет. Может, позволите все-таки с работой вам помочь? Вы у нас кто по специальности?

– Да ладно, – махнула рукой Надежда, – вы и не виноваты ни в чем, просто так уж получилось, что под руку вовремя подвернулись, последним толчком стали. А неприятности мои и без вашего участия давно сами по себе зрели. Так что пусть ваше чувство вины на этом успокоится. Обойдемся маленьким клоком шерсти в виде хорошо приделанного на место каблука…

Он взглянул на нее очень внимательно и ничего не ответил. Отвернулся, замолчал и сразу будто отодвинулся, отгородился невидимой стенкой. Странный, странный парень – снова подумалось Надежде. Точно не от мира сего. Замолчал так откровенно, будто ее и в машине нет. Будто забыл про нее легко и сразу. А может, это она его так сильно по голове шарахнула, что такие вот провалы сознания появились? Сейчас, чего доброго, повернется к ней и скажет: «Что это вы тут в машине моей делаете, дамочка?» Вдруг подумалось ей некстати, что каких-то три года назад и она была такой же вот – не от мира сего. Так же свободно могла задуматься среди развернутого диалога, так же могла позволить себе не отслеживать нужное выражение лица… Да чего там лица – даже свою склонную к полноте фигуру она не отслеживала, ничуть об этом не беспокоясь. Ну упитанна была, и что? Упитанность эта нисколько не помешала ей тогда проездить все пять институтских лет на велосипеде в смешном тинейджерском прикиде, с повязанной на голове черной с черепом бандане, с рюкзачком за спиной, с пофигическим и радужным настроем ко всему вокруг происходящему… Да если б не надо было проклятое гнездо вить, она бы до сих пор гоняла на велике в свое удовольствие! А так никуда не денешься – под Витю себя пришлось перекраивать. А что делать? Им, приличным мужьям, с которыми приличные женщины семьи строят, велосипедистки с черными банданами на головах вовсе не нужны.

Вскоре припарковались у аккуратного одноэтажного строеньица, больше смахивающего на уютное кафе, чем на обувную мастерскую. И даже название для кафе больше подходящее – «Комфорт». Хотя если иметь в виду комфорт не гастрономический, а обувной, то вполне даже приемлемое. Бывают случаи, когда обувной комфорт оказывается гораздо важнее гастрономического. А что? Когда ноги не в нем, не в этом как раз комфорте, пребывают, то не только желудок, а и весь остальной организм скромно о своих капризах да потребностях помалкивает. Вот ей, например, совершенно точно сейчас ничего уже не хочется…

Надежда по-царски протянула руку в открытую Александром дверь, ступила уверенно на целый каблук и, стараясь не хромать, прошествовала до круглого крылечка заведения. Каблук она держала в руке, словно демонстрируя прохожим причину своей неловкой походки. Александр галантно распахнул перед ней красивую стеклянную дверь, повел под локоток куда-то мимо приемной стойки, в глубь помещения. Надежда даже успела поймать на себе несколько неодобрительных взглядов из небольшой, очень аккуратной очереди, расположившейся у стойки: вроде как все мы тут в одинаковом положении оказались, а девушку вот мимо ведут…

Приятель Александра поднялся им навстречу из-за стола, тоже глянул на Надежду неодобрительно, как и клиенты его заведения, сгрудившиеся в приемном зале. Однако неодобрение его было совсем другого рода, никак не связанное со сломанным каблуком и стремлением его обратно присобачить. Ей показалось даже, что оно прямиком только в ее сторону и направлено было, просто по факту одного уже ее здесь присутствия. Непонятно было только, чего он вдруг на нее так вызверился откровенно, этот приятель обувной-элитный…

– Пит, познакомься, это Надежда! – радостно представил ее Александр. – Чего ты встал, как Колосс Родосский? Подойди, пожми даме ручку. Не бойся, она не кусается. По моим наблюдениям, она другим способом членовредительствует…

Осторожно дотронувшись до шишки на лбу, он повернулся к Надежде и улыбнулся коротко и быстро. Улыбка ему, надо заметить, очень шла – делала лицо еще более привлекательным. Вот Витя никогда так улыбаться не умел. Все у него выходила не улыбка, а ухмылочка какая-то, хилая да кривоватенькая. А этот не улыбается, этот через улыбку будто частичку себя выбрызгивает. Раз – и сверкнуло. Красиво. Надо будет тоже так поучиться потом перед зеркалом.

– Очень приятно. Пит, – горделиво поднял подбородок приятель Александра, однако подходить поближе и пожимать ручку вовсе не торопился.

– Пит – это Петр, надо полагать? – миролюбиво спросила Надежда.

– Ну да. Можно и так. Только я к Питу уже с детства привык. Что у вас там, Надежда? Давайте, я посмотрю. Каблук сломался?

Он как-то разом выдвинулся из-за стола, покатился к ней на маленьких кривых и толстых ножках. «И в самом деле, Пит…» – удивленно подумалось Надежде. Короткое это смешное имя подходило ему до чрезвычайности, вмещало в себя и маленький рост, и женскую округлость тела, и толстые розовые щечки, и даже крайнее недовольство ее здесь внезапным появлением оно в себя каким-то образом вмещало. «Он, наверное, себя стесняется, потому и сердитый такой, – успела она найти подходящее объяснение этой неприязни, пока Пит катился к ней через свой кабинет. – Наверное, надо поддержать его как-то, чтоб не очень стеснялся…» Сбросив с ноги вторую туфлю и даже слегка втянув голову в плечи, она уменьшила по возможности себя в росте, но все равно взгляд на подошедшего вплотную к ней Пита упал сверху вниз – ну не на коленки же ей было перед ним становиться, ей-богу! Пит выхватил из ее руки туфлю со сломанным каблуком, рассмотрел внимательно. Потом наклонился, поднял с пола и вторую, целую туфлю, махнул ею неопределенно в сторону обтянутого коричневой кожей дивана – располагайтесь, мол, – и выкатился из кабинета.

– Однако не очень любезный у вас приятель, Александр, – садясь в уголок дивана, проворчала Надежда. – Так смотрит, будто я у него сто долларов давно заняла и никак не отдаю.

– Не обращайте внимания. Вообще-то, он добрый. Просто ситуацию неправильно понял.

– Какую ситуацию?

– По-моему, он принял вас за мою… как бы это сказать…

– Любовницу-подругу, что ли?

– Ну вроде того.

– А ему какое дело? Если б даже и впрямь я вашей любовницей вдруг оказалась? Он что, ваша ходячая мужская совесть по совместительству?

– Нет, он не совесть. Он друг семьи. Вернее, был им месяц назад.

– А потом что – перестал?

– Ну да. Автоматически. Семьи не состоялось, и дружба его, стало быть, в воздухе повисла. Не знает теперь, бедная, куда ей и пристроиться. Плохо это, когда дружба твоя никому не нужна…

– И вам не нужна, что ли?

– Да мне-то как раз нужна! Только он привык, знаете ли, к роли друга-оберега семейного, влез в нее по уши, даже что-то вроде ответственности за все это хозяйство в себе вырастил-прочувствовал. Вот и сердится теперь на нас с Алисой, что мы очаг порушили, у которого он тоже грелся. В самую душу, говорит, плюнули…

– Алиса – это ваша жена?

– Ну да.

– Бывшая?

– Выходит, что бывшая…

– А вот перипетии своей семейной жизни я бы на твоем месте ни с кем обсуждать не стал! Тем более с другой женщиной! – прозвучал от двери резкий высокий голос Пита.

Они и не заметили, как он тихо прокрался в свой кабинет. Замолчали пристыженно, будто и впрямь уличенные в стремительно произошедшем только что прелюбодеянии. Пит плюхнулся сердито в кресло напротив дивана. И не плюхнулся даже, а слегка в него запрыгнул, смешно приподняв толстый бабий зад.

– Пит, это не другая женщина. Ты не понял просто. Это Надежда. Та самая Надежда, моя спасительница.

– Да-а-а-а? – заинтересованно повернулся к Наде Пит. – Так это вы его, значит, скалкой?..

– Да, это была я! – сердито подтвердила Надежда. – Именно я огрела вашего дорогого приятеля скалкой в тот злополучный вечер. А еще именно ко мне ваш приятель приперся на следующий же день и заявил прямо при муже, что он у меня в квартире всю ночь провел. И семья моя тоже после этого напрочь распалась. Еще вопросы есть?

– Нет, вопросов больше нет, – улыбнулся ей сочувственно Пит. – Значит, наш Сашка и в вашей жизни успел потоптаться порядочно. Такой вот он у нас – топтун по чужим жизням.

«…Бедоносец», – хотела вставить Надежда, да передумала почему-то. Будто кто за язык поймал – погоди ярлыки клеить. Тут, похоже, и без тебя этих наклейщиков хватает.

– Мне вот интересно, Сашка, как ты там, в тех дворах, оказался-то? Чего тебя туда понесло? Я же машину поймал, до дому тебя в тот вечер довез, у подъезда специально высадил. И время было не позднее, светло еще было.

– Я не помню, Пит. Ей-богу, не помню. Меня уж и так и этак потом в полиции спрашивали – ну ничего не помню! Очнулся в темноте, лежал между урной и скамейкой какой-то, как бомжик несчастный. А потом встал и пошел. В голове ужасное что-то творилось, и перед глазами все прыгало. Помню, наизнанку еще выворачивало периодически, прошу прощения за подробности. А потом вижу: мой же дом стоит! И двор вроде бы мой, все такое знакомое… Ну я с радости и поднялся на третий этаж и ключи достал…

– …и получил вдобавок скалкой по голове! – закончила его рассказ Надежда. – Только я не поняла: вы в тот вечер вместе были, что ли?

– Да вместе, вместе, – с досадой отмахнулся Пит. – Подумаешь, посидели слегка по-мужски. Мы и выпили-то вроде умеренно. Только я в тот вечер спокойно домой приехал и ночевал в своей постели, а вот Сашку почему-то к вам принесло… Вы, Надежда, абсолютно уверены, что не были знакомы с ним раньше? Может, он бывал у вас все-таки?

– Прекрати, Пит! – сердито поднял на него глаза Саша. – И ты туда же! Еще скажи, что Надежда моя тайная подруга и просто устроила мне это алиби.

– Да ничего такого я вовсе сказать не хотел! – так же сердито ответил ему Пит, поелозив по креслу толстым задом. – Просто все странно как-то получается. Вот скажи, откуда рядом с дедом твоя куртка взялась? Ты можешь это объяснить? А бутылка разбитая с отпечатками твоих пальцев?

– Подбросил кто-то… – тихо подсказала из своего угла Надежда. – Кто-то очень хотел, чтобы у Саши были большие неприятности и чтобы растянулись они минимум лет на восемь-десять… А кто-нибудь видел еще в тот вечер, что вы «слегка пьянствовали»?