— Джорджия давно уже не девчонка. Она взрослая женщина.

Старик пристально смотрел на Джека, но тот не мог прочесть его мысли. Наконец Грегори патетически произнес:

— А теперь ты ничего не понимаешь. Я ее отец. Отец.

— Вы правы. Я ничего не понимаю. То обстоятельство, что вы являетесь ее отцом, означает, что вы должны желать ей только добра.

— Конечно, я и желаю.

Джек решил, что дальнейшие споры бесполезны. Поведение старика для него так же непостижимо, как и реакция Джорджии. Что там на уме у Грегори Лавендера, ему совершенно все равно. Но Джорджию просто необходимо убедить. Встретиться с ней, поговорить — это главное. Как только до нее дойдет…

— Мы с вами еще не закончили, — предупредил он ее отца.

— О, разумеется, — весело ответил Грегори Лавендер.

Впервые в жизни не оставив за собой последнее слово, Джек повернулся и ушел — в точности так же, как за несколько минут до этого ушла Джорджия. Когда она осознает причины его поступков, ей станет ясно: он действует для ее же блага, ведь он так сильно ее любит. И все наладится, иначе и быть не может, все наладится.


— Почему это ты так жутко выглядишь? Джорджия сидела на диване, тупо уставившись на огонь. Услышав слова приемного сына, она как будто очнулась и повернулась к нему.

— Спасибо, Ивен. Очень признательна, что обратил внимание. Теперь мне гораздо лучше.

Из дома отца она приехала прямо к себе, всю дорогу стараясь думать только об управлении машиной и о слабом, кружащемся в воздухе снежке. Но теперь, в спокойствии и уюте своего дома, Джорджия размышляла обо всем случившемся, вспоминала все детали; пыталась анализировать.

Итак, отец призвал ее к себе лишь потому, что Джек пытается отобрать у него «Лавендер индастриз». Какое торжествующее у него стало выражение лица, когда Джеку пришлось сознаться! А Джек… Джек, оказывается, обижен, что для нее он всегда стоял на втором месте, после отца. Джек, Джек, Джек… Все ее мысли — о нем, только о нем… Перед глазами стоит его лицо, каким оно было, когда он говорил, что мстит ее отцу за нее, а вовсе не утоляет собственную жажду мести. Он лгал ей, как лгал и о многом с тех пор, как вернулся в Карлайл. Она ошиблась в нем, ошиблась, одно это сознание поглощало все другие чувства и помыслы.

— Это из-за кого — из-за отца или из-за него? — донесся из кухни голос Ивена — он там устроился за кухонным столом с учебниками истории и картами.

Джорджия сочла нужным, стараясь не выдать себя голосом, уточнить:

— Из-за кого это «из-за него»? О ком это ты?

— Да ведь ты, с тех пор как домой вернулась, и слова не сказала. А к отцу ездила, я знаю. Ну я и решил, что он, скорее всего, тоже тут как-то… участвует. — Ивен покатал по столу карандаш, помолчал. — Понимаешь, Джорджия, я просто хочу убедиться, что у тебя все в порядке.

Наступил один из тех моментов, когда она жалела, что вообще встретила Ивена на своем жизненном пути, — он так напоминает ей Джека, когда тот был подростком. Заботливым, добрым, способным видеть сквозь глухую стену, которую она в минуты душевного смятения возводила между собой и окружающим миром. Во многих отношениях Ивен стал ей тем другом, которого она лишилась в день, когда Джек Маккормик покинул Карлайл… Нет, пока она не готова к разговору с Ивеном о Джеке.

— А я могу тебя убедить — у меня все в порядке, — попыталась солгать она.

— Что случилось?

— Ивен, мне не хочется говорить об этом. Все слишком запутано.

Ивен снова погрузился в свои книги, но ненадолго.

— Я только хочу знать… это твой отец или он?

Вот упрямый парень — Джорджия зажмурилась.

— Я же тебе сказала: не будем об этом.

— Слушай, если твой предок такой же, как и мой… — не унимался Ивен.

Вздохнув, она уступила: маленький инквизитор, придется с ним потолковать — подростков такого возраста не остановишь, пока не дашь им желаемого.

— Да, знаешь, во многом мой отец похож на твоего. — Она повернулась лицом к Ивену. — Бить он меня не бил, но и не любил никогда.

Наконец она высказала это вслух то, что всегда знала, но в чем боялась себе признаться. Все время разлуки с отцом она пыталась убедить себя, что отец любит ее — по-своему, но любит — и все его поступки объясняются… ну, он неверно толкует отцовские обязанности. Уму непостижимо, как дошел Грегори Лавендер до своих воззрений по поводу воспитания детей; все, что он вносил в жизнь дочери, — это, по его мнению, для ее блага. Но любить ее он не любил — не мог, не умел этого; никогда не уважал; не пытался увидеть в ней человека. Работая с трудными детьми, Джорджия поняла главное: взрослые обычно пытаются воспитывать своих детей так, как воспитывали их самих. Вероятно, ее отец пошел в своего отца. Но она, несмотря ни на что, всегда искала и находила в своем сердце какое-то место для Грегори Лавендера.

Правда, из этого не следовало, что она должна до конца жизни повиноваться отцу. Столько лет минуло, сегодня они встретились, но он нисколько не изменился, и, судя по всему, это уже так и останется. Но проблемы — дело его совести, не ее. Именно в этом она всегда стремилась убедить детей, с которыми работала: не в их силах разрешить проблемы родителей, пусть занимаются своими собственными, здесь их ждет удача. А если требуется расстаться с людьми, родившими их и вырастившими, — что же делать, так и надо поступать. Все просто и логично. Саму себя ей, однако, никак не удается убедить.

— Тебе бы от него подальше держаться, Джорджия, — пробормотал Ивен. — Яд он для тебя.

Плоды просвещения! Именно эти слова она сказала Ивену несколько лет назад. Отец и правда был для мальчика ядом; не убрали бы его из родительского дома — и вырос бы он таким же, как его отец.

— Ты… делай уроки, Ивен, — только и ответила она.

Он просверлил ее своим острым мальчишеским взглядом и снова углубился в царящий на столе рабочий беспорядок. Но не провел ни одной линии на карте, не перевернул ни единой страницы в книге. Джорджия вздохнула, почесала лежащую рядом Молли за ухом и опять сосредоточилась на пляшущих языках пламени. Такой беспомощности и пустоты она не ощущала никогда в жизни.


В час ночи Джек, все еще в джинсах и черном свитере, как был у Грегори Лавендера, спал тревожным сном и сразу услышал стук в дверь. Никого он не ждет… Посмотрел в глазок — Ивен. Ничуть не удивившись, Джек откинул щеколду, повернул ручку… Не успел открыть, как дверь стремительно распахнулась от удара снаружи и с грохотом ударилась о стену. На Джека, до конца еще не проснувшегося, разом обрушился полновесный, неуемный юношеский гнев…

Ивен с силой толкнул обитателя номера, и Джек отлетел назад, но на ногах удержался. В следующее мгновение левый кулак мальчишки метнулся вперед, и лишь в самый последний миг Джек парировал удар. Противник, моментально перегруппировавшись, нанес удар правой в подбородок. Этот удар захваченному врасплох Джеку отразить не удалось… Он ошалело уставился на нападающего, и тот молниеносно воспользовался его растерянностью — направил следующий удар в солнечное сплетение. Джек согнулся пополам, распрямился, метнулся вперед, схватил мальчишку за шею, развернул, заломил ему руку за спину — все, возможность сопротивляться исключена.

Парень левой рукой попытался освободить шею от захвата, но Джек, более тяжелый, высокий и уже разъяренный, без труда с ним справился. Ивен еще пробовал вырываться, брыкаться, но победа досталась сильнейшему — незваный гость затих или сделал вид, что затих. Джек и не думал этому верить: учащенно дыша, с упавшими на лоб волосами, он не ослаблял захвата.

— Ну, у тебя все? — осведомился он наконец сквозь стиснутые зубы, все еще не осознав, за что и почему набросились на него с такой яростью.

— Там увидим, — буркнул Ивен. — А вы и счастливы?

— Да нет, не особенно. Сегодня вечером — тем более.

— Тогда, может, вы и не такой тупой, каким кажетесь. — Ивен снова попытался освободиться.

Джек лишь крепче стиснул шею вырывающегося мальчишки.

— Черт побери, в чем дело? Что с тобой? Побрыкавшись еще немного, Ивен успокоился так же внезапно, как бросился в бой, и проворчал:

— А ты, черт побери, как думаешь, старик? Господи, он словно видит и слышит себя самого! Стоит закрыть глаза — это он выясняет отношения с отцом Джорджии двадцать с лишком лет назад. И он тоже тогда был так переполнен злобой? Сейчас уже трудно вспомнить. Но в одном-то память не изменяет: какое отвращение ни испытывал он к Грегори Лавендеру, ему, пожалуй, и в голову не приходило поднять на него руку. Во всяком случае, не пытался. А Ивен, похоже, без комплексов: так ослеплен злобой и ненавистью, что о последствиях не помышляет, поступает необдуманно. А от этого жди одних неприятностей, уж ему-то известно. Это сознание и помогло прожить последние двадцать три года. Попробовать вразумить парня?

— Как думаешь, можем мы поговорить как люди? — осторожно начал он.

— Не хочу ни о чем говорить. — Пленник возобновил усилия освободиться. — Хочу только избить тебя до полусмерти за то, что ты сделал с Джорджией.

Джек встряхнул его, и тот снова затих.

— Вот тебе на! А что я сделал с Джорджией?

— Ты сделал ей больно, старик. А я не люблю, когда ей делают больно.


— Это и есть твоя основная жизненная задача? Ты что, ее паладин? Ивен колебался всего миг.

— Паладин — это что?

Джек тоже ответил не сразу, голос его прозвучал спокойно и негромко:

— То, чем в свое время был я. — И отпустил мальчишку, слегка подтолкнув его вперед так, чтобы между ними оказалось какое-то расстояние.

Ивен сделал пару шагов, резко обернулся — кулаки наготове, — но, уразумев, что его готовы встретить, смахнул с лица гриву и опустил руки.

Глаза синие, отметил про себя Джек, волосы черные, дерзок как черт, прямо-таки дышит злобой — о Боже, зеркальное отражение Джека Маккормика в этом же возрасте. Они с Ивеном два сапога пара. Вели кто-нибудь не поможет ему сейчас, он останется таким же — озлобленным, несдержанным, мстительным и злопамятным. Как Грегори Лавендер.

Джек рухнул в кресло — вот кстати подвернулось, все же лучше, чем на пол, — поставил локти на колени, уронил голову на руки. Что произошло? Что он сам натворил?

— Сделай мне одолжение, — попросил он, не поднимая глаз.

После некоторого молчания последовало настороженное:

— Какое… одолжение?

— Подойди к письменному столу, открой верхний правый ящик и принеси то, что там лежит.

Тишина… тяжелые ботинки застучали по полу… скрипнул ящик…

— Да здесь старый бейсбольный мяч!

— Так ты думаешь, — поднял наконец голову Джек и, протянув руку, без слов потребовал подачи.

Ивен, мгновенно узнав знакомый жест, почти непроизвольно бросил ему мяч. Прикосновение потрепанной кожи… ожидаемое, приятное, но обычного душевного спокойствия оно не принесло. Джек снова взглянул на мальчишку.

— Расскажи-ка мне что-нибудь о себе. Молчание он посчитал знаком согласия и задал следующий вопрос:

— Почему тобой занялся опекунский совет? Красноречивое, презрительное пожатие плечами.

— Из дому убегал. В привычку вошло. Джек кивнул понимающе.

— Почему убегал?

На этот раз молчание затянулось. Джек принял это как должное — он и сам долго, очень долго использовал этот излюбленный способ общения.

— Я тоже убегал. Первый раз — в пять лет, — сообщил он. — Отец стал мать поколачивать, а она тогда двойню вынашивала. Смотрел я смотрел — и дал деру, но отец меня нашел. — Джек перевел взгляд на мяч у себя в руке. — Он меня всегда находил. — Вздохнул и бросил мяч И вену.

Тот машинально, без усилий поймал его и в глазах мелькнуло новое: откровенность Джека налагала на него какие-то обязательства.

Джек опустил голову.

— Храни мяч. Он тебе пригодится. Положив мяч на стол, Ивен засунул руки в карманы синих джинсов.

— Мне от вас ничего не нужно.

— Вот и молодец, — похвалил Джек, поднимаясь с кресла. — Если ты мне все сказал, что собирался…

— Ничего я не собирался говорить, старик. А хотел только…

— Тогда — дорога открыта, — подвел черту Джек, указывая на дверь, остававшуюся все это время открытой. — И передай Джорджии, завтра я к ней приду.

Ивен рассмеялся мрачным смехом.

— Не думаю, что она захочет вас видеть.

— Круто. Зато я хочу видеть ее.

— Да ну?

— Ну да.

Мгновение-другое двое мужчин, юный и взрослый, молча смотрели друг на друга. Потом Ивен, оторвавшись от стола, на который опирался, прошел мимо Джека, не оглянувшись.

— Передавать ничего не буду, старик, — предупредил он, выходя за дверь.

Это у него такое извинение за свою выходку, понял Джек, — фактически никакого извинения.

Глава 11

Утром Джек нашел Джорджию на берегу — она гуляла с Молли. Он стучал в дверь дома, никто ему не ответил, и чутье подсказало: она неподалеку. Взобрался по лестнице на плоскую крышу, внимательно оглядел окрестности: вон одинокая точка в полумиле от дома, на берегу океана.