Ярослава А. - Любовь нечаянно нагрянет

И ведь в каждое дело вкладывает душу, отчего втройне приятнее.

Пока мужчины быстро уничтожали тефтельки, Рита закончила, бросила итог своей работы на печать и довольно потянулась в кресле.

— Я все. Спасибо, Станислав Васильевич, что пустили за свое место.

— Не за что, Риточка. Мой компьютер всегда к твоим услугам, — хохотнул Рыжов, чем заслужил от начальства очередной раздраженный взгляд.

Василич, делая вид, что не замечает шефа, продолжил хорохориться:

— И тефтельки у тебя наивкуснейшие. Даже Ленка моя, до диабета, так не готовила.

Девушка засмущалась от похвалы.

— Я в первый раз.

— У тебя талант! Ты, Ритусь, заходи почаще. Вдруг еще чего распечатать надо. Я пирожков жареных сто лет не ел.

— Василич! — не выдержав этих сиропных любезностей, прорычал Громов, — Тебе не пора домой? Там Ленка скоро морги обзванивать начнет.

Улыбка сползла с раскрасневшегося лица СБэшника и он стал шустро собираться.

А Лекс как в воду глядел. Едва Василич собрался переступить порог кабинета, зазвонил его телефон — супруга уже с собаками разыскивает.

— До завтра, Александр Петрович. Я побежал. Ритусь, — взволнованно затараторил мужчина, — У тебя же есть ключ? Закроешь?

С этими словами Рыжов поразительно шустро для мужчины его комплекции подхватил пальто и поспешил на улицу.

— Василич — настоящая находка для шпиона, — невесело заметил Лекс, закрывая опустевший контейнер.

— Почему это? — удивленно посмотрела на него Ритка.

— За жареные пирожки мать родную продаст.

Рыжуля звонко рассмеялась, уставшие глаза на мгновение засветились привычной теплотой, а бледные щечки тронул нежный, едва уловимый румянец.

Какая она в такие моменты красивая…

Громов тряхнул головой, отгоняя наваждение.

— Уже поздно. Ты везде убрала?

Контейнер шустро перекочевал в объемный пакет, и девушка покачала головой.

— Нет. Ваша приемная осталась.

Часы уже показывали половину девятого вечера. На улице снова повалил снег и разыгрался ветер.

— Давай собирайся. Я сейчас свой кабинет закрою и отвезу тебя до дома.

— А как же…

— Завтра вечером доделаешь, — пресек все ее возражения Громов и ворчливо добавил, — Будет она по ночам ходить. Тебе не страшно?

— Я привыкла, — пожала плечами Рита и поспешила убрать ведро в подсобку.

На служебную парковку она шли бок о бок. Лекс быстрым, уверенным шагом, а Ритка вприпрыжку, едва поспевая за своим высоким, длинноногим начальником.

— Александр Петрович, а вы уже свою машину починили? — запыхавшись, спрашивает девушка.

— Ее еще долго делать будут. А что?

— А на чем же вы передвигаетесь?

— Вчера на такси, — подал плечами мужчина, — Сегодня взял служебную Ладу.

— Ладу? — удивилась Ритка.

— Ты думаешь, что мне лучше пересесть на автобус? — с иронией посмотрел на нее Лекс.

Он на ней откровенно подтрунивал, и впервые за последние годы это было именно дружеское поддразнивание, а не привычная циничная насмешка.

Рита лукаво стрельнула главками, но ничего не ответила.

Недорогой отечественный седан одиноко ждал их на стоянке.

Лекс не помнил, когда в последний раз катался на подобном автомобиле и, втиснув свою немалую тушу в салон первым делом уставился на механическую коробку, пытаясь припомнить, как ей пользоваться.

Оказалось, что помнит он только в теории и, когда машина после трех неудачных попыток тронуться, заглохла, Ритка, с преувеличенным испугом глянула на него и выдала:

— Может автобус был не такой уж и плохой идеей?

Ритка

Интересный, все же, человек этот Александр Петрович. С виду такой серьезный, вечно хмурый. Как глянет своим фирменным прищуром — сердце в пятки падает. А внутри доброе сердце.

С чего я так решила?

Можно считать это внутренним чутьем. Я хоть и не обладаю дедовым жизненным опытом, но поступки Шурика говорили сами за себя. Взять хотя его сегодняшнее явление в кабинет Станислава Васильевича.

Не погнал, не наорал, что своими делами на рабочем месте занимаюсь. Домой пораньше отпустил. И в добавок ко всему предложил подвести.

На улице сегодня ветер ледяной и мороз.

Я же не враг себе, чтобы отказываться от таких предложений?

Признаться, денек выдался у меня непростой. Утром отпахала смену у Гарика, решительно отказавшись от дополнительного заказа, а значит от щедрых чаевых. Еле передвигая, дрожащие от усталости ноги приползла домой, там приготовила «магарыч» для Станислава Васильевича, по совету баб Раи, и прихватив рабочие материалы по курсовику, отправилась драить унитазы с полами.

Нагрузка, конечно, адская. Сколько я еще так продержусь не знаю, но есть такое неприятное слово «надо». Деньги на семестр учебы я уже наскребла, но кушать тоже хочется. Поэтому набрала заказов на контрольные и рефераты. Прогульщики после заваленной сессии мои постоянные клиенты.

То ли я правда уже на последнем издыхании, то ли коридоры бизнес-центра на самом деле так бесконечны.

Пока убирала мысли постоянно витали около мужчины, что трудиться за закрытыми дверями своего кабинета. Как всегда, задерживает допоздна и работает до упаду. В этом мы с ним похожи.

А в остальном…

Квартира Громова слов нет, как шикарна. Когда я вчера, трясущимися от волнения руками, отворила входную дверь, то нерешительно застыла на пороге, думая, что попала в какой-то модный сериал — настолько везде было красиво.

Аккуратно стянула свои страшные ботинки и осторожно, на носочках, словно старыми носками могу осквернить бежевый ворс пушистого ковра, прошла внутрь.

Жилище Александра Петровича было просторным и светлым. Я ходила из комнаты в комнату, услаждая свой глаз работой дорогих дизайнеров и ловила себя на мысли, что это жилище ему не подходит.

Да, красиво. Да, дорого. Но…

Нигде нет личных вещей, фотографий, небрежно брошенной одежды.

Все словно сошло с картинки.

Чистота везде почти стерильная.

И зачем, спрашивается, ему домработница?

Набрела на комнату, которая, вероятно, и есть хозяйская спальня.

Идеально разглаженное покрывало, лаконичная мебель и единственный предмет, говоривший о том, что в это доме живет живой человек, а не робот, переброшенное через спинку стула полотенце.

Еще влажное. Пахнет дорогим мужским парфюмом.

Взяла его в руки и какое-то странное чувство прокатилось волной от груди до живота.

Смущение….

Щеки опалил румянец, когда я внезапно подумала, что буквально час назад он ходил по этой комнате голым, собирался на работу.

Впервые за это время подумала о Шурике не как просто о человеке, а как о мужчине и в голову закралась поистине шокирующая девичий ум мысль:

«Мне же ему еще и носки с трусами стирать!»

И вот сейчас сидя я теплом автомобиле рядом с хозяином трусов, которые я буквально вчера запихивала в стиральную машинку, чувствовала, как щеки мои пылают, отнюдь не от чрезмерно работающей печки, а от запаха той самой туалетной воды.

Никогда не думала, что такая чувствительная к деталям.

Шурик мужик здоровый — косая сажень в плечах, а салон Лады очень тесный и, кажется будто он занял собой все пространство. Мне остается только жаться в уголке, вдыхать ставший почему-то очень тягучим воздух и не пытаться анализировать свои ощущения, ибо ни к чему хорошему это не приведет.

Пытаюсь отшучиваться, чтобы скрыть свое смущение.

Он неожиданно смеется, совершенно поражая почти мальчишеской улыбкой.

— Шутница ты Ритка. Сомневаешься во мне?

— Это все чувство самосохранения, Александр Петрович, — улыбаюсь в ответ, — Сдается мне — вы только на полном приводе ездить умеете.

С этими словами демонстративно пристегиваюсь, проверяю прочность крепежа ремня и как послушная девочка складываю руки на коленях, вызывая очередной смешок у начальника.

— Это ты правильно. Прокачу с ветерком, — то ли шутит, то ли пугает он с, наконец-то сдает назад, разворачивается и выезжает с парковки.

На улице погода ухудшилась. Вместе с ветром пришел снегопад, который быстро превратился в самую настоящую метель.

В машине тепло и уютно и постепенно, за простым и дружеским разговором, напряжение начинает отпускать.

Странно увидеть человека с совершенно иной стороны и гадать, что же послужило толчком для такой перемены.

Неужто мои тефтельки?

— Голодный мужик — злой мужик, — любила говорить баб Рая, подсказывая как лучше тесто для пирожков замешивать.

Мастер класс от баб Раи здорово пригодился. Кажется, мужчины одобрили мои старания и страдания деда. Первую не удавшуюся порцию доедал он — выкинуть жалко ему было.

Ехать до моего дома было всего ничего. И пятнадцать минут в пробке из-за снегопада пролетели со скоростью света.

Лада завернула прямо в безлюдный двор (алкаши в такую погоду предпочитают бухать дома) и остановилась прямо у подъезда.

— Ты здесь живешь? — спрашивает он, всматриваясь в боковое стекло, лишенное тонировки.

— Да. Здесь.

Мне снова становится неловко, но потом я беду себя в руки и, вздернув нос продолжаю:

— Не все живут в элитных домах, Александр Петрович.

Мой голос дрожит от звеневшего в нем вызова.

— Я просто спросил, — внимательно смотрит на меня мужчина, — Ты говорила, что с дедушкой живешь?

— Да, — киваю я, — Бабушка умерла.

— А родители?

Сложный вопрос. В том смысле, что мне всегда трудно на него ответить так, чтобы не рассказать лишнего.

— Отца я никогда не видела, а мама…мама уехала…давно…

Громов явно что-то еще хочет спросить, но я подхватываю свой рюкзак и, сбивчиво поблагодарив его, вылетаю на улицу.

Ледяной ветер мгновенно пронизывает до костей, цепляет капюшон куртки и тот слетает с головы, позволяя безжалостно рвать рыжие пряди.

Застучав зубами от холода, закидываю рюкзак на плечо и иду к подъезду.

— Рита! — окликает меня Громов.

Разговаривать с ним больше мне сегодня не хочется, но он буквально подлетает ко мне, хватает за плечо, вынуждая остановиться.

— Ты без шапки. Я забыл тебе отдать. Вот…

В его руках появляется моя любимая шапка с бумбоном и, прежде чем я успеваю хоть что-то сказать, он натягивает мне ее на голову. Теплые ладони скользят по растрепанным волосам, убирая их с лица. Сильные пальцы неожиданно касаются скул, щек, открытого участка шеи.

Этот жест заставляет меня вскинуть голову, посмотреть в темные и очень серьезные глаза мужчины. Замереть перед ним, на миг забыв и про метель, и про холод.

Я почти кожей чувствую его взгляд на своих губах и вместо того, что бы уйти подаюсь этой необъяснимой магии. Она обволакивает меня, наливая тело непривычным для приличной девушки желанием.

Громов наклоняется ниже, чуть приподнимает мой подбородок и…

— Ритка!!! Ритка!!! Чего ты там мнешься? Попу себе отморозишь!

Перепуганным зайцем отпрыгиваю от Громова, пока плохо понимая, что только что могло случиться, но не случилось благодаря дедовой «деликатности» Поднимаю голову, а он открыл форточку и орет на всю округу:

— Рита! Домой иди!

Поворачиваю голову в сторону, застывшего, будто каменное изваяние, Громова и невольно вздрагиваю от тяжести его взгляда. Он секунду смотрит на свои ладони и, словно не зная, куда их теперь деть, сует в карманы пальто.

— Иди, Рита. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — не своим голосом вяло отзываюсь я и спешу в подъезд.

Подальше…

Подальше от этого мужчины и чувств, которые он во мне вызвал.

Почти бегом поднимаюсь по лестнице, забегаю в уже открытую дедом дверь и шумно выдыхаю.

Под настороженным взглядом деда скидываю шапку, куртку, обувь и иду в ванну умыться. Вроде на холоде была, а щеки огнем горят.

— И что это за крендель тебя у подъезда обнимал? — наконец не удерживает в себе, вертящийся на языке вопрос дед.

— Это не крендель, — как можно спокойнее отвечаю, тщательно вытирая руки полотенцем, — Это мой начальник Александр Петрович. И он меня не обнимал, а просто шапку помог одеть.

— Шапку он ей помог одеть…, – бурчит дед, — А у самой руки отсохли?

— Замерзли.

— Ну…ну…

Открыла рот, чтобы произнести целую тираду на защиту своего морального облика перед дедушкой, но он, махнув рукой, пошел смотреть телевизор.

Не поняла?

— Де! — окликнула я, — И тебе совсем не интересно, зачем он меня подвез?