Колин Фолкнер - Любовь незнакомца

— Значит, мне следует сегодня или завтра покинуть дом на Чаринг-Кросс, не дожидаясь возвращения Кинкейда из замка, — горько подытожила она.

Монти придвинулся к Мэг. Он взял ее руку в свои.

— Да, тебе следует немедленно исчезнуть из Лондона. И он неожиданно предложил: — Хочешь, я позабочусь о тебе.

Мэг удивленно подняла голову. Интонация в голосе Монти немного насторожила ее. А впрочем, он — лучший друг Кинкейда и никогда не поведет себя недостойно по отношению к ней.

Монти провел ладонью по ее пышным вьющимся волосам.

— Мэг, я могу сопровождать тебя в американские колонии.

— Ты?

— Да, я уеду с тобой и помогу тебе начать новую жизнь.

— Но… ты же лучший друг Кинкейда, Монти! — Ей было страшно поверить услышанному. — Ты хочешь сказать, что предашь его, вашу многолетнюю дружбу?

Монти тяжело вздохнул.

— Да, я предам своего лучшего друга. Предам ради тебя.

Мэг отдернула руку.

— Что?

— Я люблю тебя, Мэг, — тихо произнес Монти, глядя в пол. — Я всегда любил тебя. — Хочешь, я женюсь на тебе? Если вдруг окажется, что у тебя будет ребенок от Кинкейда, я усыновлю его! Мэг, мы уедем с тобой в американские колонии, вместе начнем новую жизнь, будем любить друг друга, — горячо заговорил он. — Мэг, я скопил достаточную сумму. Наша жизнь будет спокойной и безбедной. Мы купим землю, будем выращивать на ней табак или что-нибудь еще… Я буду любить тебя во много раз сильнее Кинкейда, и ты забудешь его, Мэг, уверяю тебя!

Она только удивленно смотрела на него.

«Как странно. Монти, веселый, добрый Монти, оказывается, любит меня… А я никогда этого не замечала. Я полностью поглощена Кинкейдом и своей любовью к нему».

Неожиданно она почувствовала к Монти жалость.

«А он был бы неплохим мужем, — мелькнула мысль — Деловитым, хозяйственным. Но разве я смогла бы когда-нибудь изведать с ним хотя бы малую толику тех чувств, которые испытываю к Кинкейду? Никогда».

— Мэг, дай мне шанс, — говорил тем временем Монти. — Не отказывай мне, пожалуйста. Да, я не так красив, как Кинкейд, но у меня есть много других достоинств, о которых ты пока не знаешь. Мэг, я люблю тебя, не отказывай мне!

Мэг покачала головой.

— Монти… прости меня, но я не смогу полюбить тебя, — тихо промолвила она. — Ты был и останешься моим лучшим другом, я всегда с теплотой буду вспоминать тебя, но принять твоего предложения я не могу.

Монти втянул голову в плечи.

— Твое решение окончательное?

— Да, но я очень благодарна тебе за все, Монти!

Он тряхнул головой, словно пытался сбросить с себя какое-то наваждение.

— Мэг, — произнес он уже другим тоном, — позволь мне хотя бы позаботиться о твоем отъезде.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу дать тебе денег на дорогу и на первое время, пока ты не обзаведешься там хозяйством.

Мэг покачала головой.

— Спасибо, Монти, но я не могу принять от тебя такую помощь.

— Но почему?

— У меня есть деньги. Не Кинкейда, а свои личные. Последнее время мне везло, и я выигрывала в карты приличные суммы. Еще раз спасибо.

— Но позволь мне хотя бы оплатить билет на корабль!

— Нет, Монти, не надо.

Мэг поднялась из-за стола.

— Уже поздно, нам пора идти, — промолвила она. — Надеюсь, что граф Ратледж не попадется нам по пути.

— Знаешь, о чем я подумал? — вдруг сказал Монти. — Вот ты скептически относишься к моему увлечению астрологией, а ведь звезды действительно благоволят к тебе.

Мэг удивленно взглянула на Монти.

— О чем ты? Он снял с вешался накидку и помог Мэг надеть ее.

— Дважды ты сталкивалась с этим уродом, и оба раза была со мной, а не с Кинкейдом. Граф даже не подозревает, что ты живешь с его племянником; разыскивает тебя по всему Лондону, а ты у него под боком! Разве ты не усматриваешь во всем этом нечто большее, чем простое везение?

Мэг слабо улыбнулась и взяла Монти под руку. Она чувствовала себя такой опустошенной, что у нее не осталось сил спорить или возражать. Она опустила на лицо вуаль, Монти открыл дверь, и они вышли на темную ночную улицу.

Сегодня Мэг снова удалось убежать от графа Ратледжа, и это вселяло в нее некоторую надежду. Очень скоро, может быть, даже завтра она навсегда покинет Англию и никогда больше не увидит его уродливое, зловещее лицо.

Кинкейд вошел в главный холл замка Ратледж и огляделся. Был теплый, солнечный день, но от массивных каменных стен веяло холодом и сыростью.

Замок Ратледж. Дом…

Кинкейд усмехнулся. Дом? Едва ли. Слово «дом» — это Мэг, с ее прелестной улыбкой, искренней заботой о нем, сердечными беседами, пониманием и ночами испепеляющей страстной любви. Теперь «дом» для Кинкейда означал нежный, тонкий запах ее пышных волос, ее гладкую шелковистую кожу, легкие бесшумные шаги и мечты о скорой счастливой жизни вдвоем.

— Хозяин замка пока не вернулся из Лондона, милорд.

Мысли Кинкейда прервал слуг Сэм. Он и Том стояли у стены, украшенной коллекцией старинного оружия, которую собирали несколько поколений мужчин замка Ратледж, и терпеливо ждали приказаний молодого хозяина.

— Милорд, может, нам послать кого-нибудь в город, к графу Ратледжу с сообщением о вашем приезде? — спросил Том.

— Нет, не стоит. Мы недавно виделись в Лондоне с графом. Я не задержусь надолго, поживу несколько дней и уеду. — Он пояснил: — Хочу побродить по замку, вспомнить детство. Я много лет не был здесь.

— Милорд, мы приготовим вашу старую комнату, в которой вы жили мальчиком, — предложил Сэм.

Кинкейд нахмурился. Перспектива провести даже ночь в своей детской не вызвала у него восторга. Слишком много неприятных воспоминаний было связано у него с этой комнатой.

— Ладно, готовьте, — тем не менее согласился он. — Только сначала позаботьтесь о моей лошади, накормите и отведите в конюшню.

— Слушаюсь, милорд! — дружно откликнулись слуги и заторопились выполнять его приказание.

Кинкейд еще раз обвел глазами полутемный холл замка и стал внимательно разглядывать коллекцию оружия. Сколько же поколений собирало его? И все они жили в замке Ратледж, ходили по каменным коридорам, холлам и комнатам. Были ли они счастливы здесь?

Кинкейд взглянул на стену, где висели портреты его предков. Строгие мужские лица. В их чертах угадывались надменность, жестокость, нетерпимость и высокомерие. Почти все были изображены в профиль, так художники пытались скрыть их физический недостаток — заячью губу. В одном из предков Кинкейд узнал своего деда, отца Филипа. То же чванливое выражение лица, зловещий взгляд, уродливо искривленный рот… Говорили, он был лунатиком.

«Как же судьба уберегла меня от проклятия замка Ратледж?» — мелькнула в голове Кинкейда мысль.

Мать много раз ласковым шепотом объясняла ему, что судьба наградила его прекрасной фигурой и привлекательным лицом за чистое сердце и добрые помыслы.

Женских портретов на стене тоже объединяло одно общее: покорный, смиренный взгляд, отстраненность и безысходность.

Кинкейд снова вспомнил о Мэг, оставшейся в Лондоне. Она опровергла жестокие слова отца, кричавшего в ярости, что он никому и никогда не будет нужен, что его никто не полюбит! Почему отец так упорно внушал ему — маленькому мальчику — эту странную, даже дикую мысль?

«Негодяй, — процедил сквозь зубы Кинкейд, чувствуя, как его охватывает ненависть к отцу. — Он просто завидовал мне!»

Постояв еще немного в холле, Кинкейд отправился на второй этаж. Поднимаясь по узкой винтовой лестнице, он вдруг вспомнил, как они вместе с матерью часто бегали здесь друг за другом, играли, разговаривали и смеялись. Кинкейд плохо помнил мать, ее лицо почти никогда не всплывало в его памяти, а вот нежный голос и тихий смех часто звучали у него в ушах. Мать умерла совсем молодой, и долгое время в замке не было слышно смеха.

Кинкейд мысленно возразил себе. А та девочка, Маргарет? Хорошенькая стройная блондинка с большими зелеными глазами и веселым подвижным личиком? Он много раз слышал ее смех, когда, торопясь на занятия с учителями, проходил мимо комнаты, где она жила с няней.

Кинкейд сел на ступеньку. Как же могло случиться, что из чудесного невинного ребенка, каким была Маргарет, выросла убийца? Отец взял ее в замок, стал опекуном, кормил, одевал, нанимал учителей, потом женился на ней. Почему и за что она убила своего мужа, который, несмотря на свой дурной нрав, сделал для нее в жизни столько хорошего? Впрочем, идеализировать отца не стоит, подумал Кинкейд. Никогда в жизни Филип не совершал благородных поступков от щедрости души. Он всегда точно просчитывал все варианты и твердо знал, какую выгоду получит от того или иного действия. Взяв Маргарет в замок и обеспечив ей достойную жизнь, он впоследствии сделал ее своей женой!

Кинкейд поднялся со ступеньки и побрел по коридору, ведущему в восточное крыло замка. Около одной двери он в нерешительности остановился. Это была спальня его отца. Противоречивые чувства охватили Кинкейда. Ему хотелось заглянуть туда, попытаться хоть что-нибудь понять в причине трагедии, разыгравшейся там несколько месяцев назад, и вместе с тем он по-прежнему испытывал почти детский страх перед мертвым отцом.

Граф Ратледж говорил, что Маргарет убила отца почти сразу после смерти новорожденного сына. Она тогда в ярости набросилась на мужа и ударила его ножом… Персиваль предполагал, что у нее помутился рассудок и она не ведала, что творила. Но разве можно верить графу, человеку жестокому, коварному? Как все-таки странно, что Маргарет — воспитанная, образованная женщина — не смогла сдержать гнева и набросилась на мужа… За что? Кинкейд толкнул дверь и вошел в комнату.

В спальне отца было темно и пахло пылью. Кинкейд подошел к высоким массивным окнам, отдернул темно-малиновые тяжелые портьеры и приоткрыл створку окна. Свежий прохладный ветер ворвался в комнату, луч майского яркого солнца осветил ее, и на минуту Кинкейду показалось, что она выглядит не так мрачно.

Он обвел глазами спальню, и его взгляд упал на широкую застеленную покрывалом постель отца. Около нее на полу темнело небольшое пятно. Засохшая кровь? Кинкейд представил, как после всего случившегося слуги тщательно убирали спальню и мыли пол, но не заметили небольшого пятна. Теперь оно — единственное и последнее свидетельство разыгравшейся трагедии…

Кинкейд увидел на каминной полке два маленьких овальных портрета в золотых рамках. Легкая дрожь пробежала по его телу. Он жадно всматривался в изображенные на них женские лица. Мэри — первая жена отца, его мать, и Энн, вторая жена. А Маргарет? Ее портрета не было… Как мог отец держать в общей с Маргарет супружеской спальне портреты бывших жен? Что он хотел ей доказать? И как она сама терпела подобное неуважение с его стороны? Какая она была, эта Маргарет, третья и последняя жена отца? Вот если бы отыскать ее портрет… Кинкейд ни минуты не сомневался, что из той маленькой хорошенькой девочки выросла привлекательная молодая женщина.

Кинкейд взял портрет матери, бережно опустил его в карман и вышел из комнаты. Побродив еще немного по холлу, он решил отправиться к себе в детскую, но неожиданно передумал. Мысль о Маргарет не давала ему покоя. Может, в ее бывшей комнате, где она жила со своей няней, он найдет ее изображение? Или обнаружит какой-нибудь предмет, вещицу, которые помогут ему разгадать тайну этой трагедии? Кинкейд сознавал, что бессмысленно что-либо искать в комнате девочки, но какая-то неведомая сила неумолимо тянула его туда. Он миновал еще один коридор и оказался перед дверью комнаты, в которой когда-то жила маленькая Маргарет.

Войдя в комнату, Кинкейд в нерешительности остановился на пороге. Здесь так же, как и в спальне отца, было темно, пахло затхлостью и пылью. Сквозь темно-зеленые занавески на окнах едва пробивался дневной свет. Кинкейд отдернул пыльную занавеску и приоткрыл окно. Комната выглядела нежилой, но что-то в ней казалось Кинкейду неуловимо знакомым: зеленые занавески на окнах, в тон им покрывало на постели…

На ночном столике около кровати лежала старая фарфоровая кукла с потрескавшимся, облупившимся лицом…

«Почему Маргарет не забрала ее с собой? — Он усмехнулся своему глупому вопросу. — Потому что она стала взрослой женщиной и перестала играть в куклы. У нее началась другая жизнь».

Кинкейд положил старую куклу на место, присел на краешек кровати и задумался. Что же он надеется здесь отыскать? Неожиданно его взгляд упал на деревянный комод. Он рывком поднялся и, шагнув к комоду, стал торопливо выдвигать ящики. Постельное белье, детские платья, одежда… Вдруг Кинкейд нащупал под ворохом белья что-то твердое, потянул за один конец и вытащил из ящика толстую коричневую тетрадь. Он открыл первую страницу и прочитал написанное детским почерком: