Александр Прозоров - Любовь, опрокинувшая троны

– Да что же это такое? – смял грамоты Дмитрий Иванович. – Стоит мне где-то появиться, как все люди благие дела любые сразу забывают и супротив меня грызню устраивают, со всякой самой страшной мерзостью соединяясь и Россию разоряя! Русский князь совместно со шведами русский Псков воевать собрался! Что же сие за безумие такое повальное?! Почему он не против поляков, не против шведов сражается, а вместе со схизматиками – и супротив меня?!

– Князю Пожарскому нельзя оставлять тебя в живых, государь, – ответил Григорий Отрепьев. – Он из тверского рода, потомок Всеволода Большое Гнездо. Если Шуйские иссякли и царский род иссяк, то они следующие по старшинству. Особливо с учетом того, что прочая знать кто семибоярщиной опозорился, а кто в плену у Сигизмунда томится. Но покуда ты жив, путь на престол ему закрыт. Поэтому он никогда не признает тебя истинным Дмитрием и не успокоится, пока ты не умрешь!

– Так пусть бы сперва ляхов изгонял, а уж опосля со мной сие решал!

– Не-ет, государь, все как раз наоборот, – покачал головой писарь. – Коли ляхов прямо сейчас одолеть, то ты на престоле накрепко утвердишься. А если тебя сперва убить, а уже потом захватчиков разгромить, то после победы случатся выборы. И Дмитрий Пожарский на них первый кандидат! И потому, покуда ты жив, ляхи ему нужны в Кремле, а свеи для него – лучшие друзья!

– Вот проклятье! Из тебя, Гришка, государь лучше, чем из меня, получается, – признался Дмитрий. – Мне бы такие хитрости и в голову не пришли. Со мною же, так опять выходит, Русской земле одна токмо разруха грозит.

Царь подумал, походил. Вздохнул:

– Зря мы останавливались, зря. Стоило показаться на свет, и все прежние беды начинают вырастать на прежних местах.

Он прошелся от стены к стене еще раз и кивнул на пленника:

– Снимите!

Казаки отпустили веревку, положили мужика на пол, окатили водой из ведра. Тот закашлялся и зашевелился.

– Скажи, несчастный, – склонился над ним государь, – тебе чего больше хочется, смерти или славы и богатства?

Пленник чуть отполз на локтях, посмотрел Дмитрию в глаза. Прохрипел:

– Богатства, коли не шутишь.

– Тогда поезжай к князю Пожарскому и скажи, что я мертв.

– Но ты же жив…

– Это только до завтра, дурень. Завтра я исчезну. А ты поедешь к князю Пожарскому и скажешь, что я мертв. Что псковский народ восстал, связал меня, тебе отдал, и ты повез меня в Москву. Но на тебя напали злые татары, изрубили меня на мелкие кусочки и даже опознавать оказалось нечего. За столь радостную весть князь тебя наградит и возвысит.

– Лучше я скажу, что утопил тебя в болоте, – ответил заметно успокоившийся пленник.

– Это хорошо, – распрямился государь. – Ты начинаешь соображать. Отлежись здесь до завтра, отдохни. Когда придешь в себя, отправляйся к Пожарскому.

Восемнадцатого мая тысяча шестьсот двенадцатого года отряд из полусотни казаков атамана Корелы с обозом вышел из ворот Пскова и растворился в утреннем тумане.

И это последнее известие, что сохранилось в истории о царе всея Руси Дмитрии Ивановиче, младшем сыне государя Ивана Грозного – четырежды убитом, но так и не оставившим потомкам ни одной своей могилы.

14 марта 1613 года

Кострома, Ипатьев мужской монастырь

Просторный двор монастыря наполнили десятки знатных бояр, опирающихся на дорогие посохи, одетых в парадные московские шубы. Они гомонили, переглядываясь, покашливая и к чему-то готовясь. На крыльцо углового каменного дома неожиданно выскочила простоволосая монашка, сбежала вниз, сжимая на горле ворот беличьей душегрейки.

– Что с моим мужем? – сиплым голосом спросила она. – Зачем вы приехали?! Что с Филаретом?!!

– Нет пока вестей, матушка, – переглянулись князь Мстиславский и князь Голицын. – В плену томится. Но мы не к тебе, Марфа, мы за твоим сыном. По единодушному решению Великого Земского собора сей отрок по родству своему и благонравию избран новым государем всея Руси!

– А-а-а-а… – Женщина посмотрела на одного, на другого. Попятилась обратно на крыльцо, торопливо заскочила в дом и захлопнула тяжелую тесовую дверь.

Бояре недоуменно переглянулись. Князья Мстиславский и Голицын поднялись по ступеням, громко постучали.

– Подите прочь! – громко крикнул изнутри женский голос.

– Отворяй, Марфа, мы к твоему сыну пришли! – степенно поведали бояре.

– Идите вон!

– Отворяй, Марфа! Волею всей земли Русской и народа православного твой сын Михаил избран на великое царствие! Покажи его нам!

– Подите вон! Сына своего не отдам! Последнюю кровиночку свою вам на растерзание не допущу! Не отда-ам! Убирайтесь прочь!!! Нет! Не отда-ам!

Шестнадцатилетний Михаил сидел в это время в дальней светелке и пытался разглядеть происходящее снаружи через радужное слюдяное окно.

До его венчания на царство оставалось еще целых пять месяцев.

До его встречи с любовью – четыре года.

И в силу семейной традиции – любовь царя Михаила тоже заставит вздрогнуть всю огромную православную страну.

Начиная разговор о Смутном времени, в первую очередь следует сказать о том, что исторические данные об этом периоде у нас отсутствуют целиком и полностью, начисто. Все сведения, каковые дошли до нашего времени, – это только оголтелая пропаганда нескольких противоборствующих сторон. В результате одни и те же события, излагаемые разными источниками, выглядят не просто по-разному – они категорически противоречат друг другу!

Самый яркий пример подобных разночтений – это битва под Новгородом-Северским 21 декабря 1604 года. Русские воеводы отчитались в Москву о полном разгроме в этом сражении войск «самозванца», удравшие в Польшу шляхтичи рассказывали о добытой ими в сей эпической битве полной своей победе, а французский наемник Яков Маржерет, в тот период своей биографии служивший Борису Годунову и побывавший на поле боя, упомянул в мемуарах, что эта мелкая стычка прошла без заметных потерь с обеих сторон, а поляки бежали исключительно потому, что невероятно трусливы.

Василий Шуйский в одних источниках описывается как мелкий подслеповатый старикашка, который катался по эшафоту весь в слезах и умолял о спасении, в других – как могучий зрелый воин, каковой, развернув плечи, обличал «Лжедмитрия» в самозванстве до тех пор, пока над его головой не взметнулся топор палача. (Далее – театральная пауза и переход на другую тему.)

Поездка патриарха Филарета к полякам в одних источниках излагается так: «Филарет стал активным сторонником призвания на русский трон польского принца Владислава и отправился к королю во главе русского посольства просить его приезда», в других: «Захватив Москву, гетман Жолкевский приказал арестовать самых опасных и влиятельных врагов Польши и отправил их к королю в качестве заложников».

Захват Филарета в Ростове одними пропагандистами описывается, как «тушинцы вырезали население Ростова, город сожгли, а митрополита отправили ко Лжедмитрию привязанным к толстой гулящей бабе», другими, как «Филарет встретил посланников из Тушина хлебом-солью на пороге Успенского собора».

Ну, и так далее по всем датам и событиям.

Кроме того, в томах пропаганды намешано еще изрядное количество событий чисто вымышленных, не имеющих никаких документальных или даже косвенных подтверждений, а потому называемых «тайными».

«Борис Годунов тайно приказал убить царевича».

«Борис Годунов (или Лжедмитрий, или князь Шуйский, или братья Нагие) тайно приказали уничтожить могилу царевича».

«Царица Марфа тайно рассказала одному поляку, что Дмитрий не ее сын и попросила тайно передать это польскому королю».

«Один чудовский монах (или группа монахов) тайно узнал Отрепьева, и тот приказал его (их) тайно казнить».

«Мария и Дмитрий тайно обвенчались у тайного иезуита».

«Лжедмитрий тайно зарезал в кустах (!!!) касимовского царя».

И подобным «открытиям» – несть числа.

Таким образом, если события, описанные в книге, покажутся вам «неправильными» – это вовсе не означает, что автор ошибается. И вовсе не означает, что ошибаетесь вы. Все это означает только то, что вы и автор доверились разным «историческим» источникам.

Наверное, первый вопрос, который возникнет у всех при чтении романа, так это – почему автор придерживается научной версии событий, а не канонической?

Проблема в том, что для правдоподобного изложения «канонической версии» требуется достоверно описать самоубийство царевича. То есть – нужно получить мнение специалиста. Данная мысль осенила историков уже давно, и потому заказывать консультацию не требуется. Достаточно ознакомиться с уже готовой экспертизой.

Известный специалист в области уголовного права доктор юридических наук Иван Крылов (1906–1996), анализируя материалы угличского следственного дела с позиции современных методов криминалистических исследований, обратился к одному из самых крупных в стране специалистов по детской эпилепсии доктору медицинских наук Рэму Харитонову с вопросом: мог ли царевич, если нож действительно находился в его руках во время припадка, нанести себе смертельное ранение? После знакомства со следственным делом Харитонов твердо ответил: нет, не мог, так как во время большого судорожного припадка (grand mal) больной всегда выпускает находящиеся в руках предметы. Вероятность того, чтобы он во время припадка мог «напружиться» на нож, настолько мала, что не может приниматься во внимание. Таких случаев в истории медицины неизвестно.

Таким образом, каноническая версия событий отпадает сразу и однозначно – по медицинским показателям. Остается версия убийства.

Дабы определить виновника, просмотрим «Следственное дело».

В оном, как известно, отсутствуют первые страницы и протокол осмотра тела (мы уже знаем почему). А кроме того, в нем… совершенно нет интереса к убийству «царевича»! Возможные убийцы (лица, каковые находились рядом с «царевичем» в момент смерти) сказали, что жертва сама зарезалась – и комиссию эта странная отговорка вполне устроила! Помер – и ладно.

Интерес у следователей вызвал вопрос – зачем поубивали всех остальных?

В ходе допросов выяснилось:

1) Никто не знает, кто и когда ударил в набат. То ли это был поп Федот Огурец, то ли сторож Максим Кузнецов, то ли до убийства – то ли после. Комиссия разбираться не стала.

2) Никто из участников не имеет твердого алиби. То есть все выжившие утверждают, что в момент смерти царевича сидели по домам и кушали. Однако показания горожан, собранные в «Челобитной угличских рассыльщиков», указывают, что все участники побоища в момент преступления все-таки находились в кремле…

3) …и что царевич к моменту появления толпы был еще жив!

Сиречь, согласно утверждениям части свидетелей, царский дьяк Михаил Битяговский вовсе не прискакал в кремль после убийства на звук набата, а заблаговременно и без спешки «пришел с сыном в Дьячью избу, а подал весть Михаилу Битяговскому сытник Кирило Моховиков, что царевич болен черным недугом». После чего дьяк пошел к царице на двор разбираться с неожиданной проблемой, а его сын остался в Дьячей избе заниматься делами.

Царевич в это время – все еще жив, набат – молчит, паники и смуты – нет.

Однако и в этом парадоксе комиссия разбираться не стала.

Но вот что известно совершенно точно, безо всяких разночтений – так это то, что всех ключевых свидетелей событий, а также всех людей, способных опознать царевича, перебили братья Нагие и их слуги. Всех – начиная с царского дьяка, надзирающего за ребенком, и заканчивая слабоумной девкой, что захаживала к мальчику поиграть.

Между тем законы детективного жанра утверждают, что тот, кто убирает свидетелей, и есть преступник.

В самом деле, если некто убил царевича Дмитрия, важнейшей задачей для его родственников становится отлов преступников и соучастников живыми, развешивание их на дыбе над угольками и выпытывание имен заказчиков и посредников.

Нагие же, наоборот, режут всех так стремительно, что никто и мяукнуть не успевает!

Однако убийство дядюшками ребенка, который должен возвеличить их род, – это тоже из области абсурда! Правда, стоит только присмотреться к событиям чуть внимательнее, изучить мелкие детали, и ситуация начинает выглядеть уже не так однозначно.

Как поступает мать, если с ее ребенком случается беда? Кидается к дитю!

Как поступает хозяйка, если служанка портит ценную вещь? Лупит служанку!

Как поступила царица Мария, узнав о смерти мальчика? Принялась лупить няньку поленом! То есть отнеслась к трагедии как к серьезной «финансовой» потере – но не личной!