Он немного удивлялся Бриане. Он ожидал, что она будет лить слезы и умолять его не забирать Шункаха Люта в Бисмарк. Но она никогда не упоминала об их приближающемся расставании, и Трент даже испытывал что-то вроде благодарности. Ему казалось, что она подчинилась неотвратимости Закона. Бриана оставалась неизменно добра и вежлива, не выказывала явной враждебности, и за это он был благодарен тоже, ибо еще не простился с надеждой на то, что когда-нибудь она станет его женщиной — когда-нибудь, когда индеец не будет стоять на пути.

Бриана быстро восстанавливала силы, и утром на пятый день после рождения ребенка Трент сообщил ей, что нынче уезжает.

— Так быстро? — спросила Бриана.

— Боюсь, что так. Есть что-нибудь еще, что я могу сделать для вас до отъезда? Мне кажется, дров у вас хватит на пару месяцев.

— Спасибо, Адам. Вы были очень добры.

Ее слова тронули сердце Адама Трента.

«Добр, действительно,» — виновато подумал он.

— Я пойду, накормлю скотину и взгляну, все ли в порядке, — сказал Трент, боясь встретиться с ней глазами. — Вы не будете возражать, если я попрошу завернуть нам еды в дорогу?

— Конечно, нет.

— Спасибо.

Бриана собрала и уложила еду в мешок, потом пошла посидеть с Шункаха Люта. Он обнял ее и крепко прижал к себе, погрузив лицо в волосы. Она почувствовала его напряженность и поняла, что внутри он умирает, ибо его забирают от нее, от их сына.

Они просидели в тишине почти час, не говоря ни слова. Было достаточно того, что они были вместе. Позже Шункаха Люта смотрел, как она нянчит их сына. Потом Бриана положила мальчика на руки отца и смотрела на двух людей, которых любила больше всего на свете. Слезы выступили на ее глазах.

Слишком скоро пришел Адам Трент забрать Шункаха Люта. Бриана прильнула к мужу, осыпая его лицо поцелуями, шепча, что любит его.

— Охиннийан, — произнесла она, когда он в последний раз поцеловал ее губы. — Навсегда.

— Охиннийан, — повторил Шункаха Люта, а потом она стояла на крыльце, одна, глядя, как уезжают Адам Трент и Шункаха.

Она смотрела, пока они не скрылись из виду, затем повернулась и вошла в дом. Быстро передвигаясь, приготовила мешок с едой и отставила его на время в сторонку. Войдя в спальню, сложила пеленки и одежду ребенка, добавила свою одежду и смену белья, уложила также щетку для волос и предметы личной гигиены.

Оставив малыша в колыбельке, Бриана пошла в амбар и оседлала свою лошадь, потом выпустила всю скотину.

Вернувшись в дом, она быстро обошла его, проверяя, все ли закрыто. Помыла посуду, оставшуюся от завтрака, заправила кровать, взяла мешок с продуктами в одну руку, сына в другую и вышла из дома, аккуратно прикрыв за собой дверь. Адам Трент может считать, что забрал Шункаха Люта у нее без борьбы, но вскоре он будет думать совсем по-другому!

* * *

Уже в сумерках она приблизилась к месту, где полицейский решил заночевать. Шункаха Люта был прикован к дереву; Трент поджаривал смесь бекона с фасолью, когда подъехала Бриана.

— Хватит еще на одного? — спросила она.

— Что, черт возьми, вы здесь делаете? — грубо спросил Трент.

— Еду в Бисмарк.

Адам Трент смотрел на Бриану и не находил слов. Взглянув на своего пленника, он увидел, что индеец открыто улыбается.

— Это твоя задумка? — потребовал ответа Грент.

Шункаха Люта отрицательно покачал головой, не сводя глаз с лица Брианы. Они расстались всего на несколько часов, и все же он ужасно соскучился. Мысль о том, что он может никогда не увидеть ее больше, наполняла его отчаянием, но теперь Бриана была здесь, в ее небесно-голубых глазах сияло озорство.

— Ну что, мистер Трент, вы собираетесь простоять здесь всю ночь, глядя на меня, или поможете мне спуститься?

— Что? О… — Трент подался вперед и снял Бриану с лошади. «Женщины, — подумал он раздраженно. — Они более непредсказуемы, чем наводнение или летние ливни.»

Ребенок спал, и Бриана положила его рядом с Шункаха, потом подошла к огню и начала помешивать фасоль.

Адам Трент беспомощно огляделся. Затем сел на свое седло, подперев ладонями подбородок, опустил локти на колени, «Женщины…» — подумал он снова и перевел глаза на лицо Брианы.

Во время обеда она болтала с обоими мужчинами. Шункаха Люта отвечал мало, Адам Трент еще меньше. Бриана, казалось, не замечала этого.

После обеда она помыла посуду, покормила ребенка, потом села у костра, пригласив Адама присоединиться к ней.

— Хорошо, — сказал Трент, глубоко вздохнув, — для чего все это?

— Я хочу, чтобы вы освободили Шункаха.

— Я не могу так сделать, — резко ответил Трент, удивленный тем, что она просит об этом. — Он разыскивается Законом за убийство.

— Это была самозащита.

— Правда? А я слышал совсем другое.

— А что вы слышали?

— Я читал рапорт напарника Макклейна. В нем говорится, что индеец сбежал, предварительно выбив мозги Макклейну.

— Это было не так. Макклейн подстрелил Шункаха и прикончил бы его. Была борьба, и Шункаха убил его, защищаясь.

Трент хмыкнул.

— Это он вам сказал?

— Да, и я верю ему.

Трент пожал плечами.

— Вы можете верить во что и кому хотите, но это ничего не меняет.

— Вы не верите, что это была самозащита, — констатировала Бриана, — и никто не поверит.

— Он предстанет перед судом.

— Конечно, — сказала Бриана, — а кто будут присяжные? Двенадцать белых людей, которые рассуждают так же, как и вы.

— Черт бы меня побрал, Бриана, я не делаю законов!

— Есть ли еще что-нибудь, что я могу сказать и заставить вас изменить свое решение?

— Нет, поэтому можете возвращаться утром домой.

— О, нет, — сказала Бриана, прибегая к своему самому вескому аргументу, — вы очень упрямо придерживаетесь Закона. Для вас существует только черное и белое. Хорошо, мистер Трент, тогда я настаиваю на том, чтобы вы арестовали меня за помощь в побеге Шункаха из тюрьмы.

— Не будьте глупы.

— Я вполне серьезно. А если вы не арестуете меня, то я сдамся сама, когда приеду в Бисмарк.

Адам Трент выругался про себя. Женщины! Он запустил пальцы в волосы, а потом сердито посмотрел на Бриану. Неужели она не шутит? Действительно ли она сдаст себя?

— Прекрасно, сдавайтесь, — сказал он, провоцируя ее. — Но если вас арестуют и отправят в тюрьму, вашего ребенка заберут и поместят в приют. Вы этого хотите?

— Нет, — сказала Бриана тихим голосом. — Я хочу, чтобы вы отпустили Шункаха. Пожалуйста, Адам. Он спас вам жизнь, и вы знаете это. Неужели это ничего для вас не значит?

— Конечно, значит, и я благодарен. Но я не могу компрометировать Закон. Я давал клятву, когда пристегивал этот значок. Я поклялся соблюдать Закон.

— Тогда я тоже арестована!

Адам Трент глубоко вздохнул. Что ему делать с ней?

Прежде чем он что-то решил, ружейный выстрел разорвал тишину. Трент выругался — пуля шлепнулась рядом с его ботинком. Толкнув Бриану на землю, он вынул револьвер и выстрелил на вспышку. Вторая пуля задела его левую руку.

Раздался дикий воинственный крик, стрела со свистом рассекла воздух и воткнулась в дерево рядом с головой Шункаха Люта.

Последовала тягостная тишина, потом раздался голос из темноты.

— Брось свое оружие, васику, или вы все умрете.

Шункаха усмехался в темноте.

— Хоу, колапи, — позвал он. — Здравствуйте, друзья.

— Заткнись! — зашипел Трент.

— Хоу, кола, — ответил голос из темноты. — Что ты делаешь с васику?

— Я его пленник. Моя жена и ребенок тоже.

— Заткнись, — предупредил Трент, — или я убью тебя.

— Это будет ошибкой, — заметил Шункаха Люта. — Лакота не смотрят с любовью на того, кто убивает их брата.

— Может быть, вам надо сдаться, — посоветовала Бриана.

— Сдаться! — воскликнул Адам Трент. — Вы что, с ума сошли? Кроме того, их не может быть много, иначе они бы уже набросились на нас.

В подлеске что-то зашевелилось, затем раздался звук выстрела и пронзительный вопль, когда пуля оставила свой след на правом плече Трента. Кольт выпал из онемевшей руки, и прежде чем полицейский успел поднять оружие, он был окружен тремя лакотскими воинами.

Двое из них повалили Трента на землю и связали руки за спиной, пока третий расстегивал наручники и освобождал Шункаха Люта.

Никто не обращал внимания на Бриану, и она поспешила к сыну, подняла его и прижала к груди. Он сонно заурчал и прильнул к ней, держа большой пальчик во рту.

Шункаха и воины Лакота быстро разговаривали между собой. Спустя некоторое время трое воинов сели и начали обшаривать мешки Трента в поисках пищи.

Бриана подошла и встала рядом с мужем.

— Кто они?

— Беглецы. Они ушли из резервации и теперь находятся в бегах, так как убили белого солдата. — Шункаха посмотрел на Адама Трента, сидящего на земле. Правый рукав его рубахи был мокрый от крови, лицо — белее снега. На лбу крупными каплями выступил пот.

Бриана проследила за взглядом Шункаха.

— Что они собираются делать с нами?

— Ничего.

— А с Адамом Трентом?

— Они хотят убить его, чуть позже.

— Почему?

— Он убил одного из них, когда стрелял в подлесок.

— Но это была самозащита.

Шункаха Люта пожал плечами, словно это был о совсем неважно.

— Эти воины — беглецы, Ишна Ви. У них нет семей, они не могут вернуться в резервацию. Они злы и сбиты с толку, они чувствуют необходимость пролить кровь.

Бриана положила руку на ладонь Шункаха.

— Ты не можешь разрешить им убить Адама, — сказала она порывисто. — Ты должен остановить их.

Шункаха Люта посмотрел на Бриану, его глаза свирепо заблестели.

— Ты не должна вмешиваться в это, Ишна Ви. Что бы ни случилось этой ночью, ты не должна вмешиваться. Жажда крови сильна в этих мужчинах. Я не знаю, сколько еще чести в них осталось.

Бриана крепче обняла своего сына, холодная дрожь пробежала по ее спине. Она неожиданно поняла, что пытался сказать ей Шункаха. Этим людям нечего терять и некуда идти.

Ночь обещала быть очень долгой.

— Глава 23 —

Бриана сидела в тени в нескольких ярдах от шумевшего огня, прижав сына к груди, с искаженным от ужаса лицом, бледная, и смотрела, как Шункаха и трое других воинов танцуют вокруг своего пленника. Шункаха Люта сбросил рубашку, ярко-оранжевые тени, отбрасываемые языками пламени, плясали на его груди и лице, придавая коже адские оттенки. С каждой секундой страх белой женщины за свою собственную жизнь, за жизнь ребенка и Адама Трента возрастал, потому что перед ней был такой Шункаха Люта, каким она его не видела никогда.

Адам Трент был раздет догола и распластан у костра. По его телу ручьями стекал пот, вызванный близостью огня и сковывающим страхом, овладевшим им, наполнившим его рот металлическим привкусом ужаса.

Лакотские воины протанцевали три четверти часа, потом опустились на корточки и оглядели белого человека бездонными черными глазами.

Во рту у полицейского совсем пересохло, когда один из воинов вытащил нож из надетых на пояс ножен. Остальные еле сдерживали волнение — развлечение вот-вот начнется.

Холодная усмешка появилась на лице Шункаха Люта, когда он взял нож из руки воина.

— Белый человек, — сказал он хриплым и беспощадным голосом, — сколько боли ты выдержишь без рыданий?

Трент с трудом сглотнул.

— Что ты имеешь в виду? — было трудно говорить, горло совсем пересохло.

— Мои братья собираются вырезать мясо из твоего тела небольшими кусочками, по дюйму за раз. — Шункаха Люта медленно приставил лезвие к груди Трента. Легкое нажатие, и побежала кровь. — Ты же знаешь, как это, когда порежешься, как больно, когда воздух попадает в рану? Все твое тело будет сплошной раной. Ты будешь желать смерти, белый человек, но она придет не скоро.

— Иди к черту, — грубо ответил Трент.

Шункаха усмехнулся.

— Возможно, ты храбрее, чем я думал. — Он кивнул. — Скоро мы это узнаем.

Все тело Трента онемело, когда Шункаха Люта кинул нож его владельцу. В отчаянии полицейский повернул голову, его глаза уперлись в Бриану. «Я не буду кричать, — поклялся он мысленно. — Не важно, что они будут со мной делать, я не буду кричать.»

Бриана положила сына на землю рядом с собой. Она встала на колени и, прижав руку к груди, смотрела на Адама Трента. О, почему он не остался в Бисмарке, беспомощно думала она. Если он умрет, в этом будет и часть ее вины.

Она посмотрела на мужа, не в силах поверить, что это тот же самый человек, который так нежно любил ее, который относился к ней с нескончаемой добротой. Никогда она не боялась его больше, чем сейчас.