Джоанна Линдсей - Любовь пирата

– Нет… пока.

– Неужели вы хотите наказать Беттину за то, что она убежала от вас? – прошептала Жоссель.

– Значит, она говорила обо мне, так?

– Клянусь, не очень-то лестно, – проворчал Жюль, ехидно улыбаясь.

– Тебе что, делать нечего, Жюль? – грозно нахмурился Тристан.

– В данный момент нечего, – отозвался Жюль и, направившись к столу, намеренно громко отодвинул стул и уселся.

– Беттина все рассказала, – набравшись храбрости, ответила Жоссель.

– Все? – с удивленной улыбкой спросил Тристан.

– Да.

– Ну что ж, могу заверить вас, мадам Верлен, что я вовсе не похож на чудовище, каким она меня представила.

– Тогда, если вы благородный человек, отпустите нас и освободите Мадлен Доде.

– Мадам, я сказал только, что никогда не был чудовищем, но не упоминал о чести и благородстве! – объявил Тристан. – Беттина принадлежит мне. Я предупреждал ее, чтобы не пыталась сбежать, а она не пожелала слушать. Поэтому теперь пусть пожинает плоды своего упрямства. Я достаточно ясно выразился?

– Совершенно, – прошептала Жоссель.

– Прекрасно. Вы можете спать в каюте Жюля. Он перейдет в другую, поскольку не захочет, чтобы жена обвинила его в измене.

– Конечно, мадам, – нерешительно пробормотал Жюль.

Тристан проводил их до двери, прошептав Жоссель так, чтобы не услыхала Беттина:

– Я не причиню ей зла, мадам, не опасайтесь.

Жоссель была так поражена нежными словами Тристана, что с надеждой улыбнулась ему, прежде чем выйти из каюты.

Беттина не сводила глаз с Тристана. Тот закрыл дверь, прислонился к косяку и широко улыбнулся. С мокрых волос капала вода, одежда липла к телу, обрисовывая могучую грудь. Он был по-прежнему гладко выбрит, но шрам почти скрылся под густым загаром.

– Твоя мать – необычайно красивая женщина. Сразу видно, что ты ее дочь, – начал Тристан, подходя к умывальнику, и, сняв рубашку, бросил ее на мокрые одеяла, валявшиеся на полу. Потом, схватив полотенце, начал энергично растираться.

Черт возьми, когда он ее развяжет?!

– Ах, Беттина, что мне с тобой делать?! Признаюсь, я был в бешенстве, когда обнаружил, что ты исчезла. Хорошо еще, что не нашел тебя в то утро, иначе, возможно, задал бы хорошую трепку, но у меня было время успокоиться.

Тристан подошел к столу, налил в кружку рома. Беттина испугалась, что он так и оставит ее на всю ночь связанной. Сказал ведь матери, что сделает с ней все, что захочет!

Светло-голубые глаза Тристана зажглись.

– Какого наказания ты заслуживаешь, Беттина? Я предупреждал, что буду держать тебя как в тюрьме, если попытаешься сбежать, так и сделаю. Но ты не только пыталась, тебе это удалось. Единственное, в чем ты ошиблась, – выпустила лошадей из загона: одна из них своим топотом разбудила меня. Когда я погнался за тобой, из леса выскочил белый жеребец, такой испуганный, будто сам дьявол за ним гнался. Не ушиблась при падении? Но тебе очень везло в тот день. Я успел на берег как раз в ту минуту, когда ты поднялась на борт этого проклятого корабля, и добрался бы до Сен-Мартена на день раньше, но сбился с курса из-за шторма.

Так вот почему он нашел ее так быстро! Нужно было закрыть загон! Если б она сообразила, что лошади далеко не уйдут!

– Так как же наказать тебя, малышка?

Подойдя к ней, Тристан встал на колени, приподняв пальцем подбородок.

– Правда, можно бы побить тебя. Жюль на этом настаивает.

Беттина отдернула голову, но тут же почувствовала его руку на своей груди – словно раскаленное железо, прожигающее насквозь.

– Почему ты убежала от меня, Беттина? Из-за этого? – прошептал он.

Рука поползла ниже. Беттина попыталась отодвинуться, но веревки не давали. Только теперь она испугалась. Что он с ней сделает?

Она хотела крикнуть, попросить, чтобы ее развязали, помешал кляп. И тут глаза ее расширились от ужаса.

Тристан вытащил длинный нож и улыбнулся, хотя глаза оставались холодными.

– Смирись с судьбой, Беттина, и не сопротивляйся. Тебе ничто не поможет!

Тристан поднес нож к ее груди. Беттина закрыла глаза. Он разрезал ткань и сорвал с нее рубашку. Потом встал и, отбросив нож, жадно оглядел обнаженную красавицу, каждый дюйм ее тела. Беттина почувствовала, как к лицу прилила краска.

Он подвинул стул, сел лицом к девушке и продолжал молча глядеть на нее. Беттина ничего не смогла прочесть на его лице, ничего – ни похоти, ни жестокости. Она хотела умереть… нет, нет… желала смерти ему, безжалостному пирату! О, если бы только закричать, выплеснуть всю ненависть. С какой бы радостью она выцарапала ему глаза!

Беттина отвернула голову, не в силах выдержать его взгляда, но через несколько мгновений Тристан тихо, как кошка, подкрался ближе, поднял ее, осторожно положил на постель и сел рядом. Она взглянула на Тристана, выражение его глаз снова смягчилось. Он больше не сердился, но теперь Беттина поняла, что ей предстоит.

– Хоть раз я могу получить то, что хочу, без необходимости держать тебя или выслушивать оскорбления, – пробормотал он, нежно лаская прекрасное тело, обжигая кожу прикосновением. – От этого ты хотела убежать, Беттина… этого хотела лишиться…

– Прекрати! Прекрати немедленно, будь проклят! – хотела закричать она, но Тристан зарылся лицом в ее тело. Губы и язык оставляли огненные следы на шее, груди, животе… Желание, бурное, неодолимое, поднялось в ней, сломив сопротивление.

– Поверь, нежный цветок, то, что ты чувствуешь сейчас, – не отвращение, это наслаждение, чистое, незамутненное наслаждение. Ты знаешь это, как знаю я. Ты проклинаешь меня, но желаешь. Твоя страсть побеждает ненависть, а тело молит о блаженстве, которое я только могу дать тебе.

Сорвав с себя одежду, Тристан осторожно развязал ей ноги, нежно гладя бедра и ягодицы. Беттина попыталась подняться, но он прижал ее коленом к постели, развязал руки и, быстро подняв их над ее головой, связал.

Перевернув девушку на спину, Тристан лег на нее, не дожидаясь, пока она попытается ударить его ногой, но Беттина, охваченная страстью, не думала сопротивляться. Он вынул у нее кляп изо рта; они жадно припали к губам друг друга. Беттине было все равно, все безразлично, кроме пламени, зажженного Тристаном. Почему он не освободил ей руки? Беттина хотела прижаться к нему, обнять, чувствовать игру мышц ладонями. Но ощущала только сильное тело, придавившее ее к кровати, и это еще больше возбуждало. Ничто другое не имело значения в эту минуту – ничто.

Они вышли из полосы шторма, и утреннее солнце ярко сияло через открытый иллюминатор. Беттина лежала на постели – ничто не прикрывало обнаженное тело, все еще горевшее от ласк Тристана, кроме тонкой пленки пота, медленно высыхающего на соленом ветру.

Как мог Тристан заставить Беттину желать его так страстно? Ведь она ненавидела его всей душой. Унижение, испытанное утром, – не стоящая внимания мелочь по сравнению с испытанным наслаждением. Неужели она так распутна, что прикосновение мужчины может заставить ее дрожать, а поцелуй – потерять голову и отдаться ему? Но поцелуй Пьера оставил ее равнодушной. Только Тристан мог зажечь в ней это пламя.

Что же с ней происходит? Нет-нет, виновата не она, а Тристан. Этот дьявол, творящий волшебство руками и губами. Ведь она никогда не приходила сама, не молила о ласке. Одно его прикосновение – и желание вспыхивало с новой силой. Воистину этот человек – дьявол, иначе почему обладает силой десятерых, красивым лицом и таким великолепным телом?!

Беттина взглянула на Тристана, стоявшего у иллюминатора. Он казался чем-то особенным. Прекрасно! Беттина надеялась, что у него куча неприятностей, и она – самая главная из них.

Девушка хотела встать, но, вспомнив, что Тристан так и не развязал ее, нахмурилась. Наверное, позор, которому он ее подверг, и есть то наказание, которым угрожал раньше, но…

– Тристан, отвяжи меня! – потребовала она.

Он чуть поднял брови, слегка усмехнулся, и Беттина вспыхнула, вспомнив о своей наготе. Глаза Тристана сверкнули, прядь волос цвета расплавленного золота упала на лоб.

– Ты что-то сказала, малышка?

О, черт! Он все прекрасно слышал! Ну что ж, она подчиняется правилам игры, если только так можно обрести свободу!

– Пожалуйста, отвяжи меня, – попросила она. – Руки очень болят.

– Обычно пленников держат в ржавых кандалах, – заметил Тристан. – Тебе еще повезло, что я нашел веревку.

Беттина не понимала – шутит Тристан или говорят серьезно, но он не сделал ни шага, чтобы выполнить ее просьбу. Она сцепила зубы, подавляя желание выплеснуть на него гнев. Сначала надо добиться освобождения.

– Пожалуйста, Тристан.

Сделав усилие, девушка смогла сесть, но руки по-прежнему были подняты.

– Ты не можешь оставить меня вот так.

– Почему нет? По крайней мере теперь можно не опасаться удара в спину.

– Мне больно! Хочешь пытать меня только потому, что удалось сбежать? Будь ты проклят! Я предупреждала, что убегу, если еще хоть раз изнасилуешь меня, – и сдержала слово. Я бы никуда не скрылась, оставь ты меня в покое.

– Согласен и верю, что будешь рада, если вовеки не притронусь к тебе, – усмехнулся Тристан. – Но ты слишком соблазнительна, Беттина. Если я захочу поцеловать тебя, так и сделаю. Если захочу взять тебя – никто меня не остановит. Помнишь то, что я сказал мадам Верлен? Ты принадлежишь мне.

– Я хочу видеть мать, – прошипела Беттина.

– Как, в таком виде? – рассмеялся он. Беттина снова покраснела, но по-прежнему старалась взять себя в руки.

– Так ты развяжешь меня или нет?

– Думаю, да. Но только если согласишься на некоторые требования.

– Ну?

– Прекрати сопротивляться…

– Снова условия и торговля? Какой же ты мужчина, если не можешь укротить меня, Тристан? – издевательски усмехнулась она, обрадованная, что может отплатить ему. – Не то что Пьер!

– Значит, Пьер? – холодно спросил он. – Вы что, в таких близких отношениях после двух дней знакомства?

– Более чем, – ответила Беттина, отводя глаза.

– Что это значит?! – взорвался он и, подойдя к постели, повернул ее лицом к себе. – Отвечай!

– Сначала развяжи меня!

– Нет, сначала ты скажешь правду, черт возьми!

– Стоит ли? – медовым голоском пропела Беттина, удивившись, что упоминание имени графа может так обозлить Тристана.

– Я могу быть очень упрямой, Тристан. Хочешь знать насколько?

Отвернувшись, Тристан впечатал кулак в ладонь, бормоча проклятия. Неужели ревнует? Как он поведет себя, если солгать и сказать, что она была любовницей Пьера? Возможно, не захочет больше держать ее на острове и разрешит вернуться во Францию.

Вновь повернувшись, он грубыми рывками освободил Беттину и отступил, пока она растирала ноющие запястья и медленно заворачивалась в простыню.

Не услышав от нее ни слова, Тристан окончательно потерял терпение, но, всмотревшись, заметил глубокую бархатистую синеву глаз.

– Ты свободна: теперь отвечай на мой вопрос, – постарался спросить он как можно спокойнее.

– Какой вопрос? – невинно улыбнулась она.

– Если хочешь играть в эти игры, Беттина, вряд ли тебе понравятся мои. Что ты хотела сказать, когда упомянула, что была в интимных отношениях с Ламбером?

– Думаю, что выразилась достаточно ясно!

– Не увертывайся! – процедил Тристан. – Он взял тебя силой?

– Ты не перестаешь удивлять меня, Тристан, – расхохоталась Беттина. – Пьер мой жених, и я уже говорила, что отдамся ему по доброй воле.

– Но только после свадьбы! Ожидаешь, что я поверю, будто ты добровольно легла в постель к мужчине чуть ли не в день первой встречи?

– Мне все равно, чему ты веришь, – ответила Беттина.

– Дело зашло слишком далеко, – взорвался Тристан. – Ты позволила ему… все?

– Да! – прокричала Беттина.

Лицо Тристана исказилось яростью, ладони сжались в кулаки. Он вылетел из комнаты, с силой хлопнув дверью, и Беттина облегченно вздохнула. Но Тристан тут же вернулся.

– Лжешь! – заорал он. – Ты ни за что не отдалась бы ему! Твоя мать жила в этом же доме.

– Это… это случилось до того, как я узнала, что она на острове, до того, как мама узнала о моем приезде. Пьер пришел в мою комнату. Сказал, что ждал слишком долго, что любит меня и мы скоро поженимся. Я не видела причин протестовать, – добавила Беттина как можно более убедительно. – Помимо всего прочего, я ведь не девственница – благодаря тебе. И поняла, что не могу ни в чем отказать будущему мужу.

– Все равно лжешь! Ты не бросилась в объятия незнакомца, пусть даже жениха! – бушевал Тристан, бегая по комнате.

Беттина испугалась. Она никогда не видела Тристана в таком гневе и решила сказать правду, оставив в его душе зерно сомнения.

– Конечно, твое самолюбие утешилось бы, знай ты, что я лгу. Прекрасно, я сказала неправду, просто чтобы подразнить тебя. Теперь ты счастлив?