— О, моя дорогая, нет, это было невозможно — появиться на людях без грации.

— Но на подвязки почему-то купоны не требовались, — вспомнила Вера Солтер. — Ни на шляпки, ни на сабо, ни на пояса…

— Нужны нам были эти пояса! Ведь чулок тогда было невозможно достать. Вера, ты помнишь жидкие чулки? Это такая краска для ног.

— Мы использовали холодный чай. В ванне. В домах тогда были жестяные ванны. А ты, мисс Оборвашка, сама не знаешь, как тебе повезло родиться в мирное время. Ты можешь выбирать из множества платьев, юбочек, блузочек…

— Что сегодня происходит? — недовольно сморщилась новая нянечка Даунсайд-хауса. — Объявили международный день приставаний к Джуин?

— Пока ты будешь одеваться как бродяга, то можешь не рассчитывать, что тобой заинтересуются молодые люди.

— Я еще не уверена, — призналась Джуин, нахмурясь, — что мне хочется, чтобы мной интересовались молодые люди. И вообще мне кажется, что от мужчин хлопот больше, чем толку. — Отвлекшись от разговора двух старушек, Джуин позволила своим мыслям и взгляду бродить где им вздумается.

Одна стена в общей гостиной Даунсайд-хауса была целиком стеклянной, поэтому прохожие могли на секунду прервать круговорот своих дел и взглянуть через стекло на стариков, поздравив себя с тем, что пока не находились в их числе. Оформление общей комнаты подавляло. Она была выкрашена в оранжевый и зеленый цвет. Оранжевый цвет теоретически цвет радости и товарищества, а зеленый вроде бы должен вызывать ощущение гармонии и надежды. Здесь же они почему-то производили обратный эффект. Где работники городского совета нашли эти краски? В какой огромной бочке они их мешали? И раз уж об этом зашла речь, откуда они выкопали этот оттенок синего цвета для ванных комнат? Он был буквально создан для того, чтобы вызывать депрессию. Джуин находила, что он очень точно соответствовал ее настроению.

Звонок Кейт обрадовал ее, но не очень.

— Извини меня за то, что я сорвалась, — сказала ей Кейт. — Несправедливо было обвинить во всем тебя.

Но голос Кейт был таким равнодушным, таким неизвиняющимся, что тот короткий разговор мало утешил Джуин. И к тому же очередная ужасная новость — то, что Алекс и Наоми свили собственное гнездышко, — была как для Джуин, так и для Кейт источником неизбывного страдания.

— …Носили гламурные ленты, — говорила тем временем Мэйбел Флауэрс.

— Что это такое? — спросила вернувшаяся к действительности Джуин.

— Это такие шарфы, — пояснила Вера Солтер, — которые мы оборачивали вокруг головы и завязывали спереди. — Она показала жестами, как это делалось. — Нам приходилось их носить, чтобы волосы не попали в станок. Бывало, женщины оставались буквально без скальпа. Насколько я могу судить, нечто подобное случилось и с тобой.

— Отстаньте от меня. — Джуин провела ладонью по своему ежику. — Да будет вам известно, что сейчас это — крик моды.

— Скорее, крик глупости, — фыркнула Вера. — Нет, ты давай приведи себя в порядок и найди себе приличного парня. Такого, чтоб с задором.

«Алекс был с задором, — подумала Джуин. — И вот куда его завел этот задор».

— Вот мой Эд был хорошим человеком, — продолжала свою мысль Вера, — очень приличным, но в нем не было ни капли задора.

— Мне еще только шестнадцать, — вяло запротестовала Джуин. — У меня еще куча времени.

— Когда мне было шестнадцать, мне уже сделали предложение руки и сердца, — доложила Вера с видом удовлетворения на лице. — И в семнадцать лет родила первого ребенка.

— Первого? А сколько их было всего?

— Всего восемь. Пятеро выжили, а трех я похоронила.

— Ужасно, — только и смогла произнести потрясенная Джуин. А еще ей пришло в голову, что Эд, по-видимому, не был совершенно лишен задора.

— Такова была воля Бога, — отрезала Вера. Вообще она была убежденной атеисткой, но ей надо было возложить на кого-то вину.

— Но почему они умерли?

— Потому что в наше время дети умирали, — коротко ответила Вера. Ее лицо потемнело и сморщилось еще больше, когда она вспоминала двух мальчиков (один родился мертвым, а второй умер от дифтерии) и девочку (родившуюся до срока, такую крохотную). Они до сих пор жили в ее памяти. — Мы были очень бедны, — сказала она просто. — Ты не можешь себе даже представить, насколько бедны.

— А где они теперь? Те, кто выжил?

— А… — Вера подняла руку и нерешительно поводила ею из стороны в сторону, явно забыв, что собиралась сделать, — кто где, — сказала она с покорным видом. — Они навещают меня, когда могут. На Рождество, на день рождения. Никогда не забывают. Они очень хорошие.

«А я-то думала, что у меня серьезные проблемы», — отчитала себя Джуин и решила в дальнейшем придерживаться более позитивного взгляда на вещи и ценить то, что у нее есть.

— Как долго мы сможем наслаждаться твоим обществом? — спросила Мэйбел Флауэрс, поскольку здесь, в Даунсайд-хаусе, они встретили и проводили не одного юного помощника.

— В конце месяца я уезжаю, — ответила Джуин, — а потом начинается школа.

— А куда ты едешь?

— В Шотландию. — Это было сказано без малейшего энтузиазма.

— Как бы я хотела увидеть Шотландию, — вздохнула Мэйбел Флауэрс, и ее глаза стали удивительно светлыми. — Но, увы, для этого уже слишком поздно.

— Может, я смогу приходить на выходных, когда начнутся занятия, — быстро сказала Джуин, боясь, что не справится с эмоциями. — Если миссис Саутгейт не будет против.

— Она не будет против. Ты славная девочка, хоть и выглядишь как собачий завтрак.

Джуин испытала странное, глубокое удовлетворение.

— Моя мать так не считает, — грубовато поведала она. — Я имею в виду, она не считает меня славной. Хотя насчет собачьего завтрака она полностью с вами согласилась бы.

— Может, твоя мать знает не все, — попробовала утешить ее Вера.

— Вот уж нет. — Джуин, обхватив колени руками, откинулась на спинку стула. Перед глазами полыхнуло оранжевым (цвет отчуждения) и зеленым (цвет несбывшейся надежды). — Вот уж нет, миссис Солтер. Если бы вы читали «Глоуб», то знали бы: моя мать знает все.


— Это всего лишь Элли, — сказала Элейн Шарп, иронично выделяя слова «всего лишь».

Она стояла на пороге, нагруженная пакетами и улыбающаяся, уверенная в радушном приеме. Она редко ходила в гости с пустыми руками; ей нравилось приносить продукты, особенно туда, где их не было (а их, разумеется, не было, так как на Чаффорд-стрит хозяйничала Наоми Маркхем). В этот раз она предусмотрительно приобрела ореховое ассорти, чипсы, бутылку вина, еще одну бутылку вина и бутылку виски, к которой следовало приступить, когда закончится вино. И кое-что еще. «Это тебе подарок на новоселье», — объявила Элли, вручая озадаченной Наоми сверток, искусно упакованный продавщицей. Сама Элли никогда не имела времени на подобную ерунду. Ей не хватало терпения ни на возню с упаковочной бумагой, которая никак не хотела сгибаться где надо, ни на борьбу со скотчем, который ни к чему не приклеивался так прочно, как к самому себе. «Если бы богиня хотела, чтобы мы заворачивали подарки, — любила говаривать Элли, — она дала бы нам по три руки». Хотя в принципе подарочную упаковку она считала вовсе не лишней, находя, что красиво завернутый и завязанный лентой подарок выглядит гораздо более презентабельным.

— Ты не собираешься пригласить меня войти?

— Ой, да, разумеется.

— Так приглашай. — Так как Наоми продолжала стоять явно в глубоком замешательстве, Элли сунула ей в руки свои покупки. — Ну же, очнись. Прояви немного старого доброго гостеприимства.

Немного придя в себя, непривычная к роли хозяйки Наоми повела подругу по коридору в спальню. Могло бы показаться странным, даже эксцентричным, то, что Наоми принимала гостей в таком месте, но дело было в том, что именно из спальни можно было попасть в маленький внутренний дворик. Двойные двери были распахнуты, комнату заливал мягкий солнечный свет.

— Здесь сойдет, — решила Элли и, сбросив туфли-шпильки, тут же растянулась на кровати и протяжно зевнула.

Радио тихо наигрывало какую-то абсолютно не запоминающуюся музыку. Удивительно, но присутствие Элли не разрушило сонную атмосферу, царившую здесь. Более того, у самой Элли возникло такое чувство, будто она нечаянно зашла в комнату, где спал человек, который поворочался, потревоженный, улыбнулся, но продолжал сладко спать.

— Это что-то тяжелое. — Наоми стояла в ногах кровати с подарком Элли в руках. Она была одета в скромное неотрезное платье и парусиновые туфли; волосы она разделила пробором и прихватила на затылке синей лентой; на лице ее почти не было косметики. Такая простота шла ей. А может, это счастье так повлияло на Наоми: казалось, что она помолодела лет на десять. — Что это? — спросила она.

— Ты ни за что не догадаешься.

Тут Элли не ошиблась: даже после того, как обертка была сорвана, Наоми ни на йоту не приблизилась к пониманию того, что у нее в руках.

— Только не говори мне, что у тебя это уже есть, — занервничала Элли.

— Что это? — снова спросила Наоми, озадаченно хмурясь, поворачивая керамический предмет то одним боком, то другим.

— Кирпич для курицы. — Элли произнесла это тоном глубочайшего удовлетворения. Более желанного предмета, говорил весь ее вид, не найти во всем Лондоне.

— ?..

— Кирпич для курицы.

— А для чего он?

— По правде говоря… — Элли перекатилась на бок, оперлась на локоть и пристально посмотрела на принесенный ею подарок. Она знала, что такое курица. Она знала, что такое кирпич. Но предназначение кирпича для курицы для нее оставалось не ясным. — По правде говоря, я ничем подобным никогда не пользовалась. Но мне так понравилось, как эта вещь выглядит. Она запала мне в душу. Мне показалось, что в каждом доме должен быть такой кирпич для курицы. Если хочешь, можешь просто поставить его на полку. Будет о чем говорить с гостями. Или…

— А еще в нем можно хранить яйца, — предложила свой вариант и Наоми.

— Да, да. Или — это просто идея навскидку — в нем можно жарить курицу.

— И как именно это делать? — Наоми осторожно положила кирпич на комод рядом со стопкой плохо выглаженных рубашек Алекса: она гладила их сегодня утром, плача над собственной неумелостью.

— Сначала разогреваешь духовку…

— В каком положении должен быть регулятор? Если у нас газовая плита?

— Откуда я знаю? Я что, Эскоффье[40]? Хотя вот тебе один совет на все случаи жизни. Тебе будет гораздо проще, если ты все будешь готовить при одной и той же температуре. Лично я предпочитаю шестерку: по-видимому, этот режим хорош для всех блюд. За исключением меренг.

— Меренг?

— Не спрашивай. Я однажды сошла с ума и попыталась в том же режиме испечь торт со взбитыми сливками. Большая ошибка. Мой единственный провал в кулинарии. За всю жизнь.

— Вряд ли я стану готовить…

— Да уж, тебе лучше с этим не связываться. Ита-ак… Устанавливаем регулятор духовки на цифру «шесть». Когда она как следует разогреется — можешь проверить, сунув туда локоть, — положи курицу в кирпич, накрой крышкой, поставь кирпич в духовку, оставь курицу томиться в собственном соку на час или два.

— А потом?

— Потом достань кирпич из духовки. Осмотри его содержимое. Немедленно наклонись над раковиной, потому что у тебя начнется ужасная рвота. Выброси курицу вместе с кирпичом в помойное ведро и пошли своего энергичного юного любовника в китайскую кулинарию. Ах да, кстати! Как поживает наш милый мальчик?

— Алекс?

— Ну а кто же еще, по-твоему? Алекс, разумеется. Сколько еще милых мальчиков мы знаем? Не похоже, чтобы наше общество изобиловало ими. По крайней мере, мне так не кажется. Хотя, может, в твоем распоряжении их целый выводок?

— Да нет, только Алекс. Он в порядке.

На лице Наоми появилось такое изумленное, ошеломленное выражение, что Элли не могла спокойно смотреть на нее. Глаза Наоми были посажены необыкновенно широко. По мнению Элли, это придавало ей вид дурочки и говорило о врожденной тупости. Сжав переносицу двумя пальцами, Элли с облегчением нащупала собственные два глаза, один — непосредственно слева, а другой — непосредственно справа от фамильного носа Шарпов. И еще она утешилась тем, что пусть она не обладает исключительной красотой Наоми, зато у нее был супермозг. В глубине души Элли по-прежнему чувствовала себя серьезно обделенной тем, что ее подруга умудрилась закадрить Алекса Гарви. (Может, Элли тоже стоит завести себе молоденького мальчика?) Отсюда и все эти самооправдания и утешения.

— Как вы тут, обживаетесь потихоньку? — Элли оглядела полную воздуха, скудно обставленную комнату (кровать и комод — вот и все, что в ней было). — Значит, вот где все происходит, да? Вот оно какое, ваше любовное гнездышко.