— Не знаю, — честно сказал Александр. — Не было случая проверить. Мы пили шампанское. У нее было «Брют».

— Это что же, без сахара? — спросила Ксения. — Мне не нравится.

— Мне тоже, — признался Александр.

Он вздохнул — Ксения добилась своего. И теперь ему осталось одно — рассказать ей про парк, чертово колесо и кактусы.

— Ну и тогда — что же такое человек? — спросила Вероника, погружаясь в его душу прозрачными зеленоватыми глазами. Она подала ему маленькую чашечку с кофе, а сама устроилась напротив на диване, обняв одной рукой огромного, почему-то синего, льва.

— Ну, вообще-то… — сказал Александр, напрягая память, чтобы легче было добыть из нее что-нибудь поумнее. Наконец это ему удалось. — Да, вот… Платон определил человека как двуногое бесперое существо. Из всех живых существ двуногие — только птицы и люди. Но птицы покрыты перьями, логично, что «двуногими бесперыми» являются только люди. То есть мы с вами.

Ему захотелось как-нибудь ненавязчиво объединить себя и Веронику во всеобъемлющее «мы». Кстати, синий лев немало этому способствовал — Александру вдруг чертовски захотелось оказаться на его месте, под ласковой рукой Вероники.

— Похоже, — улыбнулась она, имея в виду «двуногих бесперых».

До сих пор на Александра никто так восторженно не смотрел, поэтому он совершенно не ориентировался, как ему себя вести.

Светлая тонкая кожа и короткая мальчишеская стрижка делали Веронику совсем молоденькой и необыкновенно привлекательной. «Вероятно, в нее влюбляются все пациенты», — подумал Александр. Внутри противным комариным писком, совершенно не к месту, обнаружила себя зарождающаяся ревность.

— Похоже, — подтвердил он. — Но и только. Потому что Диоген, который тоже был о-очень умным человеком, ощипал цыпленка, бросил его к ногам Платона и сказал: «Вот твой человек».

— Однако! — восхитилась Вероника.

В принципе Ксения, конечно же, была права: глупо из-за одной-единственной неудачи отказываться от возможности круто изменить свою жизнь, сделать ее полной и красочной и… И живой. Не сводя глаз с Вероники, Александр дошел до того, что про себя, молча, поблагодарил Ксению.

— Ну и что же ваш Платон? — поинтересовалась Вероника.

— О, Платон принял к сведению замечание Диогена. Он долго размышлял, а потом уточнил свое определение: человек — это двуногое бесперое существо с широкими ногтями.

Вероника, запрокинув голову, засмеялась, и Александр подумал, что, вероятно, в нее влюблены не только пациенты, но и весь медперсонал больницы, в которой она работает. Оставалось выяснить: зачем в таком случае ей нужно было откликаться на какое-то банальное объявление в газете? Александр запретил себе культивировать чувство ревности, здраво рассудив, что, во-первых, оно слабо обосновано, а во-вторых, ни к чему хорошему точно не приведет.

— Еще кофе? — предложила Вероника.

Она взяла у него из рук пустую чашку, и ее прохладное прикосновение подействовало на него как разряд тока. Джинсы плотно облегали бедра, а голубая футболочка производила впечатление маловатой…

Синий лев остался в одиночестве, без ласки хозяйки, и Александр вдруг пожалел его. «Хотя, — подумал он, — игрушками должны играть дети, а не взрослые». Он тут же отогнал эту мысль, признав ее преждевременность. Ему нравилось в этой уютной квартирке, где все было мило, мягко и пахло настоящим домом. Конечно, он осознавал, что ему, привыкшему к своей «берлоге», как назвала его жилище Ксения, понравилась бы обстановка и похуже.

— Ну, так что Диоген? — спросила Вероника, вернувшись из кухни с кофе.

— История об этом умалчивает, — скромно и с сожалением ответил Александр. — Но вот еще один философ охарактеризовал человека как существо с мягкой мочкой уха. По какому-то капризу природы, из всех живых существ только у человека мягкая мочка уха.

— В самом деле? — удивилась Вероника. Рассказывать, когда тебя слушают с таким вниманием, было легко и просто. Александр вспомнил Ксению, с которой такие трюки никогда не удавались. Конечно, хорошо быть эрудированным человеком, но, кажется, он понял, почему Ксения до сих пор не вышла замуж. Надо ей посоветовать принимать точно такой же восхищенно-заинтересованный вид, с каким его сейчас выслушивает Вероника.

Он решил, что обязательно запомнит это, и выдал еще несколько фактов, которые произвели на Веронику сильное впечатление.

— Писатель Рабле оставил знаменитое определение человека как животного, которое смеется. Француз Бергсон усматривал отличительную особенность человека в способности смешить других. А писатель Кардан определил человека как существо, способное к обману.

— Это просто замечательно, — сказала Вероника.

— А вы? — спросил Александр. — Что скажете вы по этому поводу? Честно говоря, мне было бы интересно выслушать мнение медика.

— А что я? — удивилась Вероника. — Ой, нет, это совсем неинтересно!

— И все-таки, — попробовал настоять Александр.

— Ну хорошо. — Она крепко обняла льва, чем вызвала у Александра еще большую вспышку зависти и почти неприятия, направленного на ни в чем не повинное животное. — Не думаю, что вам это понравится. Но я воспринимаю человека как существо… которое постоянно болеет.

— Да, действительно, — озадаченно сказал, Александр. — Как же еще вам воспринимать людей? С вашей профессией это нормально.

— Не очень нормально, — призналась Вероника. — Но по-другому почему-то не получается. Итак, с человечеством мы выяснили. И чем теперь будем заниматься?

— Чем? — как эхо повторил Александр. Он переадресовал вопрос, потому как не мог сказать прямо, чем бы на самом деле ему хотелось заняться.

— Она тебе нравится? — спросила Ксения, пытливо вглядываясь в него.

Нравилась ли ему Вероника? Он прислушался к своим ощущениям и кивнул. Вероника не могла не нравиться.

— Чем?

Как всегда. Прямая, как туго натянутая леска, и тяжелая, как артиллерия, Ксения не могла поймать ту незримую, невесомую, трепетную нить, которая возникает между двумя людьми в самом начале их отношений. Ей обязательно нужны весомые аргументы и непреложные факты. Александр задумался, пытаясь сообразить, как подоходчивее объяснить необъяснимое.

— Только не говори, что она красива, как лунная ночь, — предупредила Ксения.

— Ты думаешь, что я способен мыслить такими банальными категориями? — оскорбился Александр и подумал, что хоть это сравнение и банально, но точно.

— Просто у тебя такие глаза, — сказала Ксения. Они ехали в магазин одежды выбирать ему костюм.

Почему-то его вдруг стали раздражать водолазки.

— И правильно, — похвалила Ксения. — В хорошем классическом костюме смотрится любой мужчина, даже самый плюгавый.

Александр ничего не сказал. Хотя мог бы спросить, почему она не подала ему эту идею раньше?

В торговом зале он растерялся. Сотни костюмов на плечиках, манекены с застывшими в напряжении лицами. На мгновение ему показалось, что при таком одеянии его лицо будет нести точно такое же глупое выражение.

— Я думаю, вот этот, — сказала Ксения, указав на манекен.

Александр вздохнул — этот показался ему глупее всех. У манекена были выпуклые голубые глаза, глянцево-сияющая «кожа» и прическа «на пробор».

— Этот мне не нравится, — сказал он.

— Почему? — удивилась она.

— Не знаю.

Ксения еще раз посмотрела на манекен, который Александр про себя уже обозвал «кретином». Потому что только кретины могут улыбаться так лучезарно безо всякого на то основания.

— А мне нравится, — сказала она. — Очень даже ничего.

— Мы выбираем костюм для меня, — напомнил Александр.

— Чего ты хочешь — нравиться себе самому или другим? — задала провокационный вопрос Ксения.

— А что, это взаимоисключающие вещи?

— Думаю, да. Вкус у тебя, определенно, не из лучших.

— Ну и плевать! — зло сказал он. Впрочем, сразу же одумался — Ксения не обязана была тратить свое личное время на поездки с ним по магазинам, поэтому имела право высказать свое мнение. Вероятно, идея вообще была не очень удачной. Да, он не просил Ксению одевать его по своему вкусу, но она могла посоветовать лишь то, что нравилось ей самой! Он только что додумался, кого напоминает ему этот манекен — «бэби» из рекламного, бывшую пассию Ксении.

— Отвлекись от его физиономии, — сказала Ксения, трогая рукав изделия. — По-моему, очень удачная модель. И повседневная, и, если хочешь, торжественная.

— Мне нужен самый обыкновенный костюм, — сказал он. — Я не собираюсь устраивать приемы.

— Кто знает? — загадочно произнесла Ксения. «Кто знает?» — вслед за ней подумал он, догадываясь, что она имеет в виду. Она все-таки не рассталась с идеей женить его, но эта мысль, которая раньше казалась ему почти сумасшедшей, сейчас уже не вызывала такого неприятия или раздражения — он стал понемногу привыкать к ней.

Элегантный серый костюм смотрелся на нем великолепно. Это можно было определить по взгляду Ксении, который вдруг стал не таким насмешливым, как обычно.

— Ну вот видишь, благотворное влияние женщины уже чувствуется, — почти серьезно сказала она. — Теперь ты стал похож на человека.

Он не понял, кого она имела в виду, говоря о влиянии, — Веронику или себя.

— Просто умираю от голода.

— Уже скоро, — сказала Вероника, оглянувшись и одарив его самой обаятельной улыбкой, которую он вообще видел в этой жизни. Она стояла у стола и резала тонкими пластами мясо. Александр подошел сзади, вдохнул тонкий прохладный запах, исходящий от Вероники, и преодолел желание поцеловать ее в шею. Она еще раз обернулась, вероятно, угадав его желание. Александр не прочитал в ее взгляде ни отказа, ни разрешения, поэтому, подавив вздох, сделал вид, что на данный момент его интересует только еда.

— А! И что же это будет?

— Отбивные, — торжественным тоном заявила Вероника. — Сейчас отобью, и — на сковородку. А потом нужно смазать каждую майонезом и поставить в духовку на тридцать минут.

— На тридцать? — жалобно уточнил Александр.

— Не меньше, это ведь мясо. Нужно хорошо протушить. А за это время можно приготовить гарнир. Ты любишь картофель фри?

Сейчас Александр съел бы не только картофель фри, но и пюре, и гречневую кашу, и вчерашние макароны. И даже без отбивных.

— Можно пока подогреть макароны, — предложил он.

— Я их выбросила, — просто сказала Вероника.

— Зачем? — не понял он своим мужским умишком.

— Они вчерашние.

Вчерашние макароны были любимым лакомством Александра. Кроме того, что это значительно экономило время, он обожал хрустеть хорошо прожаренными спагетинками. Но хозяйкой в этом доме была Вероника, поэтому он только с сожалением посетовал:

— Я бы съел и вчерашние.

Кстати, это его заявление заодно должно было продемонстрировать Веронике, насколько он неприхотлив в еде.

— Напрасно, — сказала Вероника. — Это очень вредно. Я говорю тебе это как врач.

— Какая разница между только что сваренными макаронами и вчерашними? — поинтересовался Александр. — Особенно если они только одну ночь простояли в холодильнике?

Нет, конечно, он не хотел «поймать» ее каверзным вопросом, просто это действительно было для него сложно.

— Почисть картошечку, — сказала Вероника и, высыпав в мойку крупные клубни, вручила ему нож.

Он с удовольствием, которого никогда не испытывал от такой работы дома, принялся чистить картошку, стараясь как можно тоньше срезать кожуру. Веронике должна понравиться такая его хозяйственность. Он видел, что она оценила это его ухищрение, бросив искоса быстрый взгляд. Впрочем, ничего не сказала. Вероятно, потому что была занята отбивными, которые одну за одной окунала в густой льезон янтарного цвета и выкладывала на сковородку. Через минуту кухня наполнилась божественным ароматом, и Александр стал подумывать, что на женщине, умеющей извлекать такие запахи из обыкновенного мяса, нужно жениться немедленно, чтобы ее не увел кто-нибудь более проворный.

Отбивные были смазаны майонезом, уложены в огнеупорную кастрюльку и отправлены в духовку. Александр также закончил возню с картофелем, промыл его под водой и под руководством Вероники нарезал тонкой соломкой. Минут через пятнадцать Вероника уже вылавливала из кипящего масла желтые, полупрозрачные картофельные палочки и складывала их на большое плоское блюдо.

— Пусть остынет, — сказала она, когда уже была готова последняя порция. И, к большому сожалению Александра, прикрыла блюдо кухонным полотенцем.

— Может, пока кофейку? — спросила она и поставила на огонь джезву.

Заглушая чувство голода, Александр хлебал кофе.

— Кстати, о вчерашних макаронах, — вспомнила Вероника. — Однажды некая группа ученых решила провести следующий эксперимент со 150 мышами. 50 мышам давали свежесваренную еду, другие 50 мышей получали еду, которую ставили на холод, а потом разогревали, а последним 50 мышам предлагалась еда, которая разогревалась несколько раз. В результате последние 50 мышей погибли через месяц. Одни потеряли весь волосяной покров, у других отгнили ноги, хвосты и уши. После анатомирования выяснилось, что пищеводы у них распались, а почки остановились в росте. Те мыши, для которых еда разогревалась один раз, прожили три месяца.