— Возьмешь с собой, — сказала бабушка Катерина, ссыпая лущеный горох в небольшой матерчатый мешочек. — Супчик варить будешь.

Ксения скучно кивнула.

— Я тебе корзинку наготовила, — сообщила бабушка, делая вид, что не замечает ее состояния. — Сверху яиц пара десяточков, творожок, сметана, а внизу огородина.

— Спасибо, — выдавила Ксения, продумывая, что можно будет рассказать Александру о поездке. И выходило, что рассказывать абсолютно нечего.

— Петр тебя поедет провожать? — спросила старуха, деликатно сосредоточив глаза на стручках, среди которых еще пыталась выудить спрятавшиеся горошинки.

— Не знаю, — честно ответила Ксения, не отводя глаз от морщинистых рук бабушки.

— Так ты спроси, — посоветовала та.

— Зачем? — Ксения подняла глаза.

Внезапно ее охватила обида. Она понимала, что не подошла Петру и его родне в силу определенных причин. Им нужна была хозяйка этого огромного хозяйства. Ксения в глубине сердца признавала, что их разочарование — естественная реакция на ее появление. Она могла смыть всю косметику, надеть самое простое платье, перекрасить волосы «под солому», но вытравить из себя «дитя асфальта» было выше ее сил! Она знала, когда подписала себе приговор. Вчера вечером, когда ходила следом за Петром, удивляясь, что дела по хозяйству никак не заканчиваются. Она думала, что ее сочувствие вызовет благодарность. И даже рассказала ему историю, которую прочитала в одной умной книжке. История заканчивалась так: «Мы думали, что обзавелись хозяйством, но это хозяйство обзавелось нами». Ей показалось, что Петр даже не понял, о чем она говорила. Он сгребал накошенную во дворе траву, а потом расстилал ее на крыше деревянной сарайки, чтобы она хорошо высохла, иначе зимой не будет чем кормить кроликов. Оказалось, что он все понял, только его понимание было совершенно противоположно тому, что имела в виду Ксения, рассказывая эту историю. Она смотрела на его крепкие руки, которыми он сжимал черенок вил, и думала, что такие руки не пропадут нигде. В городе он с легкостью нашел бы работу, может быть, устроился на стройку. А хозяйство на ее участке не требовало такой сумасшедшей самоотдачи. В принципе, это было бы выгодно ему самому: имея возможность заниматься любимым делом, к которому привык с самого детства, он не был бы лишен другой возможности — жить как человек. Ксения уже даже потихоньку начала составлять план мероприятий, которые помогут Петру «подняться» и войти в новую для него жизнь. В ее плане были и театры, и концертные залы, и всевозможные экскурсии. Она также продумала список книг, которые он обязательно должен был прочитать. С Александром Ксения твердо решила его пока не знакомить. Вот через год, когда налицо уже будут видны какие-то результаты…

Но, планируя, она не учла одного, и, может быть, самого главного: невозможность Петра изменить своему хозяйству.

«Ясно, — сказал бы Александр, если бы она честно призналась ему во всем, что здесь произошло. — У твоего кавалера был серьезный выбор: ты или кролики. Он выбрал кроликов».

В глубине Ксения понимала, что все не так просто и хозяйство Петра — не только кролики, корова, куры и огород. Он, наверное, мог бы все это бросить, потому что ценности, которые ожидали его в городе, были, во всяком случае, не меньшими. Но Людка, бабушка Катерина и вся остальная родня?

Она понимала, что Петр имеет право выбора, но почему-то все равно было обидно.

— Ты руки-то не опускай, — внезапно, строго насупясь, сказала бабушка Катерина. — Чего он тебя вызвал, а сам… не кует, не мелет?

— А что я могу сделать? — Ксении вдруг невыносимо захотелось пожаловаться.

— Скажи ему: так и так, — предложила старуха. — Я ехала, я на дорогу тратилась…

— Перестаньте, — попросила Ксения.

— А чего? — не поняла бабушка. — Стыдно? А ему не стыдно?

— Не знаю, — вздохнула Ксения, думая: а почему, собственно, Петру должно быть стыдно? Разве он был обязан прийти от нее в неописуемый восторг, немедленно предложить свою крепкую руку и, бросив в Осокорках все и всех, с радостью в сердце и улыбкой на губах переехать к ней?

— Ну ты сама виновата, — определила бабушка Катерина, собирая шелуху в передник. — Ходишь, куксишься… Как будто от этого толк бывает.

— А что я должна была сделать? — не выдержала Ксения. — Вешаться ему на шею?

— А то! — одобрительно сказала бабушка и протопала к двери. Она высыпала в помойное ведро стручки и вернулась. — Они ж дураки — мужики.

Она взяла в углу мешок, набитый куриными перьями, расстелила на широкой лавке старое покрывало и осторожно высыпала на него содержимое мешка. Перья — белые, черные, коричневые — осели на лавке воздушной горкой. Бабушка Катерина села рядом и, поставив на колени глубокую миску, стала драть пух. Она не умела разговаривать, когда руки ее не заняты. Ксении ничего не оставалось делать, как предложить свою помощь. Старуха удовлетворенно кивнула и подвинулась.

— Я бы не сказала, что ваш Петр глупый, — продолжила Ксения. — Он все сделал правильно.

— Ничего он не сделал, — сокрушалась старуха.

— Значит, ему это не нужно.

— Еще как нужно! — не согласилась бабушка Катерина. — Токо он скромный. От скажи, он тебя вчера даже ж спать не позвал?

— Не позвал… — Ксения запнулась, вдруг осознав, что за целых два дня, находясь рядом с кандидатом в мужья, об интимной стороне отношений она даже ни разу не вспомнила. Она попыталась представить себя в постели с Петром, но ничего не получилось. Он не привлекал ее как мужчина! Это ее неожиданно успокоило и даже развеселило. Это не Петр остался к ней равнодушен, это она сама не хотела его! Получив такое откровение, Ксения немедленно принялась про себя облекать его в слова, чтобы при встрече с Александром рассказ выглядел как можно ярче. Это принесло еще один плюс: она вспомнила, что не писала два дня, и ее руки, сердце и мозг «зачесались», требуя, чтобы она немедленно задействовала их. Значит, уезжать будет не только легко, но и приятно. Ксения вздохнула, но бабушка Катерина восприняла этот вздох как знак того, что несостоявшаяся невестка жалеет о том, что не получилось.

— От женщины все зависит, — сказала она. — От что раньше делали, если парень девку не брал?

— Я помню, помню, — быстро уверила старуху Ксения. — И про тачку, и про Петров день…

— Ой, то когда было! — отмахнулась бабушка Катерина. — А потом девки сообразили, что нельзя этим мужикам поручать такое серьезное дело.

— Да, и что они стали делать? — заинтересовалась Ксения, полностью соглашаясь с девками.

— Так чего, сватать шли этих олухов! — не моргнув глазом сказала бабушка Катерина. — Ну а чего? То он боится, то сомневается, то ему рано, то ему поздно, то еще что… А так девка ставит вопрос ребром, женись — и все! Куда ему деваться?

— И как это происходило? — подозрительно спросила Ксения, размышляя, стоит ли брать диктофон. Была вероятность, что бабушка Катерина — единственная, кому Ксения понравилась, — все то придумала для того, чтобы вдохновить ее на «подвиг».

Но рука потянулась как-то сама собой, и Ксения все-таки включила запись. Бабушка Катерина, которая уже была в курсе, посмотрела на диктофон спокойно.

— Девушка, которая собралась замуж, одна, без сопровождающих, шла в дом к парню, который ей понравился и которого она хотела в мужья. Конечно, выбирала такое время, когда надеялась застать дома отца, мать и самого. Стучала три раза, на пороге кланялась и говорила: «Бог в помощь». Садилась в доме и начинала нахваливать того, кто пришелся ей по сердцу. Обращалась к нему по имени со словами: «Вижу по твоему лицу, что ты человек добрый, будешь любить свою жену и заботиться о ней. Надеюсь, что из тебя выйдет хороший хозяин. Эти твои качества вынуждают меня коленопреклоненно просить тебя взять меня в жены». Потом девушка просила отца и мать парня дать согласие на брак.

— И что, в таком случае никак нельзя было отказаться? — поинтересовалась Ксения, которой вдруг чрезвычайно понравился такой обычай.

— Всяко было, — не стала врать старуха. — Но даже если получался отказ или отговорка, что парень еще .молодой, не готов к женитьбе или что, девка не уходила сразу. Пыталась внушить парню и родне, что лучше кандидатуры им не найти.

— Замечательно! — восхитилась Ксения.

— Если и на это нельзя было взять, то взывала к совести. Она ж себя покрыла позором, зайдя в их дом с таким предложением, а если будет отказ, то ей больше надежды на замужество нет. Иная девушка оказывалась покинуть жилище, если парень не возьмет ее в жены. И стояла на своем, не выходила из избы, пока не добивалась согласия. И родители, как правило, соглашались, начинали уговаривать сына.

— Ну вот это, конечно, не очень, — с сомнением сказала Ксения. — Ее же никто не приглашал?

— Не приглашал! — презрительно поджала губы старуха. — Попробуй дождись, когда пригласят! А бывало, что молодые согрешили до свадьбы, а потом парень вдруг передумывал жениться. Что делать? А то и делать! Девушке достаточно было только пробраться в дом и быстренько залезть на печь, после чего выгнать ее из дома семья жениха не имела никакого права. Бывало, такие невесты подолгу сидели в кустах, дожидаясь, пока дверь случайно останется незакрытой, потом забегали в дом и с боем прорывались к печи. Ну?

Бабушка Катерина смотрела на Ксению с надеждой.

— Что вы хотите? — спросила Ксения, выключив диктофон и снова принимаясь за пух. — Чтобы я нахально, образно говоря, «залезла на печь»?

— Почему — нахально? — удивилась старуха.

— Потому.

Ей не хотелось расстраивать бабушку, говоря, что ей, Ксении, по сути, ничего уже не нужно. Она вдруг почувствовала жалость к этим людям, которые, даже не узнав, потеряли ее.

— Не переживайте, — сказала она. — Петр обязательно женится. Он найдет себе пару, женщину, , которую полюбит.

— Полюбит! — вдруг презрительно процедила старуха. — Он уже полюбил одну!

— Но ведь никто не виноват, что такое случилось, — осторожно сказала Ксения.

— У людей и не такое случается, — сказала старуха, хотя Ксения не могла себе представить, что может быть хуже смерти. — А жить-то надо, растить вон эту кобылу надо!

«Это она о Людке», — поняла Ксения, хотя определение «кобыла» было трудно связать с худенькой девушкой.

— Ну и вырастите, — на всякий случай сказала она.

— Вырастить-то вырастим, а что толку-то? Какого нечистого здесь ей делать?

Бабушка Катерина в сердцах пришлепнула рукой горку пуха в тазу, и вверх поднялись тонкие, почти невесомые пушинки. Ксении захотелось чихнуть, но она сдержалась.

— Конечно, он женится, — продолжила старуха, кажется, потеряв надежду уговорить Ксению. — Чего ему не жениться? Вон их сколько, безмужних-то! Зинка тоже…

Она проговорила это с такой болью в голосе, что Ксении сразу же стало понятно: незнакомая ей Зинка достала старуху до самых печенок.

— Зинка? — переспросила она.

— Он думает, я не знаю, где он подночевывает! — возмущенно почти выкрикнула старуха.

— А как же… — Ксения растерялась, не зная, где взять слова для выражения своего недоумения. — А что же вы… Зачем вы писали?

— Людку растить надо, — уже потише повторила старуха, видя, что на Ксению ее признание произвело все-таки не самое лучшее впечатление.

— А что, эта Зина, — осторожно спросила Ксения, — она плохая женщина?

— Не плохая, — стараясь быть справедливой, сказала старуха. — Я против нее ничего не имею — хорошая женщина. Так Петр на плохую и не посмотрел бы.

— Ну вот, — сказала Ксения, почему-то не в силах освободиться от чувства горечи, которое возникло в области солнечного сплетения и никак не хотело уходить. «Зина — Зиной, — подумала она, — но какое право они имели так поступить со мной?»

— У Зинки вон дом какой, более нашего, огород тоже, всего, всего… Разве ж она оставит все это?

— А зачем ей это оставлять? — удивилась Ксения.

— А затем, — сказала старуха. — Какого черта в этих Осокорках делать? Людке в люди выходить нужно.

Это было неожиданно. Ксения была уверена, что кто-кто, а бабушка Катерина — этакая современная Кабаниха — спит и видит, чтобы вся ее семья была в сборе и все скопом пахали на это хозяйство. Ксении казалось, что именно это сыграло главную роль в том, что она «не прошла по конкурсу». Но все оказалось не так просто.

Она поблагодарила Бога, что полчаса назад поняла, что и ей самой это не нужно. Значит, теперь можно было хотя бы не чувствовать себя униженной.

— А как же теперь Зина? — спросила она.

— А что Зина? — не поняла старуха.

— Но она не может не узнать, что я приезжала.

— Так ты думаешь, мы всем рассказали? — удивилась «Кабаниха». — Ты не сердись, еще неизвестно, какая там бы приехала. Может, вообще — оторви и выбрось. Так мы сказали, что ты — троюродная сестра из города…

Скрипнула дверь, и в комнату вошел Петр. Ксения посмотрела на его суровое, даже мрачное лицо и пожалела от всего сердца.