В машине я, наконец, смогла сбросить туфли, выдохнуть и закурить.

— Анька, переволновалась? — спросил Ромка.

— А то не видно, — я затянулась сигаретой так, что голова закружилась.

— Ты держалась молодцом, прямо королевична, — похвалил он.

— У меня были варианты?

— Варианты есть всегда.

— Не с твоими родными. Я так понимаю, с ними нельзя давать слабину — задавят.

— Не переживай, ты им понравилась.

— Ага, я почувствовала, — хмыкнула в ответ.

— Слушай, — Ромка притормозил и посмотрел на меня, — в конце концов, какая разница? Это же я тебя люблю. Какое тебе до них дело?

После его слов я закашлялась и чуть не уронила сигарету.

— Осторожнее, — сказал Ромка, глядя на меня с усмешкой.

— Ага, — глупо ответила и выбросила сигарету в окно, от греха подальше.

Больше мы не разговаривали, ехали молча. Ромка сосредоточенно следил за дорогой, изредка кидая на меня косые взгляды. Явно ждал ответного признания, это я понимала. Как и то, что влюбилась в него, как кошка. Но вот на то, чтобы озвучить свои чувства, меня не хватило. Останавливало что-то. Может быть, разница в возрасте. Может то, что сегодня, как никогда, я ощутила разницу в нашем социальном положении. Мне тридцать пять. Для меня любовь логичное продолжение признания во взаимных чувствах это замужество. В перспективе, рождение ребенка. Или даже двух.

Ромка младше на целых десять лет! Он не готов к семейной жизни, она ему не нужна, ему еще рано. Что он может мне предложить? Повстречаться? Может даже пожить вместе? Сколько? Год? Два? Пять?

Но через пять лет я буду сорокалетней дамой, а Ромка молодым тридцатилетним парнем. Сколько шансов у женщины такого возраста построить серьёзные отношения? Нет знаете? Так я вам отвечу: ноль целых, ноль не видных. Всех стоящих мужиков давно разобрали, остались только разведённые, с огромным багажом в виде бывшей жены и деток, или те, на кого даже в молодости никто не позарился. А зачем мне такое счастье? Вот и я думаю, что незачем. И самым правильным было закончить эти отношения. Вот только когда мы, влюбленные женщины, поступали правильно?

Мы приехали ко мне домой.

— Мне остаться? — как-то напряженно спросил Ромка, застывая на пороге.

Я присмотрелась к нему повнимательнее. Неужели обиделся? Нет, ну точно. Стоит, губы поджимает, в сторону смотрит. Обиделся, что я ничего не ответила на его признание, как маленький.

— А ты хочешь? — спросила в ответ. — Остаться?

— А что, — почти злобно, — так не понятно?

И стало его жалко. Ведь действительно, как идите малое, у которого игрушку отбирают. Ухватила его за рубашку, потянула на себя.

— Пойдем.

Но Ромка не торопился. Стоял на пороге, смотрел исподлобья.

Я прошла в квартиру.

— Ты не поможешь мне платье расстегнуть? — спросила, стоя к нему спиной.

— А я только для этого гожусь?

— Ты о чем?

— Неужели не понятно?

— Нет.

— Хорошо, я скажу прямо, — согласился Ромка.

— Скажи, только войди, ради бога, в дом. Соседям совершенно необязательно знать, о чем мы говорим.

— Стесняешься?

— Просто не хочу ставить в известность о своей жизни весь дом.

Ромка зашел в коридор и закрыл за собой дверь.

— Может в комнату? — продолжила ему.

— Нет, поговорим здесь, — заупрямился мой любовник.

— Ром, ну что ты, в самом деле, как меленький?

— Конечно, ты меня за пацана держишь сопливого.

— Да что с тобой? — не выдержала я.

— Со мной? Со мной все в порядке!

— Тогда чего ты бесишься?

— А я должен быть спокоен по-твоему?

— Рома!

Но Ромка разошелся не на шутку.

— Что Ромка? Я сказал, что люблю тебя! Ты не заметила?

— Как такое можно не заметить?

— То есть ты меня все же услышала?

— Да! Услышала!

— А вот я ничего не услышал.

Он сказал это с такой горечью, что я застыдилась. И вот что я, в самом деле? Ведь люблю же его, так чего, в самом деле, комедию ломаю? Меня захлестнула волна нежности. Подошла к нему, обняла крепко — крепко.

— Ромка, прости меня. Я просто свинья. Прости.

Ромка молчал и обнимать меня в ответ не спешил. Я прижалась щекой к его спине.

— Люблю, — прошептала в Ромкину спину. — Очень — очень люблю.


16


Четыре недели после знакомства с Ромкиной семьей пролетели быстро. И счастливо.

Стремительно мелькающие дни, когда мы оба крутились, как заведенные, каждый на своей работе, и длинные ночи, наполненные совершено безбашенным сексом, нежностью и разговорами ни о чем и обо всем на свете.

Как же это было здорово — нестись после работы домой, вместе говорить ужин и заваливаться в кровать, чтобы вместе встретить рассвет.

Я в очередной раз перенесла свой визит в Париж, очень надеясь, что тетя Полин не обиделась. Она выслушала мои сбивчивые объяснения, вздохнула и сказала только:

— Ты влюбилась, Аннук. И это, в принципе, неплохо.

— Только в принципе? — хмыкнула я в ответ, мне не понравился тетины интонации.

— Аннук, если бы ты влюблялась часто, я бы не переживала. Но с тобой так впервые, я не ошибаюсь?

— Впервые, — созналась я тете.

— Вот это и беспокоит. Постарайся не терять голову. И помни: самое ценное, что у тебя есть это ты сама.

— Спасибо. Люблю тебя.

— Я тебя тоже люблю, моя девочка, — с неожиданной нежностью ответила Полин.

Я была влюблена и счастлива.

А в тот вечер Ромка задерживался. Я крутилась на кухне, готовила плов по рецепту, вычитанному на просторах Интернета. Парила, жарила, что-то шинковала и смешивала. Кухня стала напоминать стан половецкий кочевников — дым, жар, в общем, полный хаос.

Где-то в недрах квартиры зазвонил мой телефон. Решив, что звонит Ромка, я наспех вытерла руки и ломанулась на поиски. Нашла, выудила из сумки.

— Да!

— Анна? — незнакомый мужской голос.

Я так ожидала услышать Ромку, что растерялась.

— Да.

— Это Валишевский.

— Простите.

— Сергей Карлович Вашилевский, — терпеливо представился мой собеседник.

— Что-то случилось с Ромкой? — я испугалась не на шутку.

— Нет, — спокойно ответил мне Ромкин отец, — с ним все нормально. Настолько мне известно. Я звоню по другому вопросу.

— Чем я могу быть вам полезна? — спросила, теряясь в догадках.

Ну, не рекламу же он собирается мне заказать?!

— Нам с вами нужно переговорить.

— Я вас слушаю.

— Нет, Анна, вы меня не поняли. Нам нужно встретиться и переговорить с глазу на глаз, — и поскольку я никак не отреагировала, добавил: — сегодня.

— Сегодня я не могу, простите.

У меня ужин на плите, Ромка должен приехать с минуты на минуту, некогда лясы точить. Хотя любопытно, конечно, зачем я ему понадобилась.

— Если вы ждете моего сына, — последние слова он выделил голосом, — то напрасно.

— Что с Ромкой?

— Я же вам сказал, с ним все хорошо, — напомнил Сергей Карлович. — Просто сегодня он к вам не приедет.

— А завтра? — уточнила я. — Завтра приедет?

— И завтра тоже. В ближайшие дни Роман очень занят. Его, собственно, нет в Москве.

— Он уехал, не сказав мне ничего?

— Как видите.

— Но почему?

— Анна, это конфиденциальный разговор. Я подъеду к вам, скажем, часов в одиннадцать сегодня.

— Почему так поздно?

— Увы, раньше не смогу, дела.

— Хорошо. Только давайте встретимся на нейтральной территории.

Мне до ужаса не хотелось пускать Валишевского — старшего в свой дом.

— Как вам будет угодно, — милостиво согласился Сергей Карлович.

— Возле моего дома есть небольшой сквер, — начала я, но Валишевский меня перебил:

— Да, я знаю. Когда я подъеду, позвоню вам. Спуститесь, и мы поговорим.

Я напряженно молчала, прикидывая, как бы половчее отказаться от беседы с Ромкиным отцом. Может, позвонить ему? Пусть сам разбирается с родителями, заодно расскажет, куда его понесло.

— Бросьте, Анна, — словно прочитав мои мысли, сказал Валишевский — старший. — Ничего я вам не сделаю. И Роману звонить бесполезно.

— Бесполезно?

От испуга у меня похолодели руки. Неужели с Ромкой все-таки случилось что-то плохое?

— Он просто не сможет вам ответить, — пояснил свои слова Сергей Карлович. — Занят очень.

— Хорошо, — согласилась я со всем и сразу.

И с тем, что Ромке звонить не буду, и с тем, что спущусь вечером для разговора.

— Вот и прекрасно, — подытожил Валишевский. — До встречи.

И прежде, чем я успела что-либо ответить, закончил разговор.

После этого разговора плов был забыт. Хорошо, что меня хватило на то, чтобы выключить плиту, иначе быть пожару.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Оставшиеся часы до встречи с отцом Романа я провела, нервно расхаживая по дому. Все порывалась позвонить Ромке, поговорить, но каждый раз останавливала себя. Если Сергей Карлович сказал, что Ромка занят, значит его лучше не беспокоить.

Время, как назло, тянулось медленно. Несколько раз я выходила на балкон, курила. Когда сил на ожидание уже совсем не осталось, а за окном стемнело, позвонил он позвонил.

— Анна, выходите. Я жду вас у сквера.

— Уже спускаюсь.

Бросилась в коридор, потом остановилась, глянула на себя в зеркало. Господи, ну и пугало. Надо переодеться, все же старые джинсы и домашняя футболка не самая подходящая одежда для встречи с отцом моего парня. Потом плюнула — не на свидание иду. Сунула ноги в кроссовки и спешно покинула дом.

Чтобы попасть в сквер, мне нужно было выйти со двора и перейти дорогу.

Большой черный внедорожник Мерседес я заметила издали. Несмотря на волнение, усмехнулась — любовь к немецкому автопрому в этой семье передается по наследству. В том, что это машина Валишевского я не сомневалась — других автомобилей рядом не было.

Пока переходила дорогу, передняя пассажирская дверь открылась, и из машины вышел Валишевский — старший. Значит, приехал не один. Я напрягла зрение — за рулем сидел крупный мужчина. Водитель? Охранник? Или кто-то более близкий?

Валишевский сделал пару шагов в мою сторону, водитель открыл окно.

— Сергей!

Голос злой, напряженный.

Отец Романа отмахнулся нетерпеливо и пошел мне навстречу.

— Добрый вечер, — я постаралась скрыть волнение, убирая руки за спину, чтобы не было видно, как они дрожат.

— Здравствуйте, Анна, — вежливо поздоровался со мной Валишевский — старший. — Давайте прогуляемся немного.

Мы вошли в сквер, двинулись вдоль аллеи.

— Зачем вы хотели меня видеть? — спросила у него, когда молчание уже можно было нарезать ножом.

— Красивое у вас кольцо, — вместо ответа сказал Валишевский. — Подарок Романа?

— Кольцо?

— Это же «Glenn Lehrer»?

— Да, — кивнула растерянно.

— У моего сына хороший вкус. Но это не помолочнее кольцо, ведь он не сделал вам предложение.

— Вы спрашиваете?

— Я утверждаю, — усмехнулся Валишевский, достал сигареты и закурил, глубоко затягиваясь.

Его тон, уверенный и немного снисходительный, разозлил меня.

— А вдруг вы ошибаетесь? — я нагло вскинула голову. — Что тогда?

— Нет, Анна. Боюсь, что ошибаетесь здесь все же вы.

Я промолчала.

— Ведь он вам не сказал? — продолжил Сергей Карлович. — Ничего не объяснил?

— О чем вы?

— Давайте присядем, — он указал на скамейку. — Я вам расскажу.

Валишевский устроился на скамейке, я покорно села рядом.

— Мой сын уже помолвлен.

— Что? — не поняла я.

— У него есть невеста.

— Этого не может быть, — категорично ответила ему. — Я вам не верю.

— И тем не менее, это правда.

Мне надо было встать и уйти, но ноги налились свинцовой тяжестью.

— Это розовая Даша? — вырвалось у меня помимо воли.

— Розовая Даша? — переспросил Сергей Карлович. — Какое точное определение. Браво, Анна.

— Так это она?

— Нет, что вы. Я еще не сошел с ума, чтобы женить сына на такой …. забавной особе.

— Тогда кто?

— Вряд ли вы знаете ее. Это София Шлезвиг, графиня Бад-Гастайнская.

Незнакомое имя обрушилось на меня, как мельничное колесо. Придавило так, что и не вздохнуть.

— Настоящая графиня? — я постаралась, чтобы мой голос спокойно.