Анастасия Соловьева - Любовь по правилам и без

Но что мне оставалось? Я села за руль и, объезжая знаменитые московские пробки иногда прямо по тротуару, подъехала ко входу в прославленный театр.

Узкие, но тяжелые с причудливо изогнутыми ручками двери, щелочки-окна на строгом сером фасаде... На меня надвигался новый мощный приступ негатива. На этот раз мне стало страшно. Я исступленно боялась за Танюшку.

Гости тотчас обступили меня, начались приветствия, поздравления, пожелания. Не прислушиваясь и не вглядываясь ни в кого конкретно (кажется, все явились в театр при полном параде, многие принесли цветы), я извлекла из сумки театральные билеты и раздавала их приглашенным.

– Алла, ты видишь, что я не одна! – дергала меня за руку Светка.

– Ничего, у меня есть лишний билет. Стася не придет.

Получив билет, Светка отошла в сторону, где ее ждал высокий шатен в сером пиджаке.

– Кто это? – рассеяно спросила я Стива.

Он пожал плечами:

– Не знаю. Она мне его не представила... Андрюха пришел с очередной девицей. Мне неловко даже.

– Сегодня мог бы обойтись без девиц, – почти машинально ответила, мысленно находясь во власти того острого, обжигающего и одновременно леденящего чувства, которое переживает неискушенный человек, впервые выходящий на сцену.

– Ален, ты волнуешься? – предположил Стив, галантно распахивая передо мной модерновую дверь театра. – Право, не стоит. Кажется, сама Таня уже давно перестала волноваться.

Я ничего не ответила – молча направилась за ним в зал.

Да, допустим, Танюшка перестала волноваться. Лично я в это не поверю – ну пусть так. С Танюшкой пока относительный порядок. Если, конечно, она не завалит премьеру.

«Что ты говоришь?! – возмутился мой внутренний голос. – Таня завалит? Ни за что на свете!»

Я вспомнила ее гибкую спинку и гордо запрокинутую темную головку. Нет, не должна она ничего завалить! У меня чуть-чуть отлегло от сердца.

Вот Стася... бедняжка! Она так надеялась... Все как будто сговорились против нее! Сначала Арвид, потом Лешка-noname. Зачем было морочить голову человеку? Порядочные люди так себя не ведут. А я-то себе напридумывала: добрый, благородный, рыцарь! А он просто негодяй! Негодяй самый настоящий. Лучше бы сразу сказал: не лезь ко мне со своими проблемами!

«Я не noname. Noname не я», – мысленно передразнила я Лешку.

Трус ты, а не noname! Трус закомплексованный! Испугался, что Стася разозлится, поняв, что он, Леша Стеклов, и таинственный noname – одно и то же лицо.

Господи, как все сложно. Я не буду думать об этом. Мне нельзя напрягать мои бедные беременные мозги.

– Алена, ты где? – тихонечко позвал меня Стив.

Я покраснела, неожиданно смутившись, и пробормотала что-то невнятное.

– Ты хоть понимаешь, куда попала?

– В театр, – прошептала я, досадуя, что скрыть от него, как обычно, ничего не удается. А впрочем, такое и не скроешь.

– Ну, если ты пришла в театр, тогда смотри на сцену, – назидательно проговорил Стив, в дидактическом порыве неосторожно повысив голос – дама, сидящая впереди, оглянулась и измерила нас долгим недовольным взглядом. – Ты и Танюшку можешь не заметить, – добавил Стив, сбавляя обороты.

– Нам надо поговорить, – сдерживая громкий вздох, объяснила я, и сидящая впереди дама удостоила нас еще одним столь же выразительным взглядом. – Давай выйдем.

– А Таня? Ее первый выход уже скоро.

– Я больше не могу, – призналась я.

И Стив, пригибаясь и поминутно бормоча слова извинения, повел меня к выходу. От мысли, что сейчас, сию секунду нужно будет объясняться со Стивом, мне стало совсем уж нехорошо. Я задыхалась. Ряды кресел казались мне бесконечными. В фойе я почти без сил плюхнулась на диван. И вместо того чтобы начать говорить, с бессмысленным интересом разглядывала чахлое экзотическое растение, торчащее из пузатой деревянной кадки.

– Алена, ты перенервничала. Банкет надо было отложить на потом, – заговорил Стив тем же назидательном тоном. – А лучше было собрать всех в ресторане. Как в прошлом году. Вспоминаешь?

– Все нормально, дорогой. Тут не в банкете дело!.. Дело в том, о чем я узнала сегодня. В общем, у меня две новости.

– Интересные? – как мне показалось, чуть скептически усмехнулся Стив.

Только скепсиса мне не хватало сейчас, его здорового мужского скепсиса!

– Во-первых, Стася! – независимым тоном объявила я. – Лешка передумал встречаться с ней.

– Как передумал? – Теперь его скепсис исчез без следа. – Да, припоминаю... Ты мне что-то рассказывала. Только я... – он изо всех сил пытался найти выражения поприличней, – я запамятовал немного.

– Когда Стася прогнала его с глаз долой, я все еще не теряла надежды помирить их. Я делала это в первую очередь ради тебя, – от сознания своей самоотверженности я готова была разреветься, – ведь тебе так нравился этот Лешка. Я уговорила его вступить со Стасей в электронную переписку инкогнито. Я хотела отвлечь ее от этого противного архитектора! От Арвида. И в конце концов мне удалось: она увлеклась своим новым электронным знакомым.

– Ну и хорошо.

– Да? Хорошо?! Зато он теперь передумал!

– Что передумал?

– Встречаться с ней передумал!

– Ну так и что? – не понимал Стив. – Передумал и хорошо. Чего же так расстраиваться?

– Как он только смеет! – негодовала я. – Заморочил голову девушке!.. Почему только? Я уже сломала себе все мозги!

– Зря ломала. Надо было сразу меня спросить.

– А ты откуда знаешь?

– Откуда?! От верблюда. Лешка сегодня заезжал ко мне. Между прочим, по вашу душу, бумаги кое-какие просил передать. Для вашего акционерного общества.

– И что же, он все тебе рассказал?

– Ничего он мне не рассказывал. – Стив недоуменно пожал плечами, дескать, возможно ли такое вообще. – Но я спустился проводить его до машины.

– А в машине-то что?

– А в машине девушка сидела, – объяснил Стив с виноватой улыбкой.

– Какая еще девушка?

– Да я не очень разглядел... Такая кудрявая, беленькая. На болонку похожа в профиль.

– Ну и что? Девушка... Мало ли девушек вокруг. – Я, как могла, сопротивлялась дурным вестям.

– Наверное, немало... Он сел в машину, и они поцеловались. Ему безразлично было, видел я это или нет.

Стив замолчал.

– Стасе сейчас плохо, – заметила я после паузы.

– Это ерунда. – Стив потрепал меня по плечу. – Говорится ведь, бабьи слезы что вода. И зря ты так расстраиваешься!.. Пойдем, а то не увидим Танюшку. – Я продолжала сидеть неподвижно. – Алла, пойдем быстрее.

– Подожди, Стив. Я еще не сказала тебе всего. Сядь... Мне нужно собраться с силами.

– Ну, Ален, говори. Неужели тебе не интересно?

– Я беременна, Стив... У нас будет ребенок.

Все говорили исключительно про Танюшку.

Будто не было спектакля, печального сюжета, звездных актеров в главных ролях, экстравагантных декораций и прочее и прочее и прочее.

В нормальной ситуации я постаралась бы перевести разговор на другую тему, даже намекнула бы кому-нибудь из гостей: поймите, она ребенок, еще не может объективно оценивать себя. Умерьте свой пыл, одним словом.

Но это в нормальной ситуации. А сейчас я сидела посреди своей гостиной на пуфе, смотрела на снующих вокруг меня вроде бы знакомых людей, источающих все оттенки восторга... Но по-настоящему не слушала и не смотрела – мысли мои были далеко-далеко..

Хорошо еще, что сообразительная Марина взялась накрыть на стол. В помощники себе она избрала Светку, и Женя с Таней, кажется, тоже увязались за ними.

Я слышала, как Марина просила помочь едва знакомую Светку:

– Давайте мы сами. У Алены сегодня совершенно особенный день.

– Да он у всех сегодня совершенно особенный. – Светка многозначительно, но как-то радостно вздохнула и направилась в кухню за Мариной.

– ...Такая она уверенная у вас! – ораторствовала тетя Ира на всю гостиную. – Не боится! Вышла на сцену – пританцовывает. А уж как запела... Думаю: мать честная!..

Кто-то объяснил тете Ире, что все артисты, в том числе и Таня, пели в этом спектакле в микрофон. Что это особый, новомодный жанр – мюзикл.

– Да хоть и в микрофон! – не обращая внимания на умаляющие эффект слова, продолжала тетка. – Ал, ты-то слышала, как она поет?

Нет, я не слышала.

...Весь спектакль мы со Стивом просидели в фойе прославленного театра. Он не отпускал мою руку, то уговаривал успокоиться, то говорил, что ребенок – это прекрасно, и что наш возраст не имеет никакого значения, и что он очень-очень любит меня, и что он счастлив, и что рожать я буду в самой лучшей московской клинике, а если захочу, то за границей.

Вот так позорно из-за моего преглупого нервозного состояния мы пропустили первое выступление нашей дорогой девочки...

– Стив, – я находила все новые и новые поводы для уныния, – а вдруг, когда наш с тобой ребенок родится, мы уже Танюшку не будем так любить?

Слезы легко подступали к моим глазам, но если вдруг уходили вглубь, я пугалась, подспудно стараясь любой ценной вернуть это приятное слезливое состояние.

– Не говори глупостей, Алена! И пожалуйста, возьми себя в руки. Не забудь: сегодня у нас званый вечер.

И вот, из последних сил держа себя в руках, как пообещала Стиву в фойе театра, я изображала из себя хозяйку вечера.

– Таня поет хорошо... Но ей надо много-много учиться...

– Алла, не занудствуй, – попросила Люда Ненашева. – Ваша Таня – талант!

– Прошу всех к столу! – с довольной улыбкой заглянув в гостиную, пригласила Светка.

Народ нестройно потянулся в столовую. В коридоре образовалась небольшая пробка. Кто-то застыл у дверей в ванную, дожидаясь своей очереди.

– Пошли! – тормошила Светка меня. – Чего сидишь, как в воду опущенная?

– Сейчас приду.

Теперь я чувствовала лишь одно глобально-тотальное опустошение. Наверное, это была нормальная реакция моего бедного, измочаленного сложной цепью предыдущих обстоятельств организма. Но судьбе, видимо, не хотелось бросать это увлекательное занятие на полдороге – впереди меня ожидал последний удар.

– А я все знаю... – бесцеремонно объявила Светка и с этими словами взяла да и подсела ко мне вместо того, чтобы идти в столовую. Я молчала. – Я очень рада за тебя, – не отставала Светка. – А ты?

– Да. Рада, конечно.

– А Стив? Ты ему сказала?

– Стив тоже рад.

– А за меня?

Я не ответила – только вопросительно на нее взглянула.

– Ты что, до сих пор не знаешь ничего? Алка! Кирилл вернулся!

Я еще раз взглянула на нее – на этот раз недоверчиво.

– Да чего ты так смотришь? В Москву вернулся Кирилл!

– На выставку? Будет продавать свои иконы? А я, ты представляешь, все-таки побывала там. Купила...

Я собиралась поведать ей странный случай с покупкой Семистрельной иконы Божьей Матери, но Светка перебила меня:

– Алка! На какую там выставку!.. Он вернулся ко мне. Навсегда.

Еще пять минут назад я думала, что не смогу больше ни плакать, ни радоваться, ни удивляться. По крайней мере, долго не смогу. Но, услышав Светку, я опять почувствовала треклятое волнение и не менее треклятые слезы, готовые предательски затопить глаза.

– Да ты же видела его! – затараторила Светка. Я отрицательно покачала головой. – Ты видела его у входа в театр!

– Я его не узнала, Свет, – выговорила я тяжело. – Думала, кто-то из наших гостей или твой новый знакомый.

– А я... – Светка остановилась, чтобы перевести дух, – я сегодня, представляешь, собираюсь в театр. Сижу перед зеркалом, крашу глаза. И вдруг вижу в зеркало – в комнату входит мужчина. Ну, думаю, работяги эти совсем обнаглели. Это же мое личное пространство. Я не одета! В одном халате сижу, на плечи накинутом. Обнаглели вы, господа! Сейчас получите у меня. Поворачиваюсь – и узнаю Кирилла.

– Свет, а он что?

– А он говорит: «Света, я приехал просить твоей руки».

– Господи... – простонала я. – Какой же удивительный день сегодня.

– Я говорю: «Подожди, как же так? Ты женатый человек». А он: «Уже не женатый. Мы с женой расстались спокойно, и дети, кажется, нас правильно поняли...»

– Но ведь венчанный брак не допускает развода?

– Есть такое понятие: церковный развод. Это, конечно, плохо. Очень плохо. Но лучше, чем постоянно думать друг о друге и знать: ты его никогда не увидишь...

– Светка, я тебя поздравляю! – восторженно заорала я, целуя Светку. – Это тебе награда за твою хорошую, праведную жизнь. За то, что ты отпустила Арвида!

– Алка, тише. Ты всех гостей распугаешь так. Я говорю ему: «А я в театр собираюсь». Он смеется: «Какой театр! Все отменяется». А я: «Нет, сегодня премьера у Аллиной дочки». И мы поехали, Алка. Только от великой любви к тебе.

– Ну и дураки, – засмеялась я. – Я бы на вашем месте...

– Значит, ты не будешь сердиться, если сейчас исчезнем?