— Возможно, — Майлза не особенно задели искры гнева, вспыхнувшие в глазах сына. Гайон был вспыльчив, но умел владеть собой. — По крайней мере, это лучше, чем… — он осекся, так как в комнату вошла Эмма в сопровождении служанки, та несла на подносе вино и еду.

Гайон сел на стул и откинулся на твердую спинку.

— Розин в зале, — объявила Эмма, отпустив служанку и разливая вино. — Придется ввести ее в курс дела.

Гайон устало потягивал вино.

— Зачем? Последний раз я видел ее в Михайлов день[2], она отказалась остаться у нас, дав понять, что не придает нашим отношениям особого значения. Ей не на что жаловаться.

— Возможно, Гай, тогда у нее не было причин для недовольства, но теперь, наверняка, есть, — Эмма нахмурилась.

— Что ты хочешь сказать?

— То, что она переоценила свое умение пользоваться травами, о чем говорят ее округлившиеся формы. Насколько могу судить, к лету нужно ждать наследника.

Майлз широко раскрыл глаза от удивления.

— Хорошо, завтра поговорю с ней, но не думаю, что мой брак что-либо изменит. С удовольствием признаю ребенка и позабочусь о нем, но ты ведь знаешь, Розин — сама себе закон, дикий закон.

— Я не говорю о диком законе, есть еще закон Уэльса, — возразила Эмма. — Первенец мужчины, даже рожденный вне брака, имеет равные права с последующими законными детьми.

Некоторое время Гайон молчал, сосредоточенно жуя и обдумывая положение.

— Эми, я родился в Нормандии, там законы Уэльса не имеют силы, хотя и жаль. Думаю, смогу выделить случайному ребенку кое-что из моих владений, но он не сможет претендовать на то, что составляет гордость и честь моего имени. Кроме того, ребенок еще не родился, это может быть и девочка. Последний ребенок этой посудомойки в Виндзоре был девочкой. Эмма поджала губы.

— Когда это случилось? — спросила она ледяным тоном.

— Прошлой весной, перед уэльским походом. Ребенок умер, не прожив и недели.

— Ты не скупишься на милости, — проворчала Эмма. — Вы с принцем Генрихом, наверное, ведете письменный счет своим похождениям, соревнуясь, кто кого переплюнет.

— Эмма, не будь занудой, — рявкнул Гайон. — Тебе ведь известно, что делается при дворе. Уж лучше попасть в ад за прелюбодеяние, чем за мужеложество или заговор против короля.

Эмма покраснела до ушей. Ее муж, помощник королевского камергера, отлично знал, что происходит среди ближайшего окружения монарха: скандалы, мелочные склоки из-за власти… Что касается Гайона, то его вызывающая красота, презрение к молве, необузданность характера, свойственная валлийцам, притягивали к нему, словно магнит, хотел он этого или не хотел.

Майлз поднялся и тактично напомнил:

— Уже поздно, спорить будем завтра. Так можно и до утра просидеть.

Он многозначительно посмотрел на дочь. Гайон обрадовался, он и без того был полон впечатлений и тем для размышлений, и вовсе не хотел выслушивать благочестивые наставления сестры.

— Мужская солидарность, — заметила Эмма с язвительной усмешкой. — Убедили.

Подойдя к брату, она поцеловала его в щеку.

— Это не значит, что ты сдаешься, — засмеялся Гайон, игриво дернув сестру за золотистую косу.

— Разве? — Эмма вопросительно подняла брови. — Так вот, я рада передать это поле сражений под командование твоей жены, может быть, ей удастся укротить тебя?

— Значит, признаешь свое поражение? — Гай он самодовольно ухмыльнулся. — Не потому ли ты всегда оставляешь за собой последнее слово?

Глава 2

В тускло освещенном зале Розин поворочалась на неудобной подстилке, потом села, с раздражением поняв, что нужно опорожнить мочевой пузырь. Рядом храпел отец. Он успешно торговал шерстью, имел солидный доход, уже отрастил животик, соответствующий его положению, и был вполне доволен собой. Дела пошли лучше с тех пор, как он вошел в дело с Майлзом, хозяином Милнема и Ошдайка. Шерсть и шерстяные ткани приносили хорошую прибыль. Лорд Майлз выращивал овец. Еще его отец торговал настригом во Фландрии, немного спекулировал другим товаром — специями, кожей, шелком, тирианским стеклом — и семья разбогатела.

Подле деда спали дети от первого брака Розин — теперь она овдовела. Рису десять, он был очень похож на отца — темноволосый крепыш. Семилетняя Элунед напоминала мать — стройная и легкая, с иссиня-черными волосами, глазами цвета осенней листвы и ярким румянцем на молочно-белом лице. Скоро появится еще один ребенок. Если мальчик, она надеется, что пойдет в отца — унаследует красоту Гайона и, с благословения Бога, не такой тяжелый характер.

«Глупо», — подумала Розин, тихо пробираясь мимо спящих. Глупо было так легко попасться, ведь она знает все травы и рецепты, по крайней мере, ей так казалось, потому что раньше те работали безотказно. Теперь уже слишком поздно, слишком опасно, да и сезон трав прошел.

Она колебалась, ехать ли с отцом в Хэрфорд, но необходимо купить полотна для свивальников, вот-вот наступит зима, трудная для путешествий. Холодный колючий ветер, снежные вихри и так заставили свернуть с дороги и искать убежище здесь, в замке Ошдайк.

Приезд Гайона явился неожиданным сюрпризом. Розин не могла определить, рада ли она ему. Весть о его скорой свадьбе не причинила боли, она была готова к этому, поэтому всегда держалась независимо. Гайон — наследник большого состояния, его долг — выбрать жену, равную по положению, чтобы та воспитывала детей, как подобает его кругу.

Практичный и трезвый ум Розин подсказывал — нельзя возлагать надежды на прочные отношения с Гайоном. Несмотря на красоту его тела и искусность в постели, прекрасное владение языком валлийцев и способности подражать поведению людей Уэльса, его воспитали, чтобы следить за границей между Уэльсом и Англией, и если король прикажет, Гайон вскочит на боевого коня и ринется мечом усмирять недовольных. Граница с территорией, принадлежавшей Нормандии, была ему домом и приютом от невзгод, а отнюдь не тюрьмой.

В туалете царил леденящий холод, Розин там не задержалась. Но вместо того, чтобы вернуться в зал, вдруг свернула на половину хозяев. Инстинкт подсказал, в какой комнате разместился Гайон, у портьеры свернулась калачиком его собака Кади. Почуяв Розин, она радостно заскулила и получила свою порцию похлопываний и поглаживаний, прежде чем Розин подняла тяжелый занавес.

Гайон крепко спал, но шорох портьеры тотчас разбудил его. В этом замке он вырос, здесь нечего бояться, но он так привык моментально реагировать на посторонние звуки и так редко находился в полной безопасности, что вскочил в мгновение ока и в несколько прыжков пересек комнату.

В тусклом проходе мелькнула тень.

— Гайон? — прошептал неуверенный голос.

Он схватил ее сзади, раздался сдавленный крик.

Длинные шелковистые волосы упали ему на грудь, гибкое тело извивалось в руках. Гайон почувствовал в ладони полную округлую грудь. Женщина попыталась укусить его, но он повернул ее лицом к себе.

— Это я, Розин! — возмущенно прошептала женщина по-французски с легким валлийским акцентом. — Ты что, сошел с ума?

— Это ты сошла с ума, — Гайон удивился, что сонливость совершенно покинула его, и близости Розин оказалось достаточно, чтобы вернуть его в хорошее расположение духа. — Какое идиотство красться к мужчине посреди ночи, дорогая! Я часто кладу рядом меч и мог спросонья снести тебе голову.

— Твой меч меня мало волнует, я к нему привыкла, — произнесла Розин как ни в чем ни бывало и призывно потерлась о его бедра, чувствуя, как горячая волна захлестывает ее, проникая до самых костей. Запустив пальцы в его густую шевелюру, Розин привстала на цыпочки, чтобы укусить Гайона за мочку уха, потом прошептала: — Но все же лучше убрать его подальше, милорд.

Гайон хрипло засмеялся.

— Упрячу так далеко, как смогу.

Он прильнул к губам Розин, одновременно расшнуровывая корсаж платья.

Розин лениво потянулась, как сытая кошка, потом расслабилась, довольная улыбка не сходи ла с ее губ.

— Я уже забыла, что значит удовольствие, мурлыкала она, при тусклом свете свечи любовно обозревая красивое тело Гайона.

— Сама виновата, — заметил он без осуждения. — Я приглашал тебя сопровождать меня.

— Среди нормандских женщин я была бы белой вороной, бельмом на глазу и чувствовала бы себя несчастней всех грешниц, вместе взятых.

— Грех не приносит несчастье, — усмехнулся Гайон, за что получил шлепок. Поймал руку Розин, перебросил через себя и игриво похлопал по упругим ягодицам. Она вырвалась, села в постели и стала жадно рассматривать его лицо и тело.

У Гайона была смуглая кожа, унаследованная от бабки-валлийки, черные волосы и лучистые темные глаза цвета болотной зелени. Его легко было принять за валлийца, если бы не высокий рост и повадки нормандца.

— Что ты разглядываешь? — строго спросил он и улыбнулся.

Розин окинула его долгим взглядом и засмеялась.

— Я похожа на нищего, который внезапно попал на пир. Мне трудно справиться с обилием яств.

Гайон расплылся в довольной улыбке, но вскоре посерьезнел.

— Мне сказали, ты в положении, — произнес он мягко.

— Ну и что? — спросила Розин с вызовом.

— Ты собиралась сказать мне?

Женщина прикусила губу.

— Возможно, — она избегала смотреть ему в глаза. — Наши отцы связаны одним делом, секрет сохранить было бы трудно, а Рис и Элунед — известные болтуны, так что рано или поздно ты все равно узнал бы.

Гайон задумчиво смотрел на нее, чувствуя сдержанность, больно отозвавшуюся в душе.

— Сестра считает, что ты потребуешь соблюдения закона Уэльса, если родится мальчик, — еле слышно прошептал он.

Красивые зеленовато-карие глаза выразили вопрос.

— По закону Уэльса внебрачный сын-первенец приравнивается в правах к детям, рожденным в законном браке.

Розин испуганно покачала головой.

— Твоя сестра ошибается. Какой толк ссылаться на Уэльс по другую сторону границы, где царят законы Нормандии? И я не уверена, что захочу, чтобы мое дитя жило в таком каменном склепе, как этот замок, — она окинула неприязненным взглядом уютную комнату.

Гайон готов был ответить не меньшей колкостью — он тоже не уверен, что желает, чтобы его сын бегал босиком по горам Уэльса или вынужден был торговать шерстью, но сдержался, понимая бесполезность подобного пререкания.

— Эмма рассуждала с точки зрения нормандской леди. Считает, что ты поведешь себя так, как она повела бы себя на твоем месте, то есть, приложила бы все силы, чтобы заставить меня взять на себя ответственность за судьбу ребенка.

Гайон взял прядь ее волос, накрутил на палец и горько усмехнулся.

— Думаю, она хотела вызвать у меня неприязнь к будущему ребенку. Чтобы я испугался и не повторил подобной ошибки впредь. Ей очень не по душе мои любовные похождения.

Розин нахмурилась, вспомнив ледяной взгляд Эммы, когда устраивали постели на ночь, потом улыбнулась про себя, представив, как отнеслась бы Эмма к этой ночной встрече.

— Но я беспокоюсь не о том, что думает Эмма, а о тебе, — Гайон не выпускал локона Розин, окинув взглядом слегка округлившийся живот и грудь женщины.

Розин опустила глаза.

— Стараюсь учиться на собственных ошибках, — продолжал Гайон, заметив, что она испугана. — Я не стану удерживать тебя, хотя и хотел бы этого. К тому же, думаю, в моем положении это было бы неразумно.

— Ты имеешь в виду свою невесту? — произнесла Розин без горечи.

Гайон поморщился.

— Тебе известно? Впрочем, немудрено, ведь в зале мои люди. Розин, дорогая, уезжай отсюда. Поезжай в Уэльс и, ради Бога, не оглядывайся назад.

— Что это значит?

— Тебе передали, что меня сватают за дочь Монтгомери? Это приказ короля, мать девушки — старая знакомая нашего семейства. Мой отказ грозит ей смертельной опасностью со стороны Роберта де Беллема, новоиспеченного графа Шрусбери. Если он смог заточить в темницу свою жену и выколоть глаза крестному сыну, что ему стоит расправиться с невесткой и племянницей? Идет жестокая борьба за власть, тебе лучше быть подальше от этого. Когда отец закончит дела в Хэрфорде, или где бы то ни было, отправляйся домой, сиди у своего очага и не рискуй понапрасну. Не появляйся по эту сторону границы без хорошо вооруженной и надежной охраны. Роберт де Беллем превратит пограничную зону в ад для таких людей, как твой отец.

Розин сжалась, ей хотелось думать, что Гайон преувеличивает, но в глубине души знала — это не так. Даже, если на словах не все соответствовало реальному положению, то выражение лица, глаза, не лгали.

— Я поговорю завтра с твоим отцом, чтобы он проезжал только по нашим дорогам и обходил стороной Шрусбери, хотя тот путь короче.