Ханна Хауэлл - Любовь по расчёту

Ланглейвилл, Пенсильвания

Апрель 1794 года

— Ты не выходишь замуж?

— Да, мама, я не выхожу замуж. Это письмо от Томаса, он разрывает нашу помолвку, хотя делает это в самых учтивых выражениях.

Кловер Шервуд вздохнула и посмотрела в окно, расположенное в небольшой гостиной их городского особняка. Было прекрасное весеннее утро, но она не могла в полной мере оценить его красоту. Весна — время возрождения и надежды, но этой весной она, ее матушка и два младших брата-близнеца оказались в тяжелейшей ситуации, на грани нищеты.

Агнес, ее бедная мать, выглядела очень плохо — она как-то сразу побледнела и осунулась. Кловер была готова рвать на себе волосы — свои прелестные белокурые волосы, которыми так часто восхищался ее жених, но леди не имела права на подобное выражение эмоций.

Ее жених, Томас Диллингсуорт, заметный человек в Ланглейвилле, казался им скалой, на незыблемости которой они строили все свои планы, но «скала» вдруг рухнула и рассыпалась. Кловер понимала, что личная боль, вызванная тем, как ее жестоко отвергли, была почти ничтожной по сравнению с той отчаянной неопределенностью, перед которой вдруг оказалось ее семейство, но легче от этого не становилось.

— О небеса, что же нам теперь, делать? — прошептала Агнес.

Когда ее матушка, закрыв лицо руками, начала рыдать, Кловер закусила нижнюю губу и приложила все усилия к тому, чтобы сдержать свое раздражение и не дать волю подступившим слезам. Письмо, которое она сжимала в руке, являлось неопровержимым доказательством того, что Томас Диллингсуорт не стоит даже одной ее слезинки.

Несмотря на цветистые признания в любви и сладкие поэтические бормотания о ее голубых, как барвинок, глазах, он оставил свою возлюбленную, как только у семьи Шервудов начались неприятности. Его любовь оказалась поверхностной и была больше похожа не на искреннее чувство, а на неплохо сыгранную роль. Гордо вскинув подбородок, Кловер мысленно поклялась себе, что постарается как можно скорее справиться со своей болью.

Матушка продолжала рыдать, и Кловер решила приготовить ей чашечку травяного чаю. Так как слуги покинули их практически сразу после самоубийства отца Кловер, ей пришлось самой заниматься кухней, но это ее не очень тяготило. Впрочем, даже если бы кто-то из слуг и оставался в доме, она все равно сейчас приготовила бы чай сама. Это давало возможность немного побыть в одиночестве и успокоиться. Она понимала, что у ее матери есть весомые причины для переживаний, но этот неиссякающий поток слез начал уже утомлять Кловер.

Ставя тяжелый железный чайник на плиту, она подумала о том, что впереди их ждет еще немало испытаний. Все долги, которые оставил им ее несчастный отец, уже выплачены, но семья оказалась на грани нищеты. Через две недели они вынуждены будут покинуть свой прекрасный каменный дом. И пока им некуда переехать. Даже простая еда станет для них проблемой, и со временем их положение будет лишь ухудшаться, если только судьба не улыбнется им. Но теперь, когда Томас трусливо сбежал от нее, надежды на везение таяли, как первый шотландский снег. Пока Кловер несла чай матери, ее воображение рисовало ей мрачную картину. Войдя в комнату, она с удовлетворением отметила, что матушка немного успокоилась. Мужество и выдержка — вот что нужно им сейчас. Ведь должно же быть какое-то средство, которое поможет остановить их стремительное падение в бездну и защитит от полного разорения. Но найти это средство они смогут только в том случае, если не станут поддаваться унынию и упиваться жалостью к самим себе.

— Вот, мама, попей. Этот чай тебя успокоит. — Кловер подала матери чашку и села в изящное кресло напротив кушетки, на которой сидела Агнес. — Мама, мы не должны сдаваться и опускать руки, если хотим справиться со свалившимися на нас проблемами.

— Возможно, тебе следует попробовать поговорить с Томасом, — сказала Агнес, сделав несколько глотков ароматного чая.

Считая подобный разговор бессмысленным и унизительным, Кловер все-таки сдержалась и ответила насколько могла спокойно:

— Зачем мне это делать? — Она достала письмо из кармана своей светло-голубой юбки и показала его матери. — Письмо Томаса не оставляет никаких сомнений — помолвка разорвана.

— Да, но, наверное, есть какие-то веские причины, заставившие его поступить так не по-джентльменски. Возможно, он уже сожалеет о своем поступке.

— Есть только одна причина, по которой он разорвал нашу помолвку, — и она состоит в том, что у меня больше нет приданого.

Кловер сунула письмо обратно в карман.

— Но ведь он же любил тебя.

— Да, он говорил об этом, но теперь ясно, что это были только слова. Если бы он действительно любил, то был бы сейчас здесь, а он фактически бросил нас на произвол судьбы. — Она вздохнула, заметив, что ее матушка хмурится, с недоверием воспринимая слова дочери. — Мама, одна из немногих ценностей, которые у меня еще остались, — моя гордость. Я не могу и не стану унижаться.

— Гордость на стол не подашь. — Агнес поморщилась, потом быстро поднесла чашку к дрожащим губам. — Моя милая Кловер, я не прощу тебя унижаться и просить его о чем-то, но просто пойти и поговорить с ним ты все же можешь.

Битый час Кловер пыталась убедить свою заупрямившуюся матушку, что вести переговоры с Томасом — неразумно, но все было бесполезно. Ее мать отказывалась поверить в то, что любовь Томаса была корыстной и держалась лишь на богатстве Шервудов. В конце концов, устав от препирательств, Кловер все-таки согласилась пойти поговорить с Томасом. Пусть все это наконец закончится!..

Такое простое событие, как прогулка по небольшому, но растущему городку стало настоящим и даже суровым испытанием — это Кловер поняла еще до того, как преодолела половину пути до конторы Томаса, расположенной в районе порта. Она с трудом подавляла желание закутаться в свой плащ и поглубже натянуть шляпку, чтобы скрыться от любопытствующих и не всегда доброжелательных глаз. Некоторые встречные и вовсе делали вид, что не узнают ее, будто боялись, что она бросится к ним с просьбой о помощи.

«А ведь многие из них располагают немалыми свободными средствами», — подумала она с горечью. Ланглейвилл имел идеальное расположение для того, чтобы получать прибыль от поселенцев, охотно селившихся по берегам Огайо. Томас как раз был одним из тех людей, которые неплохо зарабатывали, скупая товары у поселенцев и переправляя их по реке в Питсбург, Филадельфию и дальше на восток. Многие из живущих в лесной глуши не хотели совершать дальние поездки в крупные города, и это обеспечивало Ланглейвиллу постоянный источник дохода. Кловер казалось очень странным, что среди их знакомых в городе не нашлось никого, кто захотел бы им помочь.

Уже собираясь войти в контору при товарных складах Томаса, Кловер огляделась и нахмурилась. В доках было необычайно оживленно. Впрочем, вспомнила она, весна — это то самое время, когда поселенцы выбираются из лесных дебрей и устремляются в город, чтобы продать добытое и шумно провести время в портовых тавернах. Раньше она намеренно избегала доков Диллингсуорта.

Кловер, стараясь выглядеть независимой, пожала плечами, вошла в контору Томаса и, гордо встретив изумленный взгляд клерка Джона Тимбла, мило улыбнулась. Тот несколько напряженно улыбнулся в ответ. Кловер поняла, что известие о разрыве ее отношений с Томасом стало достоянием горожан.

— Томас у себя? — спросила она тихо, намереваясь вести себя спокойно и с чувством достоинства.

— Э-э, не уверен. Пойду посмотрю.

Джон поспешно исчез в дальней комнате, явно стараясь не допустить, чтобы Кловер разглядела, что происходит внутри.

Девушка в раздражении топнула ногой. Она догадывалась, что скорее всего получит отказ, хотя наверняка и в самых изысканных выражениях. Кловер узнавала эти признаки — более того, они уже становились до боли знакомыми. Но, решила девушка, она не позволит оттолкнуть себя, как грязную портовую попрошайку. Сделав глубокий вздох, она выпрямилась до своих четырех футов одиннадцати дюймов и решительно прошла в кабинет Томаса, едва не столкнувшись с торопливо выходящим Джоном. Войдя в комнату, она огляделась и тут же увидела Томаса, судорожно пытавшегося поднять закопченную ставню окна. Горькая усмешка появилась на ее губах.

— Сбегаешь, милый? — спросила она сладким голоском.

Ее бывший жених, оставив попытку справиться с перекосившейся рамой, повернулся к ней.

— Я не понимаю, почему ты считаешь возможным устраивать подобные рандеву, — произнес Томас, даже не пытаясь скрыть своего недовольства.

Она молча смотрела, как Томас ставит на место щеколду, как идет к своему конторскому столу, и в который раз отметила для себя, насколько хорош этот молодой человек с его густыми золотистыми волосами и ореховыми глазами. Пожалуй, нет ничего удивительного в том, что деловой, процветающий молодой человек с приятной внешностью не хочет брать в жены бесприданницу, да еще с иждивенцами, тем более что имя невесты запятнано скандалом. Такая женитьба могла бы серьезно повредить его весьма успешной карьере. Он может устроить свою жизнь гораздо лучше. Но все же больно было осознавать, что его чувства к ней оказались такими несерьезными.

— Вообще-то, Томас, я здесь по настоянию моей матушки. Она нежная романтическая натура, и ей трудно поверить, что те чувства, о которых ты говорил с таким пылом, вдруг внезапно исчезли.

Молодой человек покраснел.

— Мужчина должен заботиться о своем будущем.

— И жена, у которой в качестве приданого стареющая мать и два младших брата, вряд ли будет способствовать этому будущему?

— Я рад, что ты это понимаешь.

— Томас, сейчас мне понятно лишь одно: я слишком долго слушала твою сладкую ложь. Я пыталась объяснить своей матушке, как именно обстоят дела, но, как я уже сказала, она слишком романтична, чтобы поверить в истинное положение дел.

— Ты закончила? — раздраженно спросил Томас!

Резко встав, он схватил шляпу с вешалки, стоящей позади его стула.

— А-а, у тебя, конечно, назначена деловая встреча, не так ли?

— Именно так.

Он прошел к двери, распахнул ее и, нахмурившись, повернулся к Кловер.

— Что ж, не буду тебя задерживать, — пробормотала она, направляясь к двери. — Сара Марстен весьма ценит пунктуальность.

— С чего ты взяла, что я встречаюсь с Сарой Марстен?

— У тебя дурная привычка оставлять на столе открытый ежедневник.

— Может быть, подвезти тебя домой? — выпалил он.

— Ты всегда отличался хорошими манерами, но, спасибо, не стоит. Я с удовольствием пройдусь, день прекрасный, — сказала она сухо.

Когда Томас, буквально выскочив из своей конторы, с грохотом захлопнул дверь, Кловер поморщилась.

— Мне очень жаль, мисс Шервуд, — промямлил Джон, делая шаг вперед.

Видя искреннее сожаление на приятном лице клерка, Кловер улыбнулась.

— Если не думать о том, что мы связывали с этим человеком какие-то наши надежды, то на самом деле сожалеть не о чем. Лучше еще до свадьбы выяснить, насколько струны его души тесно переплетены со шнурком его кошелька.

— Возможно, к лучшему, что вы не стали его женой.

— Что вы хотите этим сказать?

— О, ничего. Просто я имею в виду его непостоянство. — Джон запнулся, покраснел, затем взял себя в руки. — Что вы будете делать теперь, мисс Шервуд?

— Об этом придется хорошенько подумать.

— А как насчет вашей сестры, миссис Лавингтон? Она не сможет вам помочь?

— Могла бы, но не захочет. Элис никогда не отличалась особой преданностью семье.

— Что ж, если я услышу что-нибудь полезное для вас, то обязательно сообщу вам об этом.

— Большое спасибо, Джон. Мне пора.

— Будьте осторожны, мисс Шервуд. Сегодня в городе немало… грубых людей.

«Грубых людей, верно замечено», — размышляла Кловер, выходя из конторы Томаса. К несчастью, в это время дня такого типа люди как раз выходили из доков, и по пути домой ей необходимо было идти мимо них. Расправив плечи и проклиная свое хрупкое телосложение, она отправилась в путь. То, что эти мужчины угрожающе выглядят, вовсе не означает, что они действительно страшные, решила она, старательно гоня от себя страхи.

Кловер уже готова была вздохнуть с облегчением, радуясь, что почти миновала опасный участок, когда вдруг крупный бородатый мужчина преградил ей путь. Трое приятелей громилы похохатывали в сторонке. Открыв щербатый рот, поселенец широко улыбался, распространяя чуть ли не на всю улицу запах дешевого рома.

— Куда направляешься, малышка? — спросил он.