Она стала второй половиной Джо, ее утраченной половиной.

Мэри опустилась на пол и прижалась щекой к мягкой обивке кресла.

– Джо, – прошептала она в тишину. – Мне так одиноко без тебя! Нет никого, кто мог бы дать мне совет, никого, кто любил бы меня так, как любишь ты. Пожалуйста, послушай меня. Мое сердце говорит с тобой.

Но вокруг стояла тишина, словно насмехавшаяся над ней. Отчаяние охватило Мэри, и она закрыла глаза, борясь со слезами. И вдруг во мраке появилась сверкающая точка.

Мэри, это ты? Послушай, мне так страшно… Папа… Ты никогда не догадаешься… Питер…

Сбивчивые слова превратились в шум, подобный шелесту волн, набегающих на берег. А потом тревожный голос и вовсе стих.

Мэри вскочила на ноги. Щетка выпала из рук, со стуком ударившись о пол. Джо услышала ее! Она пыталась сказать ей что-то очень важное.

Господи, сжалься! Неужели она обвинила их отца?

– Нам придется пожениться, – сказал Адам.

Карета, плавно покачиваясь, отъехала от тротуара. Адам ожидал, что Мэри сначала удивится, а потом с присущим ей достоинством даст свое согласие. Но она непонимающе смотрела на него, словно мыслями была в сотнях миль отсюда. Она, конечно, считала, что он шутит.

– Как только мы найдем твою сестру, – продолжил он, – я позабочусь о том, чтобы получить специальное разрешение. С этим никаких сложностей не будет. Архиепископ, конечно, воспротивится, но в конце концов согласится. Мы сможем обвенчаться без лишнего шума в церкви, которую ты сама выберешь…

– Нет.

Ее отказ застал его врасплох.

– Если ты предпочитаешь, мы можем пожениться у меня дома. А потом устроим небольшой прием с ближайшими друзьями семьи.

– Я сказала нет. – Она сжала пальцы, лежавшие на коленях. Ее глаза казались огромными зелеными озерами муки на бледном лице. – Никакого разрешения, никакого архиепископа, никакой церкви и, конечно, никакого приема! Я не выйду за вас.

Он нахмурился.

– Но ты должна!

Адам призвал на помощь все свое терпение. Он должен поступить как джентльмен. Разве она не понимает, что это решение было для него мучительным и он жертвует ради нее своим священным долгом? И разве она не понимает всей серьезности того, что он предлагает? Честь носить его древнее имя. Обещание богатства. Возможность стать герцогиней, а ради этого десятки дам пожертвовали бы многим, если не всем.

Но разумеется, это была не просто дама, это была Мэри! Ему следовало ожидать такой реакции.

– Но нельзя же, чтобы эта чепуха насчет аристократии помешала тебе согласиться.

Она покачала головой.

– Дело вовсе не в этом.

– А в чем? – Гнев закипал в его душе, гнев отчаяния и бессилия. Ему казалось, что он пытается докричаться до нее через пропасть, но ветер уносит его слова в сторону. – Если ты переживаешь из-за моего отношения к твоей сестре, то я могу лишь вновь принести свои глубочайшие извинения. Я обещаю, что сумею исправить содеянное.

– Это тоже тут ни при чем. Вы решили жениться на мне не по собственной воле. Вас вынудили сделать это предложение. Мой отец вынудил вас.

Так вот в чем дело! Раскаяние терзало его.

– Я не позволю другим оскорблять тебя так, как посмел это сделать он. Когда ты станешь моей герцогиней, никто не посмеет оскорбить тебя.

Мэри посмотрела ему прямо в глаза.

– Если бы мы не провели ночь вместе… если бы вас при этом не обнаружили… вы бы уже сделали предложение леди Камилле.

Он молчал, ему нечего было возразить.

– И я ведь не «ваша любовь», – добавила Мэри, и голос ее задрожал. – Я должна была понять, что для аристократа эти слова ничего не значат.

Странная тоска сжала его сердце. А что же он испытывает к ней? Страсть – безусловно. Ему хотелось увлечь ее в постель и оставаться там следующие десять лет. И восхищение. Он ценил остроту ее ума и мог бы поучиться у нее прямоте и откровенности. Но любовь? Разве может любовь вызывать такое волнение, такую недостойную бурю чувств? Его охватила паника. Неужели эта провинциальная мисс всеже завладела его сердцем?

– Ты мне небезразлична, – сказал он. – Со временем чувство появится.

– Скорее всего появится раздражение. Как может быть иначе, если вы считаете меня ниже себя? Если вы вынуждены взять в жены женщину, которая годится лишь в любовницы?

Тусклый свет освещал изящные черты ее лица, гордо вздернутый подбородок. В ее глазах затаилась боль. Он обидел ее, сильно обидел. Потому что она догадалась, что его предложение о браке продиктовано чувством долга.

Внезапно мысль об отказе привела его в ужас. Он потянулся к ней, борясь с желанием поцеловать ее. Он опасался, как бы она не подумала, что он снова использует ее.

– Мэри, прошу тебя, попытайся понять! У меня и в мыслях не было оскорбить тебя, когда я предложил тебе стать моей любовницей. Я только хотел предложить свою защиту, ведь я погубил твою репутацию. Но теперь я вижу, что должен дать тебе нечто большее, чем временные отношения. Честь требует этого от меня.

Она поджала губы, и Адам понял, что допустил ошибку.

– Будь проклята ваша честь! – резко сказала она. – Я никогда бы не смогла принадлежать человеку, который считает для себя унижением брак со мной. Забирайте оба ваших предложения, милорд герцог, и подите прочь.

Мэри делала вид, что наслаждается густым черепаховым супом, но ее желудок взбунтовался после нескольких ложек. Нервы были так напряжены, что она не чувствовала вкуса еды.

Она допустила ошибку, приняв приглашение Адама пообедать с его семьей. Его холодная официальность вызвала в ней желание убежать и спрятаться в своей просторной спальне. Но ведь она уже больше не мышка, напомнила она себе. Ни один мужчина не может больше заставить ее прятаться. Как гостья дома Брентвеллов, она имела полное право сидеть за столом Адама. Она не хуже любого аристократа.

И потом, оставшись в одиночестве, она бы опять мучительно думала о последнем послании сестры. Джо не могла иметь в виду отца, говоря о своем похитителе. Просто она неверно поняла сестру. И кто такой Питер? Мэри так сосредоточилась на этой мысли, что у нее разболелась голова. После обеда она напишет записку Обедайе и спросит, знает ли он, кто такой Питер.

Она снова опустила ложку в тарелку, но не смогла заставить себя проглотить хотя бы еще немного супа. Никогда раньше она не была в столь изысканном обществе. Напротив нее сидели леди Софи и лорд Гарри, а Адам и его мать восседали с обоих концов длинного стола. Леди Софи рассказывала о веселой проделке своих друзей, а ее мать и лорд Гарри время от времени включались в разговор.

Мэри в это время старалась не таращиться на окружающие ее предметы, словно неотесанная деревенщина. Стены парадной столовой были отделаны голубым дамасским шелком, в тон обшитым золотистым шнуром портьерам на высоких окнах. Потолок украшала узорчатая лепнина. Люстра отбрасывала сияющие блики на тонкий фарфор и тяжелое серебро.

Все это могло бы принадлежать ей. Она могла бы стать хозяйкой этого великолепного дома с бесконечными коридорами и головокружительно высокими потолками, с элегантно обставленными комнатами. Как странно даже думать об этом! Неужели она настолько низко пала, что жаждет богатства и роскоши?

Нет, ей нужен хозяин дома. Несмотря на все, что произошло между ними, несмотря на все разумные доводы, она страстно хотела быть его женой.

Ее завораживало его присутствие, и, как всегда, при виде него у нее сжималось сердце. Он сидел во главе стола, слушая болтовню сестры. Рассеянная улыбка смягчала высокомерное выражение лица. Синяк на левой скуле придавал его красоте налет мужественности. Он был воплощением высокого положения и привилегий, от безупречно завязанного галстука до дорогого жилета.

И он хотел жениться на ней.

Она осторожно опустила ложку, боясь, что рука дрогнет и она прольет суп на безупречно накрахмаленную скатерть. Нет, не хотел. Он считал себя обязанным предложить ей руку. И несомненно, испытал огромное облегчение, когда она отказала ему. Она не вписывалась в его роскошную жизнь, и оба они понимали это.

Как она глупа, что любит его до сих пор!

В это время Адам повернулся и посмотрел на нее. Его улыбка погасла, и взгляд его пронзил ее насквозь. Мэри вдруг стало не хватать воздуха. Если бы только она приняла его предложение, он бы снова пришел в ее спальню. Они бы вновь испытали это чудесное единение души и тела. Может, он тоже вспоминает о том, как они любили друг друга?

– Вам не понравился суп, мисс Шеппард? – спросил он. Во рту у Мэри пересохло, и она не смогла произнести ни одной более или менее связной фразы.

– Он хороший… но несколько… зеленый. – Адам дернул бровью, леди Софи хихикнула, лорд Гарри усмехнулся.

– Мне жаль, что суп вам не нравится. Я. велю мсье Бернарду больше не подавать вам зеленого супа, – сказала герцогиня.

Щеки Мэри вспыхнули.

– Прошу вас не утруждать себя. Просто я не очень голодна.

– Меня не удивляет, что у вас пропал аппетит, – заявил лорд Гарри со смешинкой в глазах. – Сент-Шелдон не сводит с вас грозного взгляда. Это у него такая привычка – запугивать гостей. Вы привыкните к этому, как и мы все.

– Послушай, – укорил его Адам, – не стоит раскрывать все мои секреты.

– Кстати, о секретах. – Леди Софи лукаво улыбнулась. – Я хотела бы узнать происхождение этого синяка у тебя на лице. Почему бы тебе не рассказать, откуда он?

– Я уже говорил, что был так неловок, что налетел на дверь.

– Ха! – Леди Софи повернулась к Мэри: – Возможно, ты знаешь? Могу поклясться, что сегодня утром синяка у него не было.

Холодный взгляд Адама словно бросал вызов Мэри. Мурашки побежали по ее коже. Неужели он считает ее настолько бестактной?

Лорд Гарри спас ее от необходимости отвечать.

– Боюсь, мисс Шеппард, что вам придется привыкнуть к еще одному чудачеству. Я имею в виду мисс Софи, которая вечно во все сует свой нос.

– Прошу прощения, лорд Жаба, – фыркнула Софи, – но ей будет еще труднее привыкнуть к вам.

Они добродушно препирались, словно Мэри была членом их узкого круга. Грустная улыбка коснулась ее губ, а потом неожиданная мысль рассеяла остатки ее самообладания. Если… когда Джо выйдет замуж за Сирила, Мэри станет его свояченицей. Ее будут часто приглашать в этот дом. Время от времени она будет видеть Адама, его высокородную жену и детей.

Слуга в ливрее убрал тарелки для супа, а другой в это время подал рыбу в сметанном соусе. Мэри искоса смотрела, какую вилку выберет леди Софи, и взяла такую же. По крайней мере она не опозорит его сестру, а сам он может убираться к дьяволу.

Ей удалось покончить с едой без новых ошибок. После обеда леди Софи взяла ее за руку и потянула за собой из столовой.

– Теперь мы, дамы, должны удалиться в парадную гостиную, где проведем еще полчаса за учтивой беседой, пока джентльмены курят свои сигары и пьют бренди. – Она сморщила носик. – Я бы хотела хоть раз остаться с ними, а ты, Мэри?

– Софрония, – укорила ее герцогиня, – не забывай о приличиях.

– Но Мэри согласна со мной. Правда, Мэри?

Их шаги гулким эхом разносились по коридору с изображением Юлия Цезаря на сводчатом потолке. Мэри не желала быть пешкой в препирательствах между матерью и дочерью.

– Боюсь, что я сегодня на всех наведу тоску. – Она улыбнулась, чтобы смягчить свои слова. – Я очень устала. Нельзя ли мне удалиться?

– Вы задержитесь на некоторое время, – сказала герцогиня. – Софрония, подожди в гостиной.

– Но, мама…

– Прошу тебя сделать так, как я сказала.

Девушка вздохнула и нехотя вышла.

Сердце Мэри забилось от страха. Почему вдруг герцогиня захотела поговорить с ней наедине? Боже милостивый! Она, должно быть, узнала, что Мэри была близка с Адамом, нарушив законы общества и церкви.

Она неохотно последовала за герцогиней в небольшой альков у парадной лестницы.

– Я не успела поблагодарить вас за то, что вы сделали для моего сына.

– Сделала? – пискнула Мэри. Что она такого сделала для Адама, чтобы заслужить благодарность его матери?

– Не надо скромничать, мисс Шеппард, – с улыбкой произнесла герцогиня. – Вы разбудили Сирила. Возможно даже, спасли ему жизнь. Я всегда буду вам за это благодарна. – Она улыбнулась, и надменные черты ее лица смягчились.

Мэри почувствовала огромное облегчение и удивительное чувство родства с этими надменными аристократами. Оказывается, ничто человеческое им не чуждо.

– Как лорд Сирил?

– К удивлению врачей, он быстро поправляется. И теперь он стал совершенно несносным пациентом. Хотя у него кружится голова, когда он пытается сесть, Сирил полон решимости побыстрее встать с постели.

– Потому что он хочет найти Джо.

Мягкость и теплота тут же исчезли, и лицо герцогини посуровело.