Она подняла на него взгляд, как не раз делала это раньше. Его лицо в тени было таким же неясным, как и ее отражение в стекле. Но глаза, освещенные луной, были ясными, слова четкими и понятными. В них читалось неприкрытое желание.

— Вы не можете больше бегать, Аврора, ни от себя, ни от меня!

В его голосе звучало нетерпение, которое становилось тем острее, чем плотнее его губы прижимались к ее губам. Он хотел, и гораздо отчаяннее, чем мог поверить сам. Его потребность в ней была сильнее, чем он позволял себе признаться. Ее неуверенность, ее колебания пробуждали самые примитивные стороны его натуры. Требовать, брать, обладать! Все мысли в его голове сплелись в один пульсирующий клубок желания. Он испытывал не приятное ожидание, как это бывало с другими женщинами, а ярость, горящую, почти неистовую. Почувствовав первый намек на капитуляцию, он чуть не сошел с ума.

Его губы были так голодны, а руки так сильны! Он настойчиво прижимался к ней всем телом и держал ее так, словно она принадлежала ему. Дэвид был почти готов к насилию, но внутренний голос останавливал его. Он всегда знал, что выбор в конечном счете за женщиной. Она может дать или отказать. Как камень, брошенный в чистую воду, ее решение, принятое сейчас, пустит рябь по всей ее жизни. Когда она утихнет и утихнет ли, предсказать невозможно. Эй Джи знала, что давать всегда рискованно. А риску обычно сопутствует некое возбуждение, некий страх. С каждой секундой удовольствие становилось все более дерзким и зрелым, пока она со стоном не поднесла руки к его лицу и не сдалась.

Это всего лишь страсть, уговаривала себя Эй Джи, чувствуя, как напряглось и заныло ее тело. Потребность, созревающая в ней, не имела ничего общего с ее мечтами, надеждами и желаниями. Она не могла сопротивляться своей страсти и не могла отказать его страсти. На сегодняшний вечер, только на сегодняшний вечер, она позволила себе быть ведомой этой страстью!

Он мгновенно понял, что она принадлежит ему. Ее тело не ослабло, а напряглось. Капитуляция, которой он ожидал, стала голодом, таким же настойчивым, как и у него. У них не будет медленного обольщения, мягкого убеждения. Желание, как лезвие бритвы, сулило не только удовольствие, но и боль. Оба это понимали, признавали и принимали. Вместе они упали на постель и позволили огню разгореться.

Его халат обвивался вокруг нее. Нетерпеливо выругавшись, Дэвид стянул его с ее плеч, обнажив соблазнительные изгибы. Его теплые губы беспорядочно блуждали по ее лицу и гладили ей горло, оставляя ее неудовлетворенной. Он потерся щекой о ее щеку, она застонала от удовольствия. Он стремился мучить, он стремился господствовать, но она охотно встречала каждое его движение. Она чувствовала теплый след его языка и ежилась в предвкушении. Она принялась рывками расстегивать пуговицы его рубашки, пока ее терпение не иссякло и она просто сорвала с него рубашку.

Она проводила ладонями по его мужественному, крепкому, сильному телу, тщательно исследуя каждый бугорок его мускулов. Его запах овладевал всеми ее чувствами. Она ощущала бурное желание, горячее намерение. Ощутив его дрожь, Эй Джи невероятно возбудилась. Его болезненное, настойчивое, отчаянное желание передалось ей. Это было именно то, чего она хотела. Такая же безжалостная, как и он, она стремилась лишить его контроля над собой.

Постель, застеленная мягкой, гладкой простыней, напоминала поле боя, полное огня, дыма и страстей. В воздухе чувствовалось дыхание весны. Но это ничего для них не значило. Теплое тело и жесткие потребности, переливающиеся мускулы и крепкие руки — вот что было сейчас их миром. Он сорвал халат с ее тела, и у нее перехватило дыхание, но не от страха, не из протеста, а от возбуждения. Когда он прижал ее руки, она воспользовалась губами как оружием, чтобы лишить его разума. Она выгнула бедра, прижимаясь к нему, мучая, соблазняя, возбуждая. Скольжение его рук по ее телу удваивало ее силы и возбуждение.

Но здесь, в этом бурлящем, пылающем мире не будет ни победителя, ни побежденного! Огонь стремительно распространялся по ее коже, оставляя тупую, пощипывающую боль там, где касались его руки или губы. Она хотела этого, наслаждалась этим и жаждала большего. Не желая надолго оставлять за ним инициативу, Эй Джи перевернулась, оседлала его и сама начала осаду.

Он не знал прежде, что женщина может вызвать у него дрожь. Он не знал, что женщина может причинить ему боль одним желанием. Она была такой же податливой и ненасытной, как он. Она была обнажена, но неуязвима. Она была страстна, но неуступчива. Он видел при лунном свете ее светлые спутанные волосы, ее кожу, сверкающую не от возбуждения, а от неудовлетворенного желания. Ее мягкие, но достаточно требовательные и дерзкие руки гладили его, и у него от этого перехватывало дыхание. Она с бешеным нетерпением стащила с него слаксы. У него закружилась голова и все тело затрепетало, а она распростерлась поперек его тела и крепко прижалась к нему.

Это было безумие, но оно ему нравилось. Это была мука, но он молил, чтобы она не кончалась. Когда-то он думал, что обнаружил в ней тлеющую, скрытую страсть, но к подобному он готов не был. Она была само обольщение, сама жажда, сама алчность. Окунув обе руки в ее волосы, он прижал ее губы к своим губам, и она могла пробовать их на вкус.

Это был не сон, ослеплено подумала она, когда его губы впились в ее губы, а руки снова овладели ее телом. Ни один ее сон не был таким бурным. Реальность никогда не была столь безумной. Сцепившись с ней, он перевернул ее на спину. Когда она вдохнула, чтобы глотнуть воздуха, он вошел в нее так, что ее тело, напрягшись, прогнулось навстречу ему. Она подняла руки, слишком ошеломленная, чтобы понимать, как ей необходимо держаться за него. Тесно переплетясь, их силы питали друг друга так же, как их голод.

Потом они лежали рядом, слабые, пресыщенные, оба побежденные.

Наконец здравый смысл начал возвращаться. Эй Джи снова увидела лунный свет. Его лицо было спрятано в ее волосах, но дыхание стало ровнее. Ее руки по-прежнему обнимали его, тело крепко слилось с его телом. Она приказала себе отстраниться, восстановить дистанцию, но ей не хватило воли подчиниться.

Это же всего лишь страсть, напомнила она себе. Это всего лишь потребность. Оба чувствовали удовлетворение. Теперь настало время разъединиться, разойтись. Но ей хотелось прижаться щекой к его щеке, бормотать что-то глупое, и чтобы так продолжалось до самого восхода. Крепко закрыв глаза, она боролась со стремлением смягчиться, дать то, что уже безвозвратно потеряно.

Дэвид не знал, что женщина может вызвать в нем трепет. Он никогда не предполагал, что женщина сделает его слабым.

И все же не стоит чувствовать себя таким ослепленным. Таким потерянным.

Дэвид не был готов к такой силе чувства. И никак не думал, что потребность станет еще сильнее после того, как ее удовлетворишь. Казалось, он подарил ей часть себя. Поэтому его еще сильнее тянет к ней!

Когда она задрожала, он притянул ее к себе:

— Холодно?

— Похолодало. — Это звучало разумно и правдиво. Как она могла объяснить, что ее тело до сих пор излучает тепло, и так будет, пока он рядом.

— Можно закрыть окна.

— Нет. — Она снова слышала шум ручейка, ощущала запах гиацинтов и не хотела терять эти ощущения.

— Ну, нет так нет! — Он отодвинулся, расправил простыни и накинул их на нее. Именно тогда, при тусклом освещении, он заметил бледную линию пятен вдоль ее руки. Взяв ее за локоть, он вгляделся повнимательнее. — Очевидно, я был с вами недостаточно осторожным.

Эй Джи опустила взгляд. В его голосе звучало сожаление и намек на доброту, а против этого она была совершенно беззащитна. Если бы она не боялась снова услышать из его уст эти слова, то хотела бы положить голову ему на плечо. Вместо этого она пожала плечами и отдернула руку.

— Ничего страшного. Я бы не удивилась, если бы и вы нашли на своем теле несколько синяков.

Он взглянул на нее и улыбнулся совершенно неожиданной, очаровательной улыбкой.

— Кажется, наши игры были довольно грубыми.

Она не смогла сдержать улыбку. Эй Джи, повинуясь порыву, наклонилась и быстро, не слишком нежно ущипнула его за плечо:

— Жалуетесь?

Она опять удивила его. Может быть, в его жизни настало время для удивления?

— Не буду, если вы не будете.

Затем резким, цепким движением он перевернул ее на спину.

— Послушайте, Брейди…

— Мне нравится идея сразиться с вами один на один, Эй Джи! — Он наклонил голову и принялся покусывать ей мочку уха, пока она не начала извиваться.

— Пока преимущество на вашей стороне. — Она задыхалась, щеки ее раскраснелись.

Сжимая ее запястья, он чувствовал, как постепенно учащается ее пульс. Вытянувшись во всю длину своего тела, он чувствовал впадины, изгибы, плавные линии ее тела. Желание вновь разгоралось в нем, словно никогда не утихало.

— Леди, я знал, что смогу регулярно получать удовольствие от преимущества над вами! Я знал, что буду получать это удовольствие до конца ночи!

В ответ Эй Джи постаралась освободиться, но, поняв, что ее усилия бесполезны, лишь горестно вздохнула. Быть побежденной физически было почти так же унизительно, как быть побежденной интеллектуально.

— Я не могу сегодня остаться на ночь.

— Вы здесь, — заметил он и провел свободной рукой от ее бедра до груди.

— Я не могу остаться.

— Почему?

Потому что дать выход сдерживаемой страсти и провести с ним ночь — далеко не одно и то же.

— Потому что завтра я должна работать, — несвязно начала она. — И…

— Утром я подвезу вас домой, чтобы вы переоделись.

Ее крепкий сосок прижимался к его ладони. Он провел по нему пальцем и увидел, как в глазах ее загорелась страсть.

— Я должна быть в офисе в половине девятого.

— Встанем пораньше. — Он опустил голову и поцеловал ее в губы. — Я все равно не собираюсь долго спать.

Ее тело было массой нервных окончаний, ожидающих, когда ими воспользуются. Это моя слабость, напомнила она себе. А слабость приводит к поражению.

— Я не остаюсь на ночь у мужчин!

— На этот раз вы останетесь. — Он провел пальцем по ее лицу и обхватил руками ее горло.

Если она и проиграет, то проиграет с открытыми глазами.

— Почему?

Он мог бы дать ей спокойные, убедительные ответы. И они могли бы быть правдивыми. Вероятно, поэтому он поступил по-другому.

— Мы еще не насытили друг друга, Аврора. Даже отдаленно.

Он был прав. Желание переливало в ней через край. Она могла это принять. Но она не принимала никакого давления на себя, не терпела, чтобы ее умасливали и соблазняли. «Это мои условия», — повторяла себе Эй Джи. Тогда она сможет сделать эту первую уступку.

— Отпустите мои руки, Брейди!

Угловатый подбородок, прямой взгляд, твердый голос. Он решил, что Эй Джи не та женщина, которая будет ждать. Подняв бровь, он отпустил ее руки.

Пристально глядя в его лицо, она медленно пробормотала что-то негодующее. Ему было все равно, вызов это или капитуляция.

— Сегодня я вообще не собиралась спать, — предупредила она и прижалась губами к его губам.


* * *


В комнате еще было темно, когда Эй Джи пробудилась от легкой дремы и теснее закуталась в одеяло. В мышцах чувствовалась боль, скорее приятная, нежели раздражающая. Она потянулась и повернулась, чтобы посмотреть на светящийся циферблат будильника. Его не было на месте. Еще не полностью проснувшись, она протерла рукой глаза и посмотрела снова.

Конечно, его нет, вспомнила Эй Джи. Она же не дома. Ее будильник, ее квартира и постель находятся за многие мили отсюда. Повернувшись, она увидела рядом с собой пустое место. Куда он пропал? Который же час?

Она потеряла время. Часы, дни, недели, но это не важно. Сейчас она одна, и снова наступило время реальности.

Они измотали, опустошили и в то же время напитали друг друга. Она не знала, может ли быть что-либо подобное ночи, которую они провели вместе. В реальной жизни не было ничего столь возбуждающего, безумного и отчаянного. И все же эта ночь была абсолютно реальной! На ее теле остались следы его рук, его страстных прикосновений. Его вкус остался на ее языке, аромат у нее на коже. Это было реально, но это не была реальность. Реальность наступила сейчас, с приходом утра.

Когда она сдалась, то сделала это добровольно. Никаких сожалений не будет. Если она и нарушила одно из своих правил, то сделала это сознательно и намеренно. Конечно, не хладнокровно, но и не легкомысленно. Ночь закончилась.

Ждать больше нечего! Эй Джи подняла с пола халат Дэвида и надела его. Важно не вести себя глупо. Она же не ребенок! Она не станет вешаться ему на шею и утверждать, что их связывает нечто большее, нежели секс. Всего лишь одна ночь страсти и взаимного влечения!