— Мы договорились…

Он так неожиданно грубо обругал заключенные между ними соглашения, что она замолкла. Дэвид смотрел на свою руку, вполне представляя, что могло бы произойти.

— Возможно, вы спасли мне жизнь. И что я должен вам сказать? Спасибо?

С трудом придя в себя от изумления, она, заикаясь, пробормотала:

— Лучше бы вы ничего не говорили.

Он подошел к ней, но не прикоснулся.

— Не могу. Послушайте, я сам потрясен. Это не значит, что я вдруг счел вас ненормальной. — Он увидел, как в ее глазах что-то появилось и через мгновение исчезло, и коснулся ее лица. — Я вам благодарен. Только не знаю, как с этим справиться.

— Все хорошо, — ответила Эй Джи. Почва уходила у нее из-под ног. — Я не ожидала…

Он поднял к ее лицу и вторую руку.

— Ожидала. Предполагала. Скажите, чего вы хотите? Что вам больше всего нужно?

Она попробовала было сопротивляться, но у него были такие ласковые руки и ждущие глаза.

Она прикрыла веки:

— Обнимите меня. Хоть на минуточку.

Он обвил ее руками и притянул к себе. В этом объятии не было страсти, только уют и защита. Она погладила его по спине.

— Хотите, поговорим об этом?

— Это было как вспышка. Я сидела и думала, как хорошо ничего не делать. И о цветах. Я представляла себе, как они будут стоять на окне. И вдруг они стали черными, а лепестки превратились в лезвия. Я увидела, как вы наклонились над теми колокольчиками, и все вокруг вдруг стало серым.

— Я еще не наклонился.

— Но уже собирались.

— Точно. Собирался. — Он на мгновение стиснул ее крепче. — Похоже, я не сдержал слова. Цветов для вас у меня нет!

— Это не важно. — Она поцеловала его в шею.

— Я это еще сделаю, — Он чуть отодвинулся и взял ее за обе руки. — Аврора… — Он стал поднимать ее руку и вдруг увидел на костяшках запекшуюся кровь. — Откуда это? Что вы сделали?

Она рассеянно посмотрела на пальцы:

— Не знаю. Просто ранка.

— Давайте. — Он подвел ее к раковине и начал смывать кровь холодной водой.

— Ой! — Она отдернула руку.

— Вечно я недостаточно осторожен, — пробормотал он.

Она прислонилась бедром к раковине:

— Это я заметила.

Обеспокоенный глубокой раной, он начал промокать ее полотенцем.

— Пойдемте наверх. У меня есть немного мертиолята, его иногда применяют для обеззараживания.

— Просто немного содрала кожу.

— Не будьте ребенком!

— Я и не… Подумаешь, пара царапин!

— И царапины могут воспалиться.

— Послушайте, вы уже все протерли. Там не осталось ни одного микроба.

Но он потащил ее в ванную:

— Нужно удостовериться.

Она не успела остановить его, а он уже достал бутылочку и опрокинул ее на рану. Жгучая боль опалила ее.

— Ч-черт!

— Ну вот, — с удовлетворением произнес он и начал дуть ей на пальцы. — Потерпите чуть-чуть.

— Легко сказать, — проворчала она. Однако боль начала стихать.

— Мы будем готовить ужин, и вы отвлечетесь.

— Это вы собирались готовить ужин, — напомнила она.

— Верно. — Он поцеловал ее в лоб. — Я только на минутку выскочу, а когда вернусь, займусь грилем.

— Не надейтесь, что я буду резать зелень, пока вас нет. Я лучше приму ванну.

— Отлично. Если к моему возвращению вода будет еще горячей, я присоединюсь к вам.

Эй Джи не спросила, куда он собрался. Ей и хотелось бы, но… существуют правила! Она пошла в спальню и посмотрела из окна, как он уезжает.

Она села на кровать и сбросила обувь. День выдался слишком насыщенный и физически, и эмоционально. Она осталась совсем без сил, без чувств, без мыслей.

Поддавшись настроению, она прилегла поперек кровати, чтобы чуть-чуть отдохнуть. Всего минутку.

Дэвид вернулся с букетом астр, выпрошенных в соседском саду. Он намеревался осыпать ими Эй Джи, пока она нежится в ванне. Может быть, тогда в ее глаза вернется смех? Он никогда еще не слышал, чтоб она так много и заразительно смеялась, как за пару последних дней. Этого ему терять не хотелось. Более того, он понял, что ему вообще не хочется ее потерять.

Он бесшумно поднялся наверх, остановился в дверях спальни и тут увидел ее. Она сняла только обувь. Смятая подушка оказалась у нее под рукой, а сама Эй Джи лежала на кровати по диагонали. Входя в комнату, он вдруг подумал, что никогда не видел ее спящей. Как-то не представлялся такой случай.

У нее было такое мягкое, такое нежное лицо. Светлая прядь упала на щеку. Губы чуть приоткрылись. Как это он до сих пор не замечал, какие у нее тонкие черты лица, какие изящные и женственные запястья, какая плавная линия шеи?

Может, не приглядывался? Дэвид подошел к кровати.

Зато теперь увидел.

В постели она была — гром и молния: энергичная, жесткая и выносливая. У нее был дар, проклятие и способность воевать с самого момента пробуждения. Теперь он видел ее беззащитной.

Уязвимость Эй Джи проявлялась исключительно редко, а возникавшее после этого сопротивление он обычно старался как-то затушевать. Но сейчас, именно сейчас, когда девушка спала и не подозревала о его присутствии, она выглядела такой хрупкой, что ему захотелось защитить ее и позаботиться о ней.

Первым ощущением стало не желание и не страсть, а тихая нежность, которую он вдруг почувствовал. Он и не знал, что может так относиться к женщине, тем более к Авроре. Не удержавшись, он протянул руку, отвел прядь со щеки спящей Эй Джи и почувствовал, какая шелковая и теплая у нее кожа.

Она пошевелилась и открыла сонные глаза.

— Дэвид?

И голос у нее был мягче.

— Я принес вам подарок. — Он присел рядом и положил астры возле ее руки.

— О-о.

Он уже замечал это раньше; появлявшееся и мгновенно исчезавшее удивление, а следом смущение, когда он совершал что-нибудь глупо-романтическое.

— Не нужно было этого делать.

— А я думаю, что нужно, — пробормотал он. Скорее самому себе. Он наклонился и поцеловал ее в губы со всей той нежностью, что появилась в нем, пока он наблюдал за ней спящей. Он даже боль почувствовал, легкую как дымка.

— Дэвид? — Теперь в ее глазах появилось изумление. Они даже потемнели.

— Ш-ш-ш. — Он погладил ее по волосам. Опять без страсти, просто ласково, словно ребенка. — Прелесть. — Он перевел взгляд на ее лицо. — Хотите, я расскажу вам, какая вы прелесть?

— Нет необходимости. — Она потянулась к нему.

Опять их губы встретились, но не жадно и не требовательно. Это ощущение было незнакомым, сердце ее билось неуверенно.

Она потянула его вниз и пробормотала:

— Любите меня.

— Я люблю. Может быть, впервые в жизни.

— Не понимаю, — начала она, но он подвинулся так, чтобы было удобнее качать ее на руках.

— Я тоже.

Потом он начал не спеша и осторожно пробовать ее на вкус. Она предлагала большее, но он медлил, легкими поцелуями покрывая ее лицо. Коснулся губами закрытых глаз. Ему было интересно, на что будет похоже, если в приглушенном свете гладить и ласкать эту, словно новую для него, плоть. Он ощущал, как постепенно нарастает в ней напряженность, но эта напряженность была необычной.

Ее тело казалось невесомым, восхитительно светлым и раскованным. Она чувствовала, как мягко и плавно нарастает желание.

Это ощущение было похоже на опьянение. Да, Дэвид и был для нее вином, крепким, пьянящим, терпким. Руки Эй Джи ослабли. Ей еще предстояло поглотить многое: букет его губ, когда они сольются с ее губами; ощущение кожи, когда его щека прикоснется к ней; исходящий от него запах леса; темный, пытливый взгляд…

Дэвид думал, что сейчас она выглядит так же, как выглядела спящей. Хрупкой. Невероятно хрупкой. А она чувствовала… Он, наконец, коснулся ее, самыми кончиками пальцев, и услышал, как она выдохнула его имя. Так она его еще никогда не произносила. Продолжая укачивать ее, он переполнялся нежностью.

У нее не было сил что-то требовать. Не было сил даже контролировать себя. Впервые ее тело и чувства целиком принадлежали Дэвиду. Он касался, она уступала. Он брал, она отдавала. Когда он осторожно подвинул ее, ей показалось, что она плывет по течению в облаке удовольствия, дымке легкого, нежного восторга. Когда он начал ее раздевать, она открыла глаза. Ей хотелось его видеть.

Появился свет, и чем ниже садилось солнце, тем ярче он становился. И в нем поблескивала ее кожа, появлявшаяся из-под рубашки, которую он с нее стягивал. Он не мог оторвать от нее глаз и не мог не касаться, хотя и не спешил. Когда она потянулась к нему, он помог ей стянуть с него рубашку, потом поднес ее раненую руку к губам. Он по очереди поцеловал каждый пальчик, потом ладонь, потом запястье. Она задрожала. Дэвид нагнулся, коснулся ее губ и услышал, как она опять выдохнула его имя.

Медленно, мучительно медленно, задерживаясь, чтобы поцеловать каждый новый обнажавшийся кусочек кожи, он стянул с нее джинсы. Под коленом у нее пульсировала жилка. Он почувствовал это и еще немного задержался. Лодыжки у нее были такие же изящные, как запястья. Он обвел их языком. Эй Джи застонала. Дав ей немного успокоиться, пока снимал с себя джинсы, он подошел к ней, плоть к плоти.

Ничего подобного еще не было. И ничто не могло с этим сравниться. У него голова шла кругом, когда он приступил к следующему, опять очень неспешному, штурму. Ее тело требовало наслаждения и радости, а не поклонения. Но он все-таки поклонялся и соблазнял ее делать то же самое по отношению к себе.

Она знала, что он сильный. Но сейчас это было другое. Его пальцы не впивались, руки не давили. Они скользили по ее телу легко, почти невесомо. Раньше они были энергичными и будили энергию, а сейчас вели себя почти мирно.

Она услышала, как он назвал ее по имени. Аврора. Это было похоже на мечту, в которую она никогда себе не позволяла верить. Он бормотал ей в ухо какие-то обещания, и она ему верила. Что бы ни принесло утро, сейчас она ему верила. Она чувствовала запах разбросанных по кровати цветов и ощущала невероятное возбуждение.

Он проник в нее. И ритм их был общим, легким, неутомимым и дарующим.

Сдерживая себя, он наблюдал за ней. Он понял, что именно этого он для нее и желал. Он хотел дать ей все возможное и необходимое. Когда она выгнулась и вздрогнула, он почувствовал, как его тело исполнилось мощи, но обуздал себя.

Дэвид нашел ее губы. Это было такое наслаждение! Откуда он узнал, что такое наслаждение возбуждает?

Кровь стучала у него в голове, в ушах гудело, тело продолжало медленно двигаться в одном темпе с телом Эй Джи. Еле удерживаясь на краю, он в последний раз назвал ее имя.

— Аврора, посмотрите на меня. Я хочу знать, когда овладею вами!

Она открыла глаза. Она понимала его. И когда самоконтроль окончательно исчез, осталась нежность.


Глава 10


Элис Роббинс ворвалась на экран в шестидесятых годах юным, неотшлифованным дарованием. Как множество девушек до и после нее, она прилетела в Голливуд, сбежав от скучной жизни в небольшом городке. Она явилась сюда с мечтами, надеждами и амбициями. Какой-нибудь астролог сказал бы, что она родилась под счастливой звездой. Уж если она стреляла, то неизменно попадала в цель.

В свое время у нее случился ранний, спонтанный брак, а вскоре такой же спонтанный развод. Ее фотографии в зале суда были не менее эффектными, чем изображения на экране. Имея за плечами развод и делая успешную карьеру, она радовалась любому бенефису. Будучи красивой и востребованной женщиной, она наслаждалась всеми привилегиями знаменитости. Отчеты о ее любовных приключениях заполняли страницы всех глянцевых журналов. Яркие обзоры и критические статьи, чаще хвалебные, громоздились друг на друга все выше и выше с каждой ролью. Когда ей было немногим больше двадцати, ее карьера достигла пика. И вдруг все оборвалось! Элис Роббинс встретила Питера Ван Кэмпа.

Этот жесткий, упрямый, состоятельный бизнесмен был старше ее лет на двадцать. После двухнедельного ухаживания они поженились, что вызвало немало сплетен. Что это было? Деньги? Слава? Все очень просто — любовь!

Она взяла фамилию мужа и — беспрецедентный случай — сделала ее своим профессиональным именем. Не более чем через год она родила сына и, не раздумывая, решила отложить карьеру. На целое десятилетие она с той же целеустремленностью, с какой делала все, окунулась в семейные заботы и хлопоты.

Когда просочились слухи, что Элис Ван Кэмп вернулась в кино, реклама буйствовала. Болтали о многомиллионном бюджете, предрекая фильму большой успех.

За месяц до выпуска фильма ее сына, Мэттью, похитили.

Дэвид знал прошлое Элис Ван Кэмп. Триумфы и злоключения этой актрисы всегда давали пищу публике. Ее имя стало легендой. Хотя она редко снималась, ее популярность от этого не уменьшалась. О похищении и возвращении сына в прессе сообщалось кратко, без подробностей. Возможно, потому, что полиция вообще не любит разглашать все детали, а Кларисса Дебасс была весьма немногословна. Ни Элис, ни Питер Ван Кэмп до сих пор не дали ни одного интервью по этому поводу. Дэвид понимал, что даже при их нынешнем согласии и явном желании сотрудничать он должен подойти к этому делу очень осторожно.