Ева открыла глаза и переменила позу. Внезапно мучительная боль пронзила ее шею, отдавая в плечо. Ева простонала и погрузилась в воду. Теплая жидкость заплескалась около ее носа. Морщась от спазма, она попыталась выпрямиться, но не смогла. У нее не двигалась рука.

— Ева? — Йен вскочил с кресла и подбежал к ванне. — Что случилось?

— Шея, — выдохнула она, стараясь держать голову над водой. Боль терзала правую сторону ее тела. Еве было очень трудно двигаться. Похоже, только ноги и глаза подчинялись ее воле.

Йен встал на колени рядом и спросил:

— Я могу коснуться тебя?

Ева раздраженно фыркнула. Настоящий джентльмен! Удивительно, что после событий сегодняшнего утра он еще спрашивал разрешение.

— Да, — прошептала Ева. От боли ей было трудно говорить.

Йен положил свои сильные ладони на шею Еве. Подушечками пальцев он принялся ощупывать ее в поисках напряженного мускула. Новый приступ боли скрутил Еве руку, и она крикнула:

— Йен!

— Потерпи минуту.

Он нажал большими пальцами на больное место и принялся массировать. Секунда — и все ее тело расслабилось. От неожиданности Ева чуть не ушла под воду. С облегчением вздохнув, она осторожно подняла голову и посмотрела на Йена. Ей было страшно, что шею опять поразит боль.

— Как ты это сделал?

— В Индии я научился многим странным и полезным вещам. Ты, видимо, потянула мышцу, когда дралась с этими мерзавцами. Бывает такое, что спазм происходит не сразу после травмы, а позже.

Йен продолжал стоять на коленях у ванны. Его пальцы нежно массировали ей плечи.

— А где ты научилась всему этому? — спросил он.

Ева посмотрела на огонь в камине. Она наблюдала за танцующими языками пламени и старалась не замечать, что прикосновения Йена наполняют ее теплом и покоем. Как его глубокий голос обволакивал ее, побуждая вспоминать то время, когда они верили друг другу и не расставались ни на минуту. Ей хотелось утонуть в этом голосе и продлить блаженство.

— Чему научилась?

— Так драться.

Йен сказал это нерешительно, словно осознавал, что на самом деле ему не хотелось знать, каким образом она стала такой. Он нежно коснулся ее коротких волос. А Ева в который раз подумала о том, как сильно они изменились, как далеко ушли друг от друга. И все из-за Гамильтона. Сейчас ей было трудно понять, как это произошло. Почему она так боялась расстроить своего опекуна? Почему Йен уехал в Индию? Печальные воспоминания сжали сердце, и Ева едва слышно застонала, но быстро скрыла боль коротким, горьким смешком.

Йен хотел знать, что с ней случилось. Ева обхватила руками края ванны. Но что если он отвернется от нее, когда узнает, как низко она пала? Ведь однажды Йен уже оставил ее, повинуясь своим представлениям о добре и зле.

Пальцы впились в деревянную ванну. А потом она сжала ладони в кулаки, отчаянно желая, чтобы боль и сомнения исчезли. Да, ее самые близкие мужчины обошлись с ней плохо, но ей все равно хотелось открыть кому-то душу и покончить с ужасным одиночеством. Может ли Йен стать таким человеком?

— Ева?

— Да?

Она могла раскрыться перед ним, разве нет? Или стены сумасшедшего дома убили в ней веру в людей? Ева не знала. Может, она потеряла эту часть себя, как и многие другие светлые чувства.

— Что насчет драки?

Ева моргнула, возвращаясь к реальности.

— Да. — Она откинула голову назад, в ладони Йена, и заглянула в его ярко-зеленые глаза. — Знаешь, не все пациентки в лечебнице были милыми соседками.

Йен сухо рассмеялся и посмотрел на нее с мрачным пониманием.

— Расскажи подробнее, — попросил он.

Ева нахмурилась, не зная, стоит ли это делать. Она так долго прятала все в себе. Но, к своему удивлению, Ева вдруг начала спокойно говорить:

— Надо мной издевался не только Мэтью. Были еще и другие пациентки, которые или поглощали лекарства в страшных количествах, или по-настоящему сошли с ума в этой тюрьме.

Ева широко открыла глаза. Она знала, что стоило опустить веки, как перед ней тут же возникнут страшные лица тех девушек, которые бились за право на жизнь с поистине звериной жестокостью.

— Часто мы дрались за одеяла. Миссис Палмер давала их слишком мало. Или за еду. В общем, все самое ценное доставалось самым свирепым из нас.

— А ты была свирепая, — просто сказал Йен. Он продолжал смотреть на нее, и в его малахитовых глазах не было осуждения.

Да, ей пришлось стать такой, иначе Ева бы не выжила. Но по сравнению с теми пациентками, которые били и запугивали остальных, чтобы подчинить их себе, она не была по-настоящему жестокой.

— Я оказалась достаточно сильной, чтобы меня оставили в покое.

— А Мэри?

Сердце Евы сжалось от печали. Где сейчас ее подруга? Миссис Палмер пообещала, что ее не убьют, но она легко могла превратить жизнь несчастной пленницы в ад. Без сомнения, Мэри сейчас томилась где-то в самой маленькой и темной клетке лечебницы.

— К тому моменту как я попала туда, Мэри уже провела в сумасшедшем доме два года. Она научила меня многим полезным вещам.

— Боже правый. Сколько же ей лет?

— Восемнадцать.

— Почему же такую юную девушку отдали миссис Палмер?

Ева не выдержала и начала смеяться. Она никак не могла остановиться. Оказывается, сильный, уверенный в себе Йен не подозревал о том, что ужасные жестокости могли происходить не только на войне.

Ева тоже раньше не знала об этом. Ей в голову не приходило, на какие мерзости готовы пойти люди, чтобы сломать, подчинить себе всех вокруг. Ева тряхнула головой, пытаясь придумать, как помягче ответить Йену.

— Все идет из семьи. Родные могут отправить девушку в сумасшедший дом, потому что она забеременела или потому что неудачно сделала аборт. Причин на самом деле миллион — любовь к конюху, отказ выйти замуж за того, кого ей нашли родители, желание жить и думать независимо. Или просто слишком эмоциональный характер.

Йен опять начал массировать ей плечи. Он молчал, но его боль ощущалась через прикосновения рук.

— Впрочем, девушка правда могла совершить преступление, — добавила она.

— Ева, — ласково сказал Йен.

— Нет.

Она попыталась сбросить его руки. Перед ее глазами появился образ малыша, нетвердо стоящего на пухлых ножках. Ева судорожно вдохнула. Она не хотела вспоминать об этом. Но несколько капель настойки не смогли отогнать страшные картины прошлого.

— Не надо мне было говорить об этом.

— Надо.

Йен не понимал ее. Ева отпрянула от него и хрипло произнесла:

— У меня едва хватает сил, чтобы жить дальше. Зная, что я натворила…

Тут она словно споткнулась о невидимую преграду. В памяти отлично сохранились грязь и крики, но было что-то еще. Сквозь туман лекарства и пелену долгих лет, полных страха и боли, Ева никак не могла вспомнить нечто очень важное. Что же это было?

Ева посмотрела вниз, на собственное отражение в большом мыльном пузыре.

— Я не знаю, — проговорила она.

— Что не знаешь?

Она ударила ладонью по воде, и большой пузырь лопнул.

— Сейчас я не могу, да и не хочу, быть полностью откровенной.

Йен посмотрел ей в глаза. Его взгляд выражал боль и сострадание.

— Знаешь, это правда. — Голос Йена мягко заполнял тишину комнаты. — То, что о ней говорят.

Ева повернулась к нему и взялась руками за край ванны. Она очень обрадовалась, что Йен решил сменить тему.

— Что говорят? — спросила она.

— Что в воздухе там пахнет специями.

Ева в недоумении посмотрела на него. На мгновение ей показалось, что у нее галлюцинации, но вдруг…

Специи! Он говорил об Индии! Ева отчаянно уцепилась за этот шанс подумать о чем-то ином, кроме мучительно прошлого. Она боялась, что рано или поздно эти мысли и правда сведут ее с ума.

— Расскажи мне о ней, пожалуйста.

— Никогда не думал, что можно так полюбить воздух, которым дышишь. Но со мной это случилось. Кардамон, карри, копчености, фруктовый чай — вот чем пахнут базары и улочки Индии.

Йен наморщил лоб, ища подходящие слова для своих воспоминаний. Вдруг он поднял руку и поднес к лицу Евы.

— Можно? — нерешительно спросил Йен.

Он хотел погладить ее по щеке. Ева взглянула на его ладонь: руки выглядели грубо, даже опасно. Ими можно убить человека. Ладони были широкими, сильными, с глубокими линиями, мозолями и парой заживших порезов. Но его длинные пальцы казались изящными, а в ладони хотелось спрятаться от всех ужасов прошлого.

Отбросив все сомнения, Ева кивнула. Тогда Йен, едва касаясь, провел большим пальцем по скуле, потом взял ее за подбородок.

— А какие там цвета, Ева, — выдохнул он.

Его вторая рука накрыла ее ладонь. На фоне бледной кожи Евы она выглядела очень темной. Это индийское солнце так опалило Йена.

Еве следовало испугаться его прикосновения. Но вместо этого она словно погрузилась в океан спокойствия. Руки Йена остановили мир вокруг, обратив все внимание Евы на ее спасителя.

— Я видела так мало цвета, — пробормотала Ева.

— Женщины носят самые яркие наряды, которые только можно вообразить. — Их пальцы переплелись. Йен смотрел на нее, и его глаза светились от приятных воспоминаний. — Ткани там везде. Они висят над головой на каждом углу.

Йен рисовал перед ней прекрасную картину. Его слова будто переносили Еву в Индию. Она слушала, но в то же время поражалась, насколько были приятны прикосновения заботливых рук Йена.

— На рынках полно цветов, ярко-желтых и розовых. Их нанизывают на нитки и собирают в гирлянды, которые потом вешают в домах и храмах. Кажется, само небо пропитано их ароматом.

Ей очень хотелось увидеть эту красоту. Наверное, это буйство красок и запахов могло смягчить любую боль.

Ева заглянула в свое сердце и удивилась. Впервые за много лет оно сжималось не от боли, а от желания оказаться в объятиях близкого человека. Сейчас, рядом с Йеном, она не страдала. Его нежные руки и ласкающая тело теплая вода пробуждали в ней чувства, которые, казалось, давно уже умерли.

— Ты помнишь свое обещание? — Ева прошептала эти слова, словно они ей не принадлежали. — Поцеловать меня, если я попрошу?

И услышала, как у Йена перехватило дыхание.

— Ева, я не думаю… после того, что с тобой случилось сегодня…

— Ты обещал.

Она сглотнула. Ей надо было хоть на какое-то время забыть о страшном прошлом, и Ева чувствовала, что чистый поцелуй Йена поможет ей в этом.

На мгновение он растерялся. А потом в мире остались только они вдвоем.

Губы Йена коснулись ее рта так нежно, что, казалось, ничего не произошло вовсе. Это был самый странный, самый невесомый поцелуй в ее жизни. Ева потянулась к нему и коснулась плечом груди Йена. Влажная кожа ощутила ткань льняной рубашки, а под ней — твердые мышцы.

Тепло его губ завораживало, притягивало так, как луна притягивает океанские воды. Но вскоре Ева отстранилась. В Йене не было ничего угрожающего, только нежность, чуть-чуть надежды и восхищение в глазах.

Может, Йен не мог до конца стереть ее прошлое. Может, ему, наоборот, было важно, чтобы Ева вспомнила все. Но он смотрел на нее так, словно видел перед собой самую красивую женщину на свете. И от этого взгляда ее сердце забилось быстрее.

Ева улыбнулась своему спасителю и впервые за долгое время подумала, что в мире еще осталось немного счастья и для нее.

Глава 13

Сомнений не было — Йен сам бросился в огонь к грешникам. И теперь оставалось только отбросить все сожаления и насладиться моментом. Их губы едва соприкасались, а он все глубже погружался в прекрасное, сломленное горем сердце Евы. И с каждым мгновением все яснее понимал, что его любимая принадлежит ему. И всегда принадлежала. Несмотря на прошлое. Несмотря на его предательство.

— Поцелуешь меня еще? — прошептал Йен. Он коснулся пальцами изящного подбородка Евы, чуть отклоняя назад ее голову. Поцелуй закончился, но волшебное чувство близости никуда не делось.

Боже правый, Йену так хотелось, чтобы это повторилось! Ведь от поцелуя не будет беды, а он не потребует больше, чем Ева решит ему дать.

Ева задумчиво посмотрела на него, ее губы слегка приоткрылись. Ее лицо раскраснелось, и Йен не знал от чего — от горячей ванны или от его близости. Ева перевела дыхание и потянулась к нему.

Запустив пальцы в ее остриженные черные волосы, Йен прильнул к губам возлюбленной. Их мягкое, теплое прикосновение было блаженством.

И в этот момент раздался громкий стук в дверь. Они прервали поцелуй, но остались в том же положении. Их лица были рядом, дыхание смешалось, в глазах читалась страсть — чувство, которое они, оставаясь верными своим мертвым, не должны были испытывать.