— Но вы сами упустили Еву.

— Да. — Этот самоуверенный человечек начинал раздражать миссис Палмер. Неужели лорд Кэри полагает, что она будет покрывать его грехи за свой счет?

— Но если я не верну ее, чьи секреты станут известны миру? Не ваши ли?

Лицо лорда исказилось, словно он сражался сразу с демонами, предлагающими противоречивые решения этой проблемы. Наконец, Томас Кэри сел в кресло напротив стола. Он был похож на странного черного жука, который втянул свои конечности в жесткий панцирь.

— Ваша цена?

Миссис Палмер едва сдержалась, чтобы не поморщиться от отвращения. Она перевернула страницу бухгалтерской книги, взяла перо и обмакнула его в чернила. Точно, этот мужчина был тараканом. Но богатым, способным заплатить за свои грязные удовольствия.

— Скажем, сто соверенов — и она ваша. Идет?

— Я добавлю двадцать пять соверенов, — кивая, сказал лорд Кэри, — чтобы в следующем вашем письме вы сообщили, что Ева уже у вас.

— Хорошо.

Она аккуратно записала имя и сумму в нужные колонки.

Лорд Кэри кашлянул и спросил:

— Значит, вы позовете меня? Чтобы я посмотрел?

Миссис Палмер не подняла глаза, но мысленно улыбнулась. Выходит, лорд Кэри был одним из тех, кто любил смотреть на страдания людей, чтобы унять свои собственные.

— Без сомнения. Вдвоем будет даже интереснее.

Закончив писать, она посмотрела на страницу. Непонятно, как далеко лорд Кэри собирался зайти в этой игре? Был ли у него такой опыт раньше?

— У меня есть к вам вопрос, милорд.

— Какой же? — с явным неудовольствием спросил он.

— Насчет виконта. — При одной мысли о нем сердце миссис Палмер сжалось от ненависти. — Он очень жестокий и не отдаст ее без борьбы. Что если моим людям придется схватить его тоже?

Лорд Кэри встал и расправил невидимые складки своей накидки. Его глаза налились злобой.

— Я знаю, вы сделаете все необходимое.

— Чтобы вернуть леди Кэри? — Она изогнула бровь. — Разумеется.

Глава 21

Ева лежала на кровати в темной спальне и думала о том, как тяжело ей было терпеть сочувственные взгляды леди Элизабет. Каждый день она опутывала ее сетями своей доброты. Держала за руку, когда Еву бил озноб, поила мятным чаем, когда к горлу подкатывала тошнота. И постоянно следила за ее поведением. За тем, как Ева держалась. Как ходила. Как говорила. Каждый день был новым уроком хороших манер, сдобренный поощрительными улыбками, какими гувернантка могла бы сопровождать урок грамматики.

Ева перевернулась на бок и натянула покрывало до подбородка. Она попыталась думать о том, что каждый такой день приближал ее к заветной цели. Но над списком побед тут же всплывало лицо Йена. Боже, как ей не хватало его! Они жили в одном доме, но Ева все равно скучала по нему. Ведь с того ужина близость между ними опять исчезла.

Она вздохнула и спрятала лицо в подушку. Еве нужно было радоваться тому, что у нее есть этот красивый дом и забота леди Элизабет. Но она мечтала только о том, как бы опять остаться наедине с Йеном. Почувствовать тепло его объятий, которые возвращают ее тело к жизни.

Ах, лучше бы они и дальше ругались и кричали друг на друга! Сильные эмоции, которые кипели между ними, могли перерасти в настоящее чувство, но все разбивалось о холодную вежливость Йена.

Ева видела, как с каждым днем ее мысли становились все ясней. Теперь она поняла, что самая страшная ломка случилась с ней во время их безумной гонки в карете. Да, Ева и сейчас была готова отдать все за дозу настойки, но боль в теле, тошнота и потливость постепенно становились все слабее.

Она еще глубже зарылась в подушку, жалея, что рядом не было Мэри. Подруга бы протянула свою нежную руку и стала гладить ее по плечу. Они могли бы от души поговорить, не заботясь о корсетах и правильных манерах.

Ева печально вздохнула. Где сейчас Мэри? Она не сомневалась, что после того как ее поймали, надзиратели избили несчастную девушку, связали и накачали лекарствами. За что вообще Мэри упрятали в сумасшедший дом? И почему ее поймали, а Ева осталась на свободе, хотя совершила настоящее преступление?

Ева ударила кулаком в подушку. Это было неправильно. Она вспомнила, как Томас проклинал ее, безжалостно оскорблял за то, что ей взбрело в голову поехать с сыном в такую непогоду… Но ведь он никогда не любил Адама, разве не так? Сложно было проявлять добрые чувства к мальчику, который отобрал у него титул. Почему же Томас делал вид, будто переживает из-за смерти Адама?

Слезы навернулись на глаза Евы. Боже, зачем она мучает себя воспоминаниями, если больше всего на свете ей хочется забыть о прошлом?

В коридоре послышались какие-то звуки. Потом очень тихо скрипнула дверь.

Ева облегченно вздохнула. Наконец-то. Конечно, Йен понял, как он нужен ей сейчас. Подняв голову с подушки, Ева уставилась в темноту.

— Йен?

Тени метнулись к ней и превратились в две молчаливые фигуры. Ева открыла рот, чтобы закричать. Но она не успела. Одна из фигур бросилась к ней, темная рука поднялась, и Ева увидела в ней дубинку.


Йен развязал шейный платок и кинул его на пол. Осушив бокал, который держал в другой руке, он подошел к окну. Проклятие. Ева находилась через несколько комнат от него, но с таким же успехом могла быть за несколько морей отсюда.

Лорд горько усмехнулся и направился к столу, на котором его ждала наполовину пустая бутылка виски. Он расстегнул ворот рубашки и снял ее через голову. Боже, почему англичане так любят надевать на себя кучу одежды? Мужчины на улицах Индии повязывали на бедрах кусок ткани, позволяя телу дышать и загорать. Он, конечно, носил форму, но часто завидовал свободе индусов.

Йен взглянул на бутылку, потом — на свой бокал. Наверняка, пить из горлышка так же легко, как ходить в одном куске материи. Зачем терять время на манеры, когда он собирался поскорее напиться и упасть в кровать? Йен поставил бокал на стол и опять посмотрел в окно.

Он испытал отвращение к самому себе. Ведь Йен видел, как Гамильтон пил до потери сознания, как играл в карты и смеялся над тупостью других офицеров. И чем больше он вливал в себя вина, тем яростнее настаивал, что индусы ничем не отличаются от скота или навоза, которым удобряют улицы городов. Так зачем же уподобляться Гамильтону?

Лорд Блейк взглянул на бутылку, и ему стало еще хуже. Туман в голове был ужасный, и он потер виски, сражаясь с воспоминаниями о том, как ему было противно смотреть на пьяного Гамильтона.

Йен подумал, что ему надо открыть окно и глотнуть свежего воздуха. Холод ночи поможет ему справиться с тошнотой и выкинуть все мысли из головы.

Йен надеялся, что память о событиях, произошедших в Индии, постепенно ослабеет, когда он вернется в поместье. Но заботы о земле, чтение книг, лошади, урожай и овцы — ничто из этого не могло отвлечь его от воспоминаний о сухой земле, на которой царило беззаконие.

Раньше Йен всегда держал дистанцию с людьми, которые жили на его земле. Теперь же перед глазами у него вставали лица индусов, которых морили голодом британские офицеры. Его соотечественники не заботились о низших слоях общества, но Йен так жить не хотел. Еще в Индии он решил построить школу для детей простолюдинов в поместье, чтобы у них появилась надежда на будущее. Чтобы молодое поколение смогло выбраться из мира нищеты, где жизнь зависила не от них самих, а от капризов урожая и цен на рынке. А Ева поможет ему. Она обещала. Вместе им удастся преодолеть все трудности.

Йен открыл окно, собираясь ощутить холодный воздух и поразмышлять о том, как вдвоем они осуществят этот благородный план. Но вдруг увидел в тенях ночи нечто странное. Это были две темные фигуры, они быстро шли через лужайку перед домом и несли в руках что-то, завернутое в белую ткань. И это что-то было размером с…

Йен наклонился и рядом с боковой дверью дома увидел лежащего на земле лакея — без сознания или мертвого.

Хмель тут же слетел с него. Йен бросил бутылку на пол и, не раздумывая, настежь открыл окно, а потом выпрыгнул в ночь. Лететь надо было два этажа. Поджав ноги, он упал на колени, перекувырнулся и тут же вскочил. Кровь кипела у него в жилах. Прищурившись, он нашел взглядом двух убегающих людей и, набрав воздуха в легкие, побежал за ними через лужайку. Расстояние между ними стало быстро сокращаться. В отличие от него мужчины впереди шли очень шумно. Один из них случайно взглянул назад и только тогда увидел Йена.

— Дэн! — крикнул он своему подельнику. — Вот черт! Дэн, глянь!

В этот момент Йен подбежал к нему и схватил его за плечо. Он вложил в это всю свою силу, и потому, когда стал разворачивать вора на себя, у того хрустнули кости. Мерзавец закричал от боли и рухнул на землю. Рука у него была неестественно отведена в сторону.

Дэн повернулся через плечо. Это его и погубило. Он споткнулся, упал и выпустил завернутую в простыню Еву из рук.

Боже, она не двигалась. Не двигалась!

Лежавший недалеко от нее Дэн приподнялся на локтях. Его грязное лицо исказилось от страха. Йен медленно шагнул к нему. Он ничего не спрашивал, потому что и так знал, кто послал этих двоих и что им было приказано делать. Поэтому Йен собирался их убить.

Дэн вытащил нож, и его серебристое лезвие сверкнуло в свете луны. Йен кинулся на мужчину сверху и попытался выхватить оружие. Дэн, равный ему по росту, стал брыкаться. И тогда в Йена словно вселился демон — он со всей силы ударил лбом грязное лицо противника, ломая ему нос. Дэн заорал, по его лицу потекла кровь. Боль была настолько сильной, что он расслабил ладонь, и Йен выхватил из нее нож, а потом наклонился и прижал коленом шею Дэна.

Воздух прорезал крик, и Йен обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как напарник Дэна заносит над ним нож. Он выбросил руку навстречу его запястью, но клинок успел задеть плечо, и острая боль пронзила тело Йена. Это, однако, не помешало ему с такой силой выбить нож из пальцев нападавшего, что тот отлетел в сторону.

— Йен! — крикнула Ева.

Ее голос не остановил его, а лишь усилил желание защитить Еву любой ценой. Он опять уперся коленом в горло Дэна. Тот сначала дергался, а потом затих.

Его подельник отступил, с ужасом глядя на мертвеца.

— Т-ты с ума с-сошел.

У Йена лилась кровь из раны на плече, но ему было все равно. Он быстро встал и схватил нож, лежавший на мокрой траве, а потом пошел вперед с двумя клинками в обеих руках. Мужчина стал пятиться назад.

— Т-ты совсем спятил! — заорал он.

Но Йен молча шел к нему. Сначала он метнул первый нож, и тот попал врагу в плечо. Дикий крик вырвался из его горла, и мужчина чуть не упал от боли. Схватившись рукой за рану, он взмолился:

— Слушай, давай договоримся.

Йен взвесил рукой второй нож, решая, в какую часть тела его всадить. Кадык на шее у вора запрыгал, в глазах вспыхнула паника.

— Пожалуйста, я скажу тебе все…

— Нам не о чем говорить.

Действительно, что он мог рассказать ему? Что его наняла миссис Палмер, которая приказала выкрасть и привезти Еву?

Йен сглотнул и посмотрел краем глаза на тело Дэна, а потом опять на мужчину, который вымаливал у него право на жизнь. Затем он медленно опустил нож. Жажда крови потихоньку угасала в нем, и очень скоро Йен понял, что не сможет убить еще раз. Во всяком случае, не на глазах у Евы.

— Беги, мерзавец, — сказал он. — Беги.

Мужчина отчаянно закивал и, не говоря ни слова, развернулся и бросился прочь. Его тяжелое дыхание и стук сапогов по мокрой земле вскоре растворились в темноте ночи.

Йен всадил нож в дерн и повернулся к Еве. Она стояла на коленях, ее белая рубашка была испачкана грязью. Бледное лицо сияло, как звезда, на фоне мрака ночи. Ева протянула ему дрожащую руку, ожидая, что он поможет ей.

Йен вдохнул холодный воздух, чувствуя, как страх уходит из его сердца. Он бросился к ней и упал на колени.

— Ева, — хрипло выдохнул Йен, проводя ладонями по ее обнаженным рукам, — я чуть не потерял тебя.

В ответ она обняла его и прижалась своим худым телом к его груди, а потом заглянула ему в глаза.

— Ты никогда не потеряешь меня, — проговорила Ева.

После этих слов Йен наклонил голову и накрыл ее губы поцелуем победителя, забирая то, что ему принадлежит. И всегда принадлежало. Ева простонала и на мгновение напряглась, а потом сдалась его требовательным ласкам. Ее руки жадно обхватили Йена за плечи, притягивая его так близко к себе, что, казалось, еще немного — и их тела сольются в одно целое.

Йен запустил руки Еве в волосы, подчиняясь горячему желанию сделать ее своей навсегда. Она разомкнула губы, жаждая ощутить более глубокий поцелуй, и он погрузил язык внутрь с такой же страстью, с какой Йен хотел вонзить свою плоть в ее сладкое лоно.