Но пока Йену было достаточно одного поцелуя. Они пережили все: ужас потери, радость победы и триумф над врагами — и теперь целовались так самозабвенно, что все мысли вылетели у него из головы. Сладость поцелуя отравляла Йена, и только одна мысль занимала сердце: «Ева — моя».

Ее рука спустилась вниз по плечу, и Ева замерла. Йен поморщился. Сквозь дымку страсти его накрыла пронзительная боль. Ева осторожно отстранилась, а потом взглянула на свои пальцы, которые блестели от чего-то черного.

— Боже мой, — проговорила Ева опухшими от поцелуя губами.

— Это пустяки, — ответил Йен, вспоминая то жгучее чувство ненависти, которое заставило его убить человека.

Ева вытерла пальцы о рубашку, а потом взяла его лицо в ладони и серьезно сказала:

— Нет, не пустяки. — Ева держала его крепко, словно боялась, что он может в любой момент исчезнуть. В ее глазах горел огонь. — Они могли убить тебя, разве непонятно? — Голос у Евы был глухой, срывающийся. Йен никогда не слышал, чтобы она так говорила. — Я бы не перенесла этого.

— Ева…

— Нет. — Она отпустила его и встала, а потом устремила взгляд в темноту. — Это произошло из-за меня, — выдавила Ева и с трудом пошла вперед, переступая босыми ногами по мокрой траве.

— Не надо, — сказал Йен.

Он не мог выносить боль в ее голосе и хотел опять прижать Еву к своей груди, где ей и следовало сейчас быть. Йен вскочил на ноги, игнорируя боль в плече. Ева повернулась к нему. Ее лицо пылало.

— Что не надо? Говорить правду? — Ева яростно закачала головой, и рубашка сползла с ее плеча, обнажая бледную кожу. — Ты и так слишком много раз рисковал своей жизнью.

Йен подошел к ней сзади и нежно поцеловал основание шеи. Он боялся того, что скажет Ева, и, желая остановить ее, повернул ее к себе. Йен знал, что поцелуй ничего не изменит, но хотел попробовать. На этот раз он коснулся губ Евы мягко и трепетно. И это сразу разбудило в нем тот голос, который твердил, что она пренадлежит ему.

Ева расслабилась в его руках и прильнула к груди, словно боялась, что их близость сейчас исчезнет. Счастье и гордость, что она сразу приняла его, заполняли сердце Йена, и он нежно взял в ладони ее лицо, поднимая его к своим губам.

Их языки ласкали друг друга, и Йен чувствовал, как в нем пробуждалась страсть. Не важно, что говорил мир или сама Ева, она была только его. Наконец Йен осторожно прервал поцелуй, несмотря на то, что кровь бурлила в его теле от желания заняться с ней любовью. Если бы он мог, то прямо сейчас положил бы Еву на землю, с которой ее чуть не забрали у него. Но она заслуживала гораздо большего, чем холод и мокрая трава.

— Ты моя, и я буду защищать тебя.

— Нет, — вдруг резко заявила она, — я не позволю тебе.

Йен замер от таких слов, пронзивших тишину весенней ночи. Холод побежал по его спине.

— Почему?

— Я не могу. — Ева обмякла на его руках. — Слишком много людей умерло.

— Обещаю, — твердо сказал Йен, — я не умру.

Ева подняла на него взгляд, и он был таким же безжизненным, как в лечебнице.

— Не обещай то, что не сможешь выполнить. — Она освободилась из его рук и добавила: — Бог смеется над такими клятвами.

Йен отчаянно хотел обнять ее, защитить от всех ужасов мира. Конечно, Ева переживала за него, ведь все, кого она любила, умерли. Но сейчас было время не вспоминать прошлое, а сражаться за будущее.

— Ева, возьми себя в руки и подумай. Мы не можем оставаться тут.

— Почему ты не слушаешь меня?! — воскликнула она и, сжав ладони в кулаки, протестующее подняла их вверх. — Я должна оставить тебя, или из-за меня ты погибнешь.

Йен скрипнул зубами. Он точно знал, что ему нужно было делать.

— Я защищаю тебя, потому что сам так решил. Это мой выбор. Ты мой выбор.

— Правда? — усмехнулась Ева, и страх в ее глазах превратился во что-то еще более пугающее. — Разве ты выбрал бы меня, если бы не Гамильтон? Если бы не твое чувство вины?

Эти слова причинили ему боль сильнее, чем открытая рана на плече. Йен взглянул на нее и понял, какой ответ Ева хотела услышать. Но именно его он не мог дать, и Йен продолжал молча смотреть на нее, мысленно проклиная себя за неумение лгать.

— Я не знаю. Откуда мне знать, что могло бы произойти? Я лишь вижу, что происходит сейчас.

Лицо Евы исказилось, губы сжались. Она отвернулась и кивнула.

Боже, Ева сейчас заплачет! Ну что он был за животное!

— Послушай… — начал было Йен, но она перебила его:

— Нет. — Ева судорожно вздохнула, а потом повернулась к нему. С таким самоотречением, которое сейчас светилось в ее взгляде, солдаты шли в бой. — Я сказала правду. Мы оба знаем, почему ты спас меня.

— Я все равно буду защищать тебя, — заявил Йен, словно эти слова могли смягчить удар, который нанесли его слова.

Ева ничего не ответила. Ее руки поникли, лицо ничего не выражало.

— Мы должны убраться отсюда, — сказал Йен.

— Да, — безжизненным голосом произнесла она. — Твоя рана…

— Нет, — тут же прервал ее Йен, осознав, что слишком туманно выразился. — Мы должны уехать в Лондон. Сейчас же.

— Но, — нахмурилась Ева, — как же леди Элизабет?

— Она все поймет и приедет к нам, когда мы пошлем ей письмо. Тебя нужно увезти из Блайд-Касла как можно быстрее. Тот мерзавец, которого ты пожалела, скоро опять придет за тобой.

— Жалость для дураков, да?

Теперь уже Йен глянул в сторону, а потом провел рукой по лицу и глухо ответил:

— Да, в нашем случае так и есть.

Ева кивнула. И когда их взгляды наконец встретились, на ее губах появилась самая горькая из улыбок.

— Значит, мы оба попадем в ад, да?

Йен поморщился и шагнул к Еве. От нее веяло холодом. Как ему не пришло в голову, что Ева говорила и о себе тоже? Конечно, она, как никто другой, заслужила сочувствие.

— Я имел в виду совсем не…

Она подняла руку, показывая, что не желает его слушать, и медленно пошла вперед по холодной земле. Встав рядом с телом убитого, Ева спросила:

— А что делать с ним?

Йен опустил голову. Он убивал и раньше и потому уже представлял, что следовало сделать с трупом.

— Я займусь им, а ты пока иди в дом. Тебе надо переодеться и принести бинты, чтобы перевязать мне рану. Да, еще напиши записку тете и пошли слугу на конюшню, чтобы заложили карету. Предлагаю встретиться там через двадцать минут. Ты успеешь?

— Значит, ты серьезно решил ехать в Лондон? — спросила Ева, продолжая смотреть на мертвого.

— Тебя хотят вернуть назад. У нас с тобой одна надежда — что суд признает тебя вменяемой, а значит, Томас перестанет быть твоим опекуном. Выходит, нам надо в любом случае попасть в Лондон.

— Я пока не готова к этому, — испуганно выдохнула Ева.

— Скоро будешь. — Он тяжело вздохнул, борясь с болью в плече. А еще с желанием позаботиться о Еве, облегчить ее муки. Но сейчас, как и всегда, было время для резких слов, а не для нежных объятий.

— Иди. Быстро, — сказал он ей и подошел к телу.

— Йен? — неуверенно произнесла Ева.

— Не волнуйся, я занимался такими делами раньше. А теперь иди.

Она взглянула на него так, словно увидела перед собой незнакомого человека. В ее глазах он прочитал замешательство. Похоже, Еве только сейчас пришло в голову, что нынешний Йен был способен на такие вещи, которые она не могла себе вообразить.

Ева быстро зашагала к дому, ее худенькая фигурка замелькала в темноте. Йен следил за ней, опасаясь, как бы кто-нибудь опять на нее не напал, и размышлял о том, как бы изменились их жизни, если его и Гамильтона не отправили воевать в далекую страну. Возможно, его друг не превратился бы в чудовище так быстро, и Йену не пришлось бы выбирать между справедливостью и дружбой.

Эта ночь тоже все изменила. Несмотря на темные тайны, которые каждый из них прятал в глубине сердца, сегодняшняя ночь связала их навсегда. Убийство и потеря иллюзий сблизили их, как ничто другое.

Несмотря на открытую рану, Йен поднял тело мужчины и перекинул его через плечо. Океан станет ему подходящей могилой.

Глава 22

Лондонский дом встретил их звенящей тишиной. Их ночная скачка превзошла по скорости и безжалостности даже ту гонку, когда они спасались от ищеек миссис Палмер. Сейчас, оседлав самых быстрых лошадей из конюшни, им пришлось скакать так, словно за ними мчались все демоны ада.

Холод пронзал Еву до самого сердца. Ей казалось, что она уже никогда не согреется. Сырой ночной воздух и ледяная стужа в душе уже заставили ее забыть о таком понятии, как тепло.

Пройдет совсем немного времени, и преследователи найдут их тут. Ей хотелось бы ощутить себя в безопасности в поместье Йена, но это было невозможно. Ева знала, что опасность следовала за ней по пятам.

Обхватив свои плечи, Ева оглянулась. Безмолвное здание было похоже на огромный и надоевший детям игрушечный домик, которых ждал, когда же о нем вспомнят вновь и наполнят его счастьем и смехом.

Он стоял пустым с того момента, как два месяца назад его покинула леди Элизабет. Вся мебель была накрыта белыми чехлами. Йен ушел искать свечи и уголь.

Ева шагнула вперед, и полированный паркет приглушил стук ее ботинок. Дыхание белым облачком вырывалось у нее изо рта. Она поднесла руку к губам и с удивлением заметила, что та совсем не дрожит. Новость о том, что ее тело наконец победило зависимость от настойки, поразила и обрадовала Еву. Это было единственным светлым пятном на фоне мрака, который сгущался над ней и ее спутником.

Йен убил того мужчину. Каждый раз, закрывая глаза, она видела его в тот момент — залитую кровью обнаженную грудь и глаза, на которые было страшно смотреть.

Ева медленно обошла холл по кругу, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте. И, глядя на танцующие в углах тени, спрашивала себя, сколько Йен еще будет терпеть весь тот ужас, в который она его втянула. Разве ее спаситель не заслужил немного спокойствия, особенно после всего, что он пережил в Индии?

— Наконец-то я все нашел, — раздался голос из коридора. Скоро на стене появились желтые отсветы свечи, а затем в холл вошел и сам Йен.

Маленький язычок пламени едва освещал его лицо. Темная одежда делала Йена похожим на мстительного духа. Ева встряхнула головой, прогоняя странные мысли, и сказала:

— Это хорошо. Я ужасно замерзла.

Йен направился к лестнице, держа в одной руке подсвечник, а в другой — ведро с углем.

— Пойдем. Сейчас мы это исправим.

Ева не сразу послушалась его. Они неумолимо приближались к чему-то, что, даже если ей бы очень захотелось, она была бы не в силах остановить. Их с Йеном объединяло много личных моментов, но никогда еще ее сердце не билось так быстро, как сейчас, когда они оказались одни в этом доме и никто не мог им помешать.

Ева боялась близости с Йеном, но в то же время ждала ее — и так давно, что, казалось, этот момент уже никогда не настанет. Затаив дыхание, Ева пошла за ним вверх по лестнице. Ей было легко это делать — как, впрочем, и скакать всю ночь верхом — потому что она предусмотрительно надела не платье, а новую униформу, предназначенную для конюхов Блайд-Касла.

— Тебе помочь? — спросила Ева.

— Нет, дорогая, — со смехом ответил Йен. — Я же военный, а все мы отлично умеем переносить всякий скарб с места на место. Не верь, если кто-то будет убеждать тебя в обратном.

— Хорошо, не буду, — улыбнулась в темноте Ева, радуясь его попытке разрядить обстановку.

Затем воцарилась тишина. После того как Йен убил человека, они сказали друг другу совсем немного слов.

Ева шла и думала о том, что Йен спас ее и продолжал защищать сейчас. А она, как ей казалось, тянула его все глубже в темный, опасный мир и ничем ему не помогала. Это были очень неприятные мысли.

— Мы будем спать в моей комнате, — сказал вслух Йен.

Ева кивнула. Ей было страшно даже подумать о том, чтобы лечь одной в какой-нибудь темной незнакомой спальне. Наконец они остановились перед дверью, и Ева вдруг поняла, что Йен давал ей шанс изменить свое решение. Ей надо было лишь сказать, что она передумала, и Йен отвел бы ее в отдельную спальню.

Но Ева решительно взялась за ручку двери и опустила ее вниз. Та тихо открылась. Она первая зашла в темную комнату, избегая черных теней, которые были мебелью.

— Завтра я распоряжусь насчет слуг и охраны.

С этими словами Йен пошел к камину, поставил подсвечник на полку и принялся разжигать огонь.

Ева ничего на это не сказала. Она подошла к большой кровати под балдахином и одним движением сняла с нее белое покрывало. Толстое пуховое одеяло было ледяным.

Через минуту огонь в камине весело затрещал. Йен вытер руки и повернулся к постели.