– Для мужчины это совсем другое...

– Не всегда. – Улыбка его стала шире. В эти минуты он любил ее еще больше. Сейчас он видел подлинную Оливию – нежную, стыдливую, твердо знающую, что хорошо, а что плохо. Настоящая дочка священника, напомнил он себе.

– Господи, ну как вы не понимаете! Я ведь даже не могу себе представить, что будет дальше! И как, по-вашему, я могу себя чувствовать? – Она выглядела такой пристыженной, такой несчастной, что Доминик едва удержался от смеха.

– Может, стоит просто предоставить это судьбе? Ах да, я забыл. Ты же не веришь в судьбу, не так ли? – Он незаметно придвинулся еще ближе. Глаза их встретились.

– Не смейтесь надо мной, – умоляюще прошептала она.

– Я никогда не стану смеяться над тобой, – торжественно поклялся он. Его теплые губы прильнули к ее губам. В этом поцелуе, нежном и сладостном, не было страсти – только любовь и понимание. Глаза Оливии вдруг закрылись, и она почувствовала, как губы ее, мягкие и податливые, покорно дрогнули под его губами. Руки ее обвились вокруг его шеи, и Доминик понял, что она сдалась.

Его близость сделала наслаждение почти невыносимым. Оливия почувствовала, как дрогнули и напряглись соски, упиравшиеся в его твердую грудь, и все ее тело стало плавиться в преддверии чудесного. Она догадывалась, что нечто подобное испытывает и Доминик: его руки крепче стиснули ее талию. С каждой минутой решимость ее таяла.

Нельзя допустить, чтобы это произошло снова, мелькнуло у нее в голове. Воспоминания о той ночи, которую она провела в его постели, вдруг встали перед ее глазами, будто это случилось только вчера. Это невозможно, стучало у нее в голове. Если Эмили узнает, она не переживет! С приглушенным стоном Оливия отпрянула в сторону.

– Я не могу, – задыхаясь, прошептала она. – Не могу! – Глаза ее вдруг наполнились слезами. Надо думать об Эмили... но когда Доминик целовал ее, она забывала обо всем!

Подобрав юбки, она, будто испуганный зверек, шмыгнула в дверь и убежала, моля Бога только о том, чтобы он не последовал за ней.

Так и случилось.

Оливия не доверяет ему, понял Доминик. И с горечью подумал, что для этого у нее есть все основания. Оставалось только гадать, сможет ли он заставить ее поверить ему.


– Ты сегодня что-то тихая, – бросила Шарлотта, когда на следующий день они, покончив с работой, вышли из Рэвенвуда. – Никак, заболела?

– Все в порядке, Шарлотта, – с трудом выдавив из себя улыбку, ответила Оливия. – Ничего страшного. Спасибо, что спросила. – Однако вопрос Шарлотты заставил ее смутиться.

Она совсем смешалась, когда, подняв голову, вдруг заметила, что Шарлотта поглядывает на нее с загадочной улыбкой.

– Ну, в чем дело? – вздохнув, спросила Оливия, – Что у тебя на уме?

– Сказала бы, да боюсь, ты рассердишься.

Оливия шутливо потянула ее за выбившийся из прически огненно-рыжий локон.

– Разве я когда-нибудь на тебя сердилась?

– Вроде нет. – Лицо Шарлотты расплылось в широкой улыбке. – Ладно, так и быть, рискну. Знаешь, я ведь как-то видела вас обоих вдвоем в кабинете, тебя и нашего графа. Вы проверяли счета. Он склонился над тобой, а ты смотрела ему в глаза. И знаешь, о чем я тогда подумала? Что вы двое созданы друг для друга!

– Боже мой, Шарлотта, но это просто глупо! – Оливия растерялась. Господи, если б она только знала... – С чего это взбрело тебе в голову?

– Ты забыла, я ведь тоже когда-то была влюблена. И знаю, как это бывает. У вас это было просто написано на лицах!

Оливия не выдержала и захихикала: Шарлотта едва ли была старше ее самой, а говорила как умудренная опытом женщина.

– Это как же?

– Как-как! Посмотри на него, сама увидишь!

Острая боль пронзила сердце Оливии. О, если бы все было так просто!

– Глупости! – отрезала она. – Граф возьмет себе в жены кого-нибудь вроде Элизабет Бомонт. Или уедет в Лондон и там женится на такой же леди.

– Элизабет Бомонт? – захихикала Шарлотта, презрительно пожав плечами. – Никогда!

– О, перестань!

– Говорю тебе, этого никогда не будет! – непререкаемым тоном заверила Шарлотта. – Если хочешь знать, тогда, на балу, я с них глаз не спускала. Так вот, если он на кого и смотрел, так на тебя одну! Он, разумеется, старался держаться вежливо, но глаза его все время искали одну лишь тебя! Можешь не сомневаться, моя дорогая! А эта дуреха, держу пари, ничего и не заметила! Вот смех-то! Так и льнула к нему, точь-в-точь влюбленная кошка!

Сердце Оливии, встрепенувшись, вдруг часто-часто заколотилось. Неужели это правда? Она не знала. Но одно ей было ясно: мысли Шарлотты приняли достаточно опасное направление. Надо было срочно что-то предпринять. Лучше всего незаметно перевести разговор на другое.

– Знаешь, теперь мне просто не верится, что я так боялась графа, – продолжала жизнерадостно болтать Шарлотта. – Он вовсе не такой, как я думала. Правда! Иной раз хозяин бывает суров на вид, это верно, но зато никогда и голоса не повысит! А Колин... Знаешь, мой постреленок без ума от него! Только и твердит, что, когда вырастет, будет таким же, как граф. Тогда, мол, и лошадь у него появится под стать Шторму!

– Ничего удивительного, что он понравился Колину, – кивнула Оливия, и взгляд ее смягчился. Колин давным-давно утратил прежнюю застенчивость и теперь трещал, как сорока. А любимой темой его разговоров был Доминик... и, конечно, черный как ночь Шторм. – Мне показалось, что и Колин ему нравится.

Разговор незаметно перешел на другое. Вскоре они добрались до деревни. Оливия, попрощавшись, уже готова была свернуть на тропинку, которая вела к ее дому, как вдруг услышала громкие голоса. Судя по всему, возле церкви собралась толпа. Оливия озадаченно нахмурилась: ее слуха коснулись испуганные вопли и брань.

Обменявшись недоуменными взглядами, они обе как по команде посмотрели в ту сторону, откуда доносился шум. Шарлотта прищурилась.

– Глянь-ка, там и моя мамаша, – присвистнула она.

Взгляд Оливии рассеянно обежал взбудораженную толпу. Да, Шарлотта не ошиблась: в самом центре она заметила Бриджит, мать Шарлотты.

Не сговариваясь, они почти бегом кинулись по дороге к церкви. В эту минуту седая женщины отделилась от толпы. Она увидела бежавших к ней Оливию и Шарлотту, и из ее груди вырвался крик:

– Шарлотта!

– Что случилось, мама? – Подбежав, Шарлотта обняла ее. – Что с тобой?

– Его украли, – забормотала Бриджит, и слезы градом побежали по морщинистым щекам. – Кто-то похитил его!

– Кого, мама? – Глаза Шарлотты расширились от ужаса. – Скажи, кого?

– Колина! – в голос зарыдала Бриджит. – Это я во всем виновата, Шарлотта! Можешь прогнать меня обратно в Ирландию, но только не сейчас. Сначала надо отыскать его!

Шарлотта задрожала с головы до ног. Она открыла рот, но не смогла произнести ни слова.

– Как это случилось? – резко спросила Оливия, которая первой пришла в себя.

– Сдается мне, это было часа два назад. Мой маленький ягненочек, он спал в своей постельке. Я тоже уже стала задремывать... как вдруг... будто что-то меня толкнуло. Должно быть, и впрямь уснула, старая. – В голосе Бриджит слышалась мука. – Потом дверь скрипнула. Подскочила я, бросилась в комнату, а там уж пусто!

Лес подступал почти к самым дверям домика, где жила Шарлотта.

– Может, парень просто решил прогуляться в лесу, да и заблудился? – предположил кто-то в толпе.

– Нет! – выкрикнула Шарлотта. Ее лицо было белым как простыня. – Колин всегда боялся ходить один в лес. Он даже за дом боялся зайти... разве что со мной или с бабушкой.

– Его унесли! – причитала Бриджит. Из глаз ее катились горькие слезы. – Я выбежала на крыльцо и заметила на земле, у самой стены, чьи-то следы. Они вели к двери. А раньше их там не было, готова поклясться на чем угодно! – Старушка снова зарыдала. – Кто угодно мог подойти и заглянуть в окно... увидеть, что мы спим... Кто угодно мог прокрасться в дом и забрать его из кроватки!

Инстинкт подсказывал Оливии, что нет ничего легче унести спящего мальчика и скрыться с ним в лесу. Но она попыталась заглушить эти мысли.

– Должен же он быть где-то... – неуверенно начала она.

– Мы обыскали все вокруг, – перебил ее голос преподобного Холдена. Лицо священника осунулось и потемнело от тревоги. – Мне самому страшно это говорить, но, похоже, Бриджит права. Кто-то похитил Колина... и маленькую Люсинду.

– Люсинду? – прошептала Оливия. Кровь застыла у нее в жилах.

Боже, Боже, Люсинда... такая очаровательная, нежная девочка... чуть моложе своей сестры Джейн. Только сейчас она заметила в толпе Джейн. Перехватив ее взгляд, девочка бросилась к Оливии и спрятала у нее на груди залитое слезами лицо.

– О мисс Шервуд! – причитала она. – Люсинда исчезла! Утром пошла на скотный двор надоить молока и не вернулась. Папа послал меня поискать ее... Я искала, искала, а ее нигде нет...

Страх холодными пальцами стиснул горло Оливии. Боже милостивый, лихорадочно думала она, оба пропали, Колин и Люсинда! Не может быть, чтобы это было простым совпадением. Только не оба сразу... Взяв себя в руки, она ласково провела рукой по спутанным волосам Джейн.

– Постарайся не плакать, Джейн. Мы их найдем, и очень скоро! – Оливия пыталась успокоить девочку, но в душе понимала, что ее слова – лишь пустое обещание. Никогда еще она не чувствовала себя такой беспомощной.

– А если нет, мисс Шервуд? Что тогда? – Джейн подняла на нее умоляющие глаза.

Оливия не ответила. Она могла лишь молиться, чтобы этого не случилось. Вдруг из разъяренной толпы раздался крик:

– Это цыгане! Они воруют детей!

Ропот гнева, подобно глухому шуму приближающейся бури, пробежал над головами людей.

– Так оно и есть! – поддержал другой. – Всем известно, они воруют все, что под руку попадется! И детей тоже!

– Особенно детей! – присоединился третий.

– Пошли, перероем этот проклятый табор! Вдруг они там! – шумела толпа. Руки сами собой сжимались в кулаки. Разъяренные крики слились в один многоголосый рев. Сам воздух над толпой, казалось, сгустился, как во время грозы. Один из мужчин, отделившись, выступил вперед.

– Отыщем наших детей! – взревел он.

К нему присоединился другой, потом еще один... и еще. Будто штормовая волна, толпа хлынула за ними туда, где расположился табор. Даже деревенский констебль присоединился к ним.

– Мисс Шервуд, – задыхаясь, крикнула Джейн, – куда они?

– Будет беда, – помертвевшими губами прошептала Оливия, но тут опомнилась. Взяв себя в руки, она тихонько подтолкнула Джейн к деревне. – Беги домой, милая, – велела она.

– Оливия, ты думаешь, это правда? – Шарлотта вцепилась ей в рукав. – Ну, что цыгане забрали Колина и Люсинду?

– Конечно, нет! Это просто чушь! Выдумки глупых старух! – возмутилась Оливия. – Во всем этом нет ни капли правды! – Какое-то неосознанное чувство повелело ей встать на защиту цыган. При мысли о том, что может случиться, в глазах Оливии появилось отчаяние. Надо попробовать остановить их. – О, Шарлотта, я не могу позволить им сделать это! Я пойду туда! Господи, ведь там же женщины и дети! Может произойти несчастье!

– Я иду с тобой... – Шарлотта решительно вытерла слезы.

– Нет, милая, оставайся с матерью! – покачала головой Оливия. – Сейчас только ты можешь ей помочь. – Взяв молодую женщину за плечи, она решительно подтолкнула ее к дому. – Все будет хорошо, я обещаю!

Подобрав юбки, Оливия бросилась за толпой, на ходу умоляя остановиться, подумать, что делают. На нее не обращали внимания. Вдруг она заметила в толпе Уильяма и вспомнила, что в войну он был офицером. Может быть, ему окажется под силу остановить обезумевших людей, воззвать к чувству справедливости. Оливия кинулась к нему, стараясь пробраться сквозь толпу, но чья-то рука бесцеремонно отшвырнула ее в сторону. Даже не успев сообразить, что произошло, Оливия оказалась на земле. От удара у нее перехватило дыхание, разодранные в кровь ладони и колени ныли. К тому времени как она пришла в себя, разъяренная толпа уже была у цыганского табора.

Оливия бросилась вслед за людьми, умоляя остановиться, выслушать, но ее, казалось, даже не слышали. Теперь остановить этих людей могло лишь чудо. Несколько смуглых мужчин, сидевших вокруг костра, поднялись им навстречу. Раздались крики, ругань. Озверевшая толпа рванулась вперед, и цыган просто смяли. Лавина обезумевших людей хлынула в табор. Они рассыпались по шатрам и повозкам, избивая всех, кто попадался им на пути, и вышвыривая на землю все, что находили. Вскоре вся земля была покрыта разноцветным тряпьем. Цыгане ничего не смогли поделать: их было намного меньше. Перепуганные насмерть женщины сгрудились, пряча ревущих от страха детей в складках ярких юбок. В их темных глазах метался ужас. Ломая руки в отчаянии от собственной беспомощности, Оливия могла только смотреть, как толпа в ярости громит табор в поисках Люсинды и Колина. Она была потрясена до глубины души. Здравый смысл отступил. Теперь этими людьми двигали лишь отчаяние и жгучая ненависть.