Вера Ветковская - Любовь под облаками

— Сама до конца не понимаю, что со мной происходит! Еще не разлюбив одного, я, кажется, серьезно влюбилась в другого, — недоумевала Мари. — Во всяком случае, я с каждым днем все сильнее привязываюсь к Косте. Мне даже сон снится один и тот же, будто бы стою я на распутье и не знаю, куда же мне свернуть. Никогда бы не поверила раньше, что можно любить сразу двоих.

Марианна говорила так просто, откровенно, без всякого жеманства. Варя ей верила и, кажется, понимала. Бесконечные лабиринты человеческих отношений вдруг открылись перед ней. Что она знала о любви? Оказалось, это не только «союз души с душой родной». Бывает любовь-ненависть, любовь-дружба и просто привязанность.

В один прекрасный день должен был явиться перед ней во всех отношениях положительный молодой человек, похожий на Сашу, Галиного жениха. Так Варя представляла себе будущее. Теперь без улыбки она не могла вспоминать об этом. Галина прогнала своего безукоризненного жениха и влюбилась в женатого мужчину, разрушила благополучную семью. Год назад Марианну бросил парень, ее первая большая любовь, но она до сих пор не может его забыть, хотя в ее жизни появился Костя... Одноклассник Вари, которого она почти не замечала, вдруг стал самым близким человеком. Из своего счастливого неведения Варя словно попала в новый мир, такой сложный, запутанный и непонятный.

До сих пор она не знала, что такое бессонница. А теперь лежала до рассвета, глядя широко раскрытыми глазами в потолок, и думала, думала. И разобраться в этой сумятице, решить для себя многие загадки ей помогала именно Марианна, которую Галина считала пустышкой. На самом деле Мари была умна, наблюдательна, неплохо разбиралась в людях, но не издевалась над их слабостями, как Галя. Главным ее достоинством Варя считала умение тонко и сильно чувствовать. А этот редкий талант дается от природы только избранным. То и дело Варя поражалась тонким оценкам подруги людей и обстоятельств и часто признавала безусловное превосходство Марианны над собой.

Она замечала, что Ольга ревнует и даже страдает от ее предательства, но ничего не могла с собой поделать. Ее все больше тянуло к Марианне.

Уже с утра в квартире Тихомировых царила праздничная суматоха. Дни рождений всегда были священными в этой семье. Сегодня Варе стукнуло семнадцать. Уже к трем часам стали собираться старые и новые друзья именинницы — Марианна и Ольга, Ромка и даже приятели с детсадовских времен.

Как ни странно, в застойные времена было проще накормить пятнадцать человек, а сейчас далеко не каждый может себе позволить созвать гостей, думала Ольга Петровна. Хлопоты очень утомили ее, но зато они втроем были вместе, как прежде, не ссорились, не спорили. Даже Галина помогала на кухне, хотя ненавидела кулинарные хлопоты. Зачем, например, печь торт, если можно купить в кондитерской? Но торт из кондитерской ни в какое сравнение не шел с «Наполеоном» Ольги Петровны.

Втайне Варя надеялась, что в этот день Галина куда-нибудь улетит или займется своими делами. Но увы — сестрица присутствовала и бдительно наблюдала за ней и за прибывающими гостями. Всякий раз, когда раздавался звонок, Галина выглядывала в прихожую, а Варя весело про себя хихикала. Галина ждала Его. Он, этот таинственный злодей, просто не мог не явиться в такой день.

Варя больше не собиралась соблюдать конспирацию. Ей казалось, что она полностью освободилась от страха перед старшей сестрой и больше не позволит собой командовать. Рано или поздно Галина все узнает. Варе хотелось, чтобы это случилось сегодня.

Итак, новое лицо так и не появилось. Галина была озадачена. Но Варя вскоре забыла о ее существовании. В этот вечер она была счастлива и беззаботна. Они дурачились, играли в жмурки, весело скакали под музыку. Только Ольга сидела насупившись в углу. Она не умела веселиться, никогда не танцевала. И вместо прежней жалости Варя впервые почувствовала к ней легкое раздражение. В конце концов, это признак плохого воспитания — сидеть с мрачным лицом, когда все вокруг веселятся.

К концу вечера бурное веселье немного утихло. В полумраке комнаты медленно кружились пары. Негромкая музыка убаюкивала и навевала грусть. Они танцевали с Ромкой, глядя друг другу в глаза. Время от времени он нежно пожимал ее руку. Они еще не сказали друг другу самых важных слов. Они все еще бродили по аллеям, взявшись за руки, мерзли на осеннем ветру. Он говорил ей милые глупости, она смеялась. Иногда он словно невзначай касался губами ее волос. Варя замирала от этой невинной ласки.

У нее все это было впервые в жизни — жаркое волнение от его прикосновений, желание погладить ладонью его щеку. Варя уплыла в танце и забыла обо всем на свете. Очнувшись, она увидела лукавую мордочку Мари. Для Марианны чужие романы были таким же развлечением и смыслом жизни, как свои собственные.

И вдруг Варя поймала взгляд сестры, в котором смешались изумление, негодование, угроза. Свершилось! До Галины наконец дошло. Все к лучшему, с облегчением подумала Варя. Для нее ясность и определенность всегда были лучше неизвестности. И Ольга Петровна с трепетом ждала этого момента, сама не решаясь признаться Галине, и она побаивалась старшенькую. А Варя смело и с вызовом посмотрела Галке в глаза. Никогда еще она не чувствовала себя такой свободной, независимой и неуязвимой.

Минуло всего две недели с достопамятного приезда Олежки и Вики в Верховье, но в их отношениях наметились кое-какие изменения.

Не то чтобы их чувства пошли на спад, но с обоими явно что-то произошло.

И дело было не только в том, как приняли Вику Олежкины родители, и не в том, что она вела себя тогда достаточно бесцеремонно, удивив и расстроив Олежку, хотя он и постарался не подавать виду. Им стало негде встречаться.

Прежде Олежка хорошо знал, когда отца с матерью не бывает дома, и особенные надежды возлагал на июнь, когда родители засядут в Верховье.

Но отец спутал все его планы.

Он то появлялся дома, то надолго исчезал, и, как ни старался Олежка осторожно выведать у отца, проведет он сегодняшний вечер дома или у него опять какие-то загадочные дела с медкомиссией, отец, пряча глаза, отвечал уклончиво, из чего Олежка сделал вывод, что родители придумали все это нарочно: мать командировала отца в столицу, чтобы тот, жертвуя своим отдыхом, спасал сына от Вики.

Олежка бесновался, особенно после того, как экзамены в институте были худо-бедно сданы, но сделать ничего не мог.

И тут он вдруг осознал, что им с Викой, по сути, не о чем говорить.

Это было удивительное открытие.

До того как они стали близки, они все время разговаривали, бывало, целые ночи напролет болтали по телефону. Правда, говорила в основном Вика, а Олежка с жадностью внимал ей.

Но то, что между ними в конце концов произошло, было больше слов. Так, по крайней мере, казалось Олежке.

Позже он был вынужден признаться себе в том, что не просто страсть кружила ему голову, когда он, закрыв за отцом или матерью дверь, ждал Вику, и не просто ему необходимо было ее тело.

В ее тело он пытался спрятаться от нее самой — такой, какой она оказалась на самом деле — взбалмошной, эгоистичной, резкой...

Ему всегда нравились совсем другие девушки — спокойные, уравновешенные, внимательные.

Вика была ураган — наверное, она так и не утолила своей артистической жажды в сценических этюдах и на учебной сцене, и ее игра на ровном месте по любому поводу — опоздал ли он на минуту на свидание или некстати позвонил ей — начала утомлять Олежку.

Вика сразу же почувствовала это и предложила ему вместо своей непонятной души тело, тем самым подбросив в огонь влюбленности Олежки несколько сухих поленьев.

Но теперь им негде стало встречаться, а встречаться просто на улице оказалось вроде и незачем.

Олежка, конечно, догадывался, что женщину можно уложить в машине или где-то в лесу за городом, но от этого Вика упорно отказывалась, доводя его до белого каления.

Сначала Олежка подозревал, что, отвергая его, возлюбленная пытается оказать на него давление, чтобы он твердо и недвусмысленно пообещал жениться на ней.

Но когда он попытался выяснить, так ли это, Вика от разговора о женитьбе ушла.

Теперь Олежка вообще ничего не понимал.

Они перестали обсуждать планы на будущее, даже на ближайшее лето, хотя прежде только об этом и говорили, — как здорово будет закатиться вдвоем куда-нибудь в Карпаты или на Рижское взморье.

К тому же остро стоял финансовый вопрос. Олежка уже полгода не получал стипендию. Родители, конечно, давали ему определенную сумму на мелкие расходы, но ее хватало разве что на несколько походов в ресторан. Уж конечно, не на Рижское взморье. Прежде Олежке ничего не стоило попросить у них денег на отдых, но теперь это было затруднительно. Он уже подумывал о том, чтобы устроиться медбратом в детский туберкулезный санаторий, но тогда тем более Карпаты или взморье отпали бы.

Словом, влюбленным приходилось кататься в Викиной машине по Москве, перекусывать в забегаловках и прогуливаться пешком, хотя все это уже утратило для них былую прелесть.

Получился замкнутый круг, по которому Олежке пришлось бы колесить неизвестно сколько времени, кабы не случай...

Они с Викой проезжали мимо Таганки, как вдруг взгляд Олежки зацепил что-то знакомое... Он не поверил собственным глазам, оглянулся с переднего сиденья — на ветровом стекле машины, привлекшей его внимание, висел пластмассовый айболитик, подаренный когда-то матери одним ее маленьким пациентом. Олежка бросил взгляд на номер: это была отцовская машина.

— Притормози, — бросил он Вике.

Вика нажала на тормоз.

— Машина моего отца, — объяснил Олежка, кивнув на синие «Жигули». — Откуда она тут взялась?

Оба вышли из машины и направились к «Жигулям».

— Отец говорил, что проходит медкомиссию, — рассуждал вслух Олежка, — но поликлиника...

— Совсем в другом районе, — продолжила за него Вика. — Ясно, какую медкомиссию проходит твой папа, Алик.

— Что тебе ясно? — смущенный ее враждебным тоном, огрызнулся Олежка.

— Ясно, что у твоего отца нет проблем со здоровьем, даже наоборот, — язвительно заметила Вика.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Олежка.

Вика выразительно посмотрела на него:

— Дорогой мой, я сразу поняла, в чем дело, когда ты сказал мне, что твой папочка прервал свой отпуск якобы для того, чтобы пасти тебя, своего сыночка, а сам все куда-то исчезает из дома и непонятно когда возвращается... Это и ребенку понятно, куда он уходит. Не тебя ему следует пасти, а тебе его.

Олежка посмотрел на нее чуть ли не с ненавистью:

— Не понимаю, о чем ты!

— Все ты отлично понимаешь! — презрительно возразила Вика. — Твой отец еще не старик и очень интересный мужчина...

— Ну и что?!

— Да то, что у твоего образцово-показательного папочки есть баба! — выпалила Вика.

— Что за чушь! — возмутился Олежка.

— Нет, не чушь, у него есть женщина. А он пудрит твоей матери мозги медкомиссией. Эта медкомиссия где-то здесь проживает... Спорим?

— Это сущая ерунда, — уверенно сказал Олежка. — Ты просто всех склонна подозревать в измене, потому что сама...

— Сама?! — взвилась Вика. — Что «сама»? Ну, продолжай, продолжай...

Олежка понял, что зашел слишком далеко:

— Извини, я не имел в виду ничего обидного...

— Нет, имел! — убежденно проговорила Вика. — Встречаешься со мной и еще смеешь упрекать меня в том, что я обманываю мужа!

— Да не говорил я ничего такого! — сраженный ее напором, защищался Олежка.

Но Вику было уже не остановить.

— Нет, это очень хорошо, что ты проговорился! Это просто замечательно! Теперь я знаю на самом деле, что ты обо мне думаешь! Но я, между прочим, не строю из себя сверхпорядочною человека, как твой отец!

— Мой отец и есть сверхпорядочный человек! — яростно бросил Олежка.

— Да-а-а? — иронически протянула Вика. — Тогда что здесь делает машина этого сверхпорядочного человека? И где он сам? Что-то я не вижу его поблизости... Куда это он отлучился?

— Мало ли куда... В магазин.

— Здесь нет поблизости магазина! Здесь есть «Ремонт обуви»! Загляни-ка туда, может, он там с прохудившимися ботинками?

— Поехали отсюда, — угрюмо сказал Олежка, — а то мы вконец поссоримся.

Вика топнула ногой:

— Никуда я не поеду! Если хочешь, топай пешком домой! А я дождусь твоего отца, который пытался наставить меня на путь истинный...

— Он, может, у какого-нибудь друга, — неуверенно предположил Олежка.

— Скорее у подруги.