В полночь прибежала проститься Варенька. Они с Ромкой уезжали «к себе», как они давно уже называли бабушкину квартиру. Ольга Петровна обняла дочь, с трудом сдерживая слезы, и попыталась выполнить свой материнский долг — рассказать дочери о первой брачной ночи. Когда-то, много лет назад, мать Ольги Петровны подготовила ее к вступлению в мир новых отношений, ободрила, дала разумные советы. Этот интимный разговор между матерью и дочерьми был традицией в их семье. Правда, Гале Ольга Петровна даже не посмела бы заикнуться ни о чем таком. Она могла себе представить, какие иронические искорки промелькнут в ее глазах. Но Варенька совсем другая.
Ольга Петровна увела ее в бывшую девичью светелку и, смущаясь, подбирая слова, приступила к историческому разговору, заранее обдуманному. Варя ее тут же остановила. Виновато, но все же чуть снисходительно улыбнулась. У нее ведь есть Марианна и еще одна школьная приятельница, успевшая выйти замуж. С подругами на эти темы гораздо легче разговаривать. Варя расцеловала мать и поспешила к Ромке, который ожидал ее внизу. Ольга Петровна долго стояла как громом пораженная. Она была почти уверена, что советы ее запоздали...
Варе давно хотелось уехать. Отдышаться, прийти в себя в комнатке, которая давно стала родным домом. Обо всем еще раз подумать. Хотя сомнений оставалось все меньше. Ее пока что не тошнило, но кружилась голова. Порой она боялась потерять сознание. Да и Мари была права: таких долгих задержек не бывает. Первые страхи уже позади. Варя стала привыкать к мысли, что у нее скоро будет ребенок.
Оставшись одна, она словно наблюдала за собой со стороны. Все это происходило не с ней, а с ее двойняшкой Варей, которая вышла замуж, поселилась с мужем в этой уютной комнатке и уже носит под сердцем малыша. Во все это невозможно было поверить.
Пройдет много лет, но Таня Градова всегда будет помнить, что в самый страшный в ее жизни день ее спас от верной гибели четырехлетний соседский мальчик Витя Коноплянников, которого она, Таня, выхватила из лап смерти.
...Последние дни отпуска Таня буквально истаяла от беспокойства, не понимая, что происходит. Наезжал Олег, молчаливый, замкнутый. Она всем сердцем ощущала в нем странную нарастающую тревогу и колебание и мучилась, не понимая, к чему это все относится.
Таня предполагала, что, скорее всего, дело касается Олежки, тем более, что перед самым ее возвращением в Москву тот также заявился в Верховье с теми же признаками тревожной нерешительности, что и у Олега.
Таня изо всех сил пыталась разговорить сына, но тот лишь обнимал ее и говорил, что ей не о чем беспокоиться. Он уверял мать, что на своих отношениях с Викой поставил крест. Таня верила и не верила ему. Если он действительно расстался с этой девицей, то его переживания понятны, но из-за чего страдает Олег, что такое могло случиться у него на работе?
Таня не знала, что думать.
Наконец, решив не дожидаться мужа, который должен был привезти ее домой, она сама вернулась в Москву.
Таня открыла дверь своим ключом и, поставив вещи, прошла в гостиную. Она думала, что дома никого нет, но вдруг прозвенел телефон, и она услышала, как за плотно захлопнутыми дверями Олежкиной комнаты схватили трубку.
Не в правилах Тани было подслушивать чужие разговоры, вскрывать адресованные не ей письма. Но она чувствовала, что над ее головой нависла грозовая туча. Она не могла больше переносить этой гнетущей недоговоренности. По тому, как быстро была поднята там, в Олежкиной комнате, трубка, она решила, что это звонит Вика и что Олежка ждал ее звонка.
«Сейчас я все наконец узнаю», — сказала себе Таня и осторожно сняла трубку в гостиной.
И сразу же услышала голос — но не сына, а мужа...
Трубка будто прикипела к ее уху.
— Чем скорее, тем лучше, — говорил Олег, и вдруг взволнованный женский голос перебил его:
— Милый, подожди еще немного, прошу тебя...
Олег непреклонно ответил:
— Нет, родная. У Тани заканчивается отпуск, я сегодня поеду в Верховье, чтобы забрать ее домой, и все ей скажу. Она должна все узнать. Я не могу больше скрывать от нее наши отношения...
— Мне страшно, — произнес женский голос.
— Мне тоже нелегко, — ответил Олег, — но это моя проблема, моя беда. Я безумно тебя люблю и ничего с этим поделать не могу...
Таня положила трубку.
Если б сейчас она была в состоянии взглянуть на себя в зеркало, то увидела бы в нем незнакомую, белую, неподвижную маску вместо человеческого лица.
Ее мозг как электрическим разрядом пронзила совершенно несвойственная ей мысль, которую Таня никогда в жизни не примеряла к себе даже в молодости, когда боялась, что Олег оставит ее ради другой, более привлекательной женщины.
Это была мысль о смерти.
Вернее, даже не мысль, а порыв всего ее существа — шагнуть с балкона.
Ей хотелось только этого — укрыться в землю, спрятаться в нее от этих двух сговаривающихся у нее за спиной голосов, чтобы они перестали стучать в барабанную перепонку.
Таня действительно сделала несколько шагов к балкону, не слыша, что в дверь звонят, стучат... Олег выскочил из комнаты на звонок, увидел Таню, ее безжизненное, белое лицо... Но в дверь колотили изо всех сил, и Олег открыл.
Оля Коноплянникова, соседка Градовых по площадке, ворвалась в комнату вихрем, и отчаяние, звучавшее в ее истошном крике, отрезвило Таню, хотя еще некоторое время она не могла понять, что случилось.
Перед ней было горе такой глубины, что Таня, сползшая в те же глубины, очнулась. Оля как безумная тащила ее куда-то. Наконец до Тани дошло, чего от нее хотят.
— Витечка умирает, — захлебывалась Оля. — Сыночек мой! Таня, спаси его, ты одна можешь! Танечка, спаси моего сыночка!..
Таня устремилась следом за ней.
И все последующие ее действия были как будто продиктованы высшей силой, они были точны и хладнокровны, будто с ней самой ничего не произошло.
Осматривая мечущегося в жару Витю, Таня жестко задавала вопросы.
Оля сначала голосила что-то невразумительное, но Таня прикрикнула на нее и привела соседку в чувство. Она уже успела измерить Вите температуру, вызвать машину из своей больницы и продолжала задавать вопросы.
Оля перечислила все, что Витенька ел вчера и сегодня...
— Скорее всего, консервы, — решила Таня. — Банка цела?
Оля метнулась в кухню, разворошила мусорное ведро и извлекла из него пустую банку.
— На срок годности смотреть надо, — бросила ей Таня. — Почему сразу «скорую» не вызвала?
— Я сделала ему клизму, и он заснул... Я заглядывала к нему — вроде спит... А потом смотрю — мечется и лоб горит...
В это время внизу засигналила больничная машина.
Оглянувшись, Таня заметила Олега, стоявшего в раскрытых дверях.
— Возьми ребенка, — скомандовала она мужу. — Неси его в машину.
Ровно сутки металась она между Витей и Олей, которой в больнице стало плохо с сердцем. Сутки она не чувствовала себя самой, ни о чем не помнила, ни кто она такая, ни что с ней произошло, как будто перенеслась в другое измерение.
Она думала о Витеньке и Оле.
Оля родила поздно, в тридцать восемь лет, от человека, которого любила всю жизнь, но он не захотел уйти к ней от своей семьи.
Ей очень хотелось иметь от него ребенка, но она никак не могла забеременеть.
В разных больницах и санаториях Олю лечили от бесплодия, она даже перенесла весьма болезненную процедуру продувания труб, после чего наконец забеременела.
Роды были тяжелые. Почти трое суток маялась Оля. Ребенок шел боком — самая скверная при родах ситуация, но Таня подключила одного знакомого, акушера от бога, и все закончилось благополучно.
Витя был как бы ее крестником.
Но сейчас Таня и этого не помнила. Перед ней был умирающий ребенок, которого ей нужно было спасти.
...И когда уже все было позади, спала температура и Витя явно пошел на поправку, Таня вышла из палаты, присела возле сестринского поста да так и отключилась.
Она не проснулась, когда кто-то из мужчин перенес ее в ординаторскую и положил на кушетку.
Таня проспала часов шесть. Когда очнулась — первый ее вопрос был о Вите.
Ей сказали, что все нормально.
Таня пошла взглянуть на ребенка, которого уже перевели из реанимации в обычную палату, на Олю, обливающуюся счастливыми слезами. И тогда все вспомнила.
Вспомнила...
Ее снова сокрушила боль, но на этот раз приступ был гораздо слабее, во всяком случае, мысли о балконе уже не возникало.
Тане сообщили, что муж ее полночи провел в больнице, но, когда наметился спасительный перелом в состоянии ребенка, уехал домой.
Таня всегда считала себя существом слабым, зависимым от других, и прежде всего от мужа, но сейчас она вдруг ощутила в себе прилив сил, которым грех было не воспользоваться.
Еще раз осмотрев Витю, она позвонила мужу из ординаторской.
Олег сразу поднял трубку.
— Я все поняла, — сказала Таня. — Сняла вторую трубку в гостиной и слышала ваш разговор с этой женщиной. Обо мне не беспокойся и ничего не объясняй. Я сегодня переберусь к маме.
— Об этом речи быть не может, — ответил Олег. — Возвращайся домой, я поживу пока у Глеба... Если можешь, прости меня, Таня.
— Могу, — спокойно произнесла Таня. — Теперь скажи, у Олежки и правда все нормально?
— Они с Викой расстались, — сказал Олег. — Олежка все обо мне знает, — после паузы добавил он. — Так получилось. Он ждет тебя дома. Прости меня.
Таня повесила трубку.
Глава 11
Открыв Олегу дверь своей холостяцкой квартиры, Глеб Стратонов присвистнул:
— Это все твои вещи?
— Еще машина. Совал сыну ключи, но он не согласился их взять, — объяснил Олег.
— Правильно, что не согласился, — одобрил Глеб. — Ты и так вышел чистой бесприданницей. Еще вопрос, возьмет ли тебя такого Галка.
— Может, ты позволишь мне все-таки войти? В квартире Глеба царил грустный порядок одинокого педанта, порядок чисто прибранного гостиничного номера, но не уютного жилища. Телевизор, проигрыватель, стеллажи, заставленные пластинками, — Глеб был поклонником классической музыки, — старенькое, доставшееся ему от матери пианино «Заря», на котором Глеб тренькал «Полонез» Огинского и «Элизе» Бетховена, журнальный столик, пара кресел, тахта — вот все, что составляло убранство комнаты. Никаких салфеток-статуэток, что свидетельствовало бы о присутствии в доме женских рук, никаких украшений, кроме одиноко торчавшего на подоконнике кактуса Жоры, к которому Глеб питал умилительную нежность. На стенах вместо ковра, фотографий, картин и картинок — огромный плакат «Аэрофлота» с календарем и огромная политическая карта Евразии.
— Я тебя ненадолго стесню, — пообещал Олег.
— Нет, уж ты, пожалуйста, надолго, — не согласился Глеб. — Это не значит, что я твой поступок одобряю, но так получилось, что ты меня выручил... — объяснил он.
— Вот как... — рассеянно произнес Олег, проверяя документы, которые он рассовал по карманам куртки.
— Ее звали Аллочка, — понизив голос, будто их кто-то мог слышать, стал рассказывать Глеб. — Понимаешь, когда с ними знакомишься, они одни, а когда узнаешь поближе — оказываются совершенно другими. Сначала была кроткая, милая девушка, парикмахерша. Ну, встречались, ну, дарил я ей подарки, как положено. И вдруг угораздило меня подарить ей кольцо... Я, дурак, купил перстень с этим, как его, бериллом, что ли... А она решила, что мы теперь вроде как обручились, и неделю назад въехала ко мне с полной сумкой косметики. Веришь ли, весь подоконник был заставлен кремами и губной помадой... зеркало стояло такое, что в нем вся рожа помещалась... Супы стала какие-то кошмарные готовить — ну вроде как жена, на рынок меня гонять, покрикивать... Словом, я просто в панику ударился... Ко мне еще ни одна девушка не въезжала со своей косметикой и домашними тапочками...
А тут, слава богу, ты позвонил... Я, конечно, — Глеб ударил себя в грудь, — все равно тебя не понимаю, хоть убей, но если б не ты, эта Аллочка окончательно бы у меня внедрилась! Пластинки какие-то свои перетащила, а я этих «Песняров» на дух не переношу!.. Так что спасибо тебе, друже! Как только за ней закрылась дверь, мой Жора расцвел от радости! А он у меня раз в году цветет. Он же нутром чуял, что хозяина хотят окрутить, весь как-то скукожился, пока Аллочка его тут поливала... А его редко надо поливать, отстоянной водичкой. Это она у меня повсюду старалась корни пустить — в постели, на кухне, на подоконнике...
— Выпьем?
Олег вынул из своей сумки бутылку.
"Любовь под облаками" отзывы
Отзывы читателей о книге "Любовь под облаками". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Любовь под облаками" друзьям в соцсетях.