Тогда он перемещался за другой столик, где не было мужчин, – там Белки, Снежинки и Снегурочки охотно хихикали в ответ на шуточки Пирата и кидались в него хлебными шариками и конфетти.

Заглядывал он и к Ирине Львовне и Татьяне Эрнестовне, также сидевшим вдвоем за уютным угловым столиком. Тут Пират был тих, скромен и почтителен, беседовал о погоде, выражал сдержанное восхищение их костюмами.

Фея Ночи угощала трудовика селедкой под шубой, копченым мясом и мандаринами, а Цыганка Ирина Львовна, когда ей не надо было на сцену, исполнять обязанности конферансье, гадала ему по руке.

На сцену, впрочем, никто особого внимания не обращал. В зале стояло ровное гудение: негромкие реплики, смех, стук столовых приборов. Иногда провозглашались тосты, но время настоящего веселья еще не наступило. Впрочем, в конце каждого выступления публика отвлекалась от тарелок и разговоров и вежливо хлопала.

Ирина Львовна наконец махнула на это рукой, вернулась на свое место уже окончательно и занялась остатками селедки.

К тому же не все пока прибыли, да и представителей сильного пола оказалось до обидного мало.

Из школьных мужчин наличествовал один трудовик, физрук с Манечкой еще не пришли, а вахтер Игнатьич как-то очень быстро набрался и теперь тихо дремал в уголке, так что на него рассчитывать не приходилось.

Присутствовали, правда, чьи-то мужья, но все до тошноты скучные, непрезентабельные, без костюмов и масок. Вдобавок эти мужчины сидели как приклеенные рядом со своими женами и не поднимали глаз от тарелок.

* * *

А между тем здесь было на что посмотреть.

Не одни только фабричного изготовления Белки-Снежинки-Снегурочки хихикали и переглядывались за праздничными столами в ожидании чего-то более интересного, нежели выпивка и закуска.

Сверкала серебряной вышивкой и покачивала черными перьями на шляпе великолепная, вся в шелку и бархате, Фея Ночи. Искрилась золотыми и рыжими искрами натурального меха Лиса Алиса. Бренчали мониста на плоской груди Цыганки Ирины Львовны, то и дело поправлявшей жаркий и неудобный вороной парик, покрытый алым шелковым платком с прицепленными к нему тяжелыми металлическими кольцами.

Очень симпатично и естественно смотрелась завхоз в своем коротком оленьем тулупчике, расшитом замшевыми шнурками и бисером, без маски, но с тяжелым шаманским бубном, прислоненным к стенке за ее спиной.

Екатерина Алексеевна была одна за столиком, рассчитанным на шесть персон. Она невозмутимо пила и закусывала, не обращая никакого внимания на то и дело устремляемые в ее сторону вопросительно-ожидающие взгляды – как же так, обещала ведь привести четверых мужчин, а сидит в одиночестве, даже и без мужа. Время от времени завхоз доставала из недр своего оленьего одеяния новый мобильный телефон и вполголоса, так что никто не мог ничего разобрать, отвечала на звонки или звонила сама.

Первыми не выдержали нервы у учителей младших классов.

Пошептавшись, коллектив начальной школы выдвинул из своих рядов известную бесшабашным и рисковым характером Оксану Георгиевну Бельскую.

Она почтительно приблизилась к столику завхоза. Получив разрешение, присела на краешек одного из свободных стульев и, волнуясь, задала вопрос.

Завхоз, не торопясь с ответом, подцепила на вилку соленый гриб, внимательно осмотрела его со всех сторон, понюхала и только потом положила в рот.

– Н-да, – сказала она, тщательно прожевав гриб и налив себе еще рюмку клюквенной, – моим рыжикам это и в подметки не годится. И кто, интересно знать, их принес?

– Не я, – быстро отозвалась Бельская.

– Знаю, что не ты, – кивнула завхоз. – Разве вы, молодежь, умеете грибы солить? Или, скажем огурцы… Да и ничего вы не умеете и не хотите уметь, лень-матушка прежде вас родилась! Вон, даже костюм не соизволила сама себе сшить.

И завхоз дернула Снегурочку – Бельскую за пришитую к шапочке льняную косу.

– А чего было стараться-то? – голосом, звенящим от обиды, возразила Оксана Георгиевна. – Ради кого? Мужчин-то и нет совсем, один Степа…

– Будут, – выпив, успокоила ее завхоз, – ждите. Еще не вечер.

* * *

И, словно бы в подтверждение слов завхоза, в зал вошел ее муж. Он был в турецком костюме – длинном махровом халате, на который Екатерина Алексеевна собственноручно нашила длинные разноцветные полоски шелка, и скрученной из вафельных полотенец чалме, сколотой дамской брошью. Его появление встретили восторженными криками и аплодисментами.

– Ну вот, – сказала завхоз, – один уже здесь. А будут еще четверо.

Бельская немедленно произвела мысленный подсчет.

– А… кто четвертый? Вы же говорили, двое сыновей и племянник…

– Все правильно, – снисходительно кивнула завхоз, накладывая мужу в тарелку салат оливье, – просто мы ожидаем приезда еще одного нашего родственника.

– Вашего родственника? – переспросила Бельская.

– Родственника… еще одного родственника… – прошелестело по залу.

– Ну да, – ответила завхоз, – родственника Михаила Ивановича из Вологды.

И она пихнула мужа локтем в бок.

– Ага, – подтвердил Михаил Иванович, подбирая слетевший с вилки кусок колбасы, – моего родственника. Из Вологды. Троюродного брата, типа того…

– А вот, похоже, и они, – произнесла завхоз, и все обернулись к входным дверям.

Но это были не они.

Совершенно точно.

Хотя бы потому, что их оказалось всего двое.

И один из них определенно был женщиной.

* * *

– Ну вы даете! – продолжал восхищаться трудовик, когда все остальные уже успокоились и приступили к горячему. – Приз за лучшую карнавальную пару – точно ваш.

– А что за приз-то? – оживился, сверкнув жемчужными зубками, Дед Мороз. – Тостер? Фен? Микроволновка?

– Ага, щас, – мрачно прогудела Снегурочка, – а настенный календарь с видами школы не хочешь?

Трудовик расхохотался и хлопнул Снегурочку по могучему плечу.

Другой рукой он обнял и притянул к себе миниатюрного, в атласной шубке, раскрасневшегося Деда Мороза.

– Ну ты, Андрюха, веселый сегодня!

– Руки убери, – посоветовала Снегурочка.

– Да ну, не обращай внимания! – Дед Мороз, отпихнув трудовика, игриво погрозил ему пальчиком в расшитой белыми снежинками перчатке.

– О, музыка! Андрюш, пошли танцевать!

– Что, прямо в этом? – ужаснулась Снегурочка.

– Конечно, тебе идет, – ухмыльнулся трудовик.

Снегурочка сжала кулаки и одарила его таким взглядом, что, будь трудовик хоть капельку потрезвее, он сразу понял бы, что мимо спортивного зала ему теперь лучше не ходить. Особенно в темное время суток.

– Пошли, – Дед Мороз вскочил и решительно потянул Снегурочку за голубой парчовый рукав, – а не то я пойду со Степой.

– Легко, – подтвердил трудовик, – я еще никогда не танцевал с Дедом Морозом!

Спустя некоторое время все наконец устроилось.

Чужие мужья (кроме мужа завхоза, естественно, пользовавшегося правом дипломатической неприкосновенности) были с корнями выдраны из своих насиженных гнездышек и пошли по рукам, точнее, по лапам, Белочек-Кошечек-Зайчих.

Трудовик в центре зала крутил Лису Алису так, что во все стороны летели золотые и рыжие блестки и клочки меха.

Блестки, смешиваясь с конфетти из хлопушек, дождем осыпали высокую фигуру главной Снегурочки, мрачно топтавшейся с маленьким, юрким и от души веселящимся Дедом Морозом.

Остальные Снегурочки, обнявшись и синхронно взметывая ногами, танцевали на сцене канкан.

Фея Ночи, воспользовавшись временным отсутствием завхоза, подсела к ее столику и о чем-то томно и нараспев начала рассказывать Михаилу Ивановичу. Тот охотно кивал и со всем, что говорила Фея, соглашался, не отводя, впрочем, пристального взгляда от сцены.

Цыганке же Ирине Львовне снова стало грустно.

Она выбралась из-за стола, подошла к окну и спряталась там ото всех за свисающей с потолка занавеской из мишуры и серпантина. Прижала разгоряченный лоб к оконному стеклу, которое, вопреки ожиданию, тоже оказалось теплым.

Ирина Львовна с неудовольствием отстранилась. Глазам ее, справившимся с разницей в освещении, показалось, что во дворе, как раз напротив окна, что-то стоит.

Темно-серый автомобиль удивительно знакомых очертаний, едва выступающий из сумерек в свете единственного фонаря, уже слегка припорошенный мягким, сыпавшимся в полном безветрии, предновогодним снежком. Ирина Львовна крепко зажмурилась.

Когда же она снова открыла глаза, фонарь зашипел, обсыпался ворохом лиловых искр и погас. Двор окончательно погрузился во тьму.

Ирина Львовна покачала головой и глубоко вздохнула.

Ну вот вам пожалуйста, упрекнула она себя, уже начались видения.

Не-ет, на сегодня хватит. Пора домой. Там принять пару таблеток аспирина – и спать. Может, хоть приснится что-нибудь приятное (или кто-нибудь приятный).

Все равно делать здесь больше нечего. Свои общественные обязанности она выполнила, концерт провела.

Шампанское и красное вино выпила, виноград, мандарины, селедку под шубой и шницель по-министерски с гарниром из цветной капусты съела.

А плясать и болтать дальше с подвыпившими коллегами у нее нет никакого желания.

Вот если бы… А, что об этом говорить!

* * *

Ирина Львовна намеревалась тихо, по-английски, проскользнуть вдоль стенки к входным дверям и исчезнуть.

Но тут начали разносить сладкое, и она решила еще раз, буквально на пять минут, подойти к своему столику. Брусничный пирог завхоза, знаете ли, не такая вещь, которую можно легко проигнорировать.

За столиком уже сидела Татьяна Эрнестовна, которую вернувшаяся завхоз турнула со своего места, и, обиженно оттопыривая губку, пила травяной чай без сахара.

Сама Екатерина Алексеевна в это время поднималась на сцену и, судя по всему, собиралась произнести речь.

Глухо прогудел шаманский бубен. Публика перестала чавкать и заинтересованно уставилась на сцену. Завхоз не увлекалась ораторским искусством, напротив, она относилась к людям, считавшим, что телеграфный стиль общения, обходящийся существительными, глаголами и небольшим количеством местоимений и наречий, – самое то.

Возможно, именно поэтому Екатерину Алексеевну всегда слушали крайне внимательно.

– Ну что, у всех налито? – осведомилась со сцены завхоз.

В зале возникло легкое замешательство.

Налито было далеко не у всех. Собственно говоря, из напитков остались только початая двухлитровая бутылка с минеральной водой «Ессентуки» и пакет томатного сока.

Завхоз понимающе усмехнулась и еще раз ударила в бубен.

И тут за спинами сидящих, возле входных дверей, раздался ни с чем не сравнимый по прелести в любую праздничную ночь звук открываемых бутылок с шампанским.

Учителя завертели головами.

У дверей, действуя грамотно и слаженно, словно бригада официантов, вскрывали и разливали шампанское в новые, тонкие, с ледяной искрой, невиданные в школе бокалы три Деда Мороза и один Санта-Клаус.

– Вау! – восхитился коллектив начальной школы. – Они настоящие!

– В смысле, мужики настоящие, – пояснила Бельская удивленно поднявшей брови музыкантше, – а не переодетые секретарши…

Лиса Алиса томно задышала и спихнула со своей талии руку трудовика, который совсем уж было приладился немного соснуть на плече коллеги.

Деды Морозы, шагая степенно и осторожно, глядя под ноги, чтобы не запутаться в вышитых подолах длинных и тяжелых тулупов, принялись разносить между столиками подносы с шампанским. Санта-Клаус в своем коротком кафтане легкого сукна двигался, наоборот, легко и свободно.

Острый, наметанный глаз учителей сразу опознал в Дедах Морозах молодых людей – сыновей и племянника завхоза. Что же касается Санта-Клауса, то это, по всей вероятности, и был тот самый родственник Михаила Ивановича из Вологды, которого ждали.

Острый, наметанный глаз учителей сразу заметил, что, несмотря на подложенную к животу подушку и мешковатые штаны, у Санты прекрасная фигура, что, несмотря на попытки сутулиться, он высок и строен и что те части его лица, которые можно рассмотреть между низко надвинутым на лоб красным колпаком и окладистой снежно-белой бородой, покрыты великолепным естественным загаром.

Учителя-женщины пришли в полный восторг – еще бы, не каждый день им подносят шампанское молодые, интересные и замаскированные мужчины.

Снегурочка-физрук помрачнела еще больше и не сводила с пришельцев настороженного взгляда. Трудовик, отчаянно зевая, изо всех сил пытался понять, где он и что вокруг происходит. Чьи-то мужья, которых временно оставили в покое, пожали плечами и занялись десертом. Вахтер Игнатьич продолжал мирно похрапывать в уголке.

* * *

Завхоз, стоя на сцене, наслаждалась произведенным ее мужчинами эффектом.

За ближним к сцене столиком начальной школы нарочно тянули время и не сразу брали бокалы с подноса, чтобы получше разглядеть склонившегося к ним Санта-Клауса. Но Санта, обладавший, видимо, сверхъестественным чутьем, быстро разместил последние бокалы возле тарелок и исчез в тот самый момент, когда Бельская вознамерилась дернуть его за бороду.