— О, вы уже вернулись! — воскликнула она, повернувшись на звук.

— Что вы делаете?

— Ну, когда вы занимались этим, вы явно испытывали удовольствие. Поэтому я подумала, что надо и мне попробовать.

Иногда Фиц забывал, что он не единственный несчастный супруг в этом браке. Что ей тоже хочется что-нибудь разбить.

— Вы рискуете натереть волдыри на ладонях.

— Пока еще до этого не дошло.

Она снова опустила кувалду и вышибла несколько кирпичей. У нее выбилась прядь волос из явно не подходящего ей тугого пучка — нелепой прически для семнадцатилетней девушки, даже если она замужняя леди.

Фиц сбросил сюртук и взял в руки кувалду побольше.

— Нужна помощь?

Она взглянула на него с удивлением.

— Почему бы нет?

Они продолжили работу в четком совместном ритме. Для девушки, которая в жизни не поднимала ничего тяжелее чайной чашки, она весьма сноровисто управлялась с кувалдой и показалась ему очень сильной. Они по очереди ударяли по камину, и она не отставала от него, нанося удар за ударом.

Когда от камина осталась только груда кирпичей, оба тяжело учащенно дышали. Милли прижала ладонь к сердцу, щеки ее ярко пылали.

— Ну что ж, мы с пользой провели время.

Фиц отбросил кувалду в сторону.

— У нас найдется что-нибудь поесть?

— Есть бисквитный торт и пирог с мясом в кладовке.

Они вместе отправились в кухню, где на плите стояло несколько котелков на медленном огне. Фиц долил воды в котелок, подбросил дров в топку и поставил воду кипятиться. Милли тем временем нашла несколько тарелок и столовые приборы и принесла торт и мясной пирог.

— Скучаете по своему любимому? — спросил он, прикончив свою порцию мясного пирога.

Она вопросительно приподняла бровь.

— Поэтому вы принялись крушить камин, верно?

— Может быть, — ответила она, пожав плечами.

Фиц ощутил прилив симпатии к ней. Он всегда мог найти кого-то, кто охотно дарил ему несколько часов забвения. А вот как она ухитрялась справляться и со своими чувствами, и с работой по дому?

— Поездка была удачной? — спросила она. — Вы остались довольны?

Он уловил подтекст в ее словах. Господи, она точно знала, зачем он ездил в Лондон. Девушка вовсе не была такой простой, как он ее считал.

— Все было прекрасно.

— Очень хорошо, — сказала она. — Я рада.

Что-то еще в ее тоне задело его.

— В самом деле?

Она посмотрела ему прямо в лицо, само воплощение девичьей невинности.

— Почему бы мне не желать, чтобы вы хорошо провели время?

На это у него не нашлось ответа. Поэтому он протянул ей письмо полковника Клементса.

— Полковник собирается к нам с визитом.

Милли быстро пробежала текст. К ее чести, она и глазом не моргнула.

— Ну что ж, нам лучше разрушить еще что-нибудь в северном крыле после чая, вы не против?


— Готовы? — спросил Фиц, когда показалась карета, везущая полковника и миссис Клементс.

Леди Фицхью кивнула. Она была в самом темном своем платье, волосы снова были собраны в тугой пучок — на этот раз Фиц это одобрил. Они, двое молодых, готовились противостоять внушительному властному человеку с трудным характером, и сейчас был не тот случай, чтобы ей выглядеть на свой возраст.

— А вы готовы? — прошептала она.

— Должен признаться, с нетерпением жду этого.

— Пришел. Увидел. Сокрушил, — холодно сказала она.

— Вот именно.

Карета остановилась перед домом. Поскольку подъездную дорогу перенесли после пристройки северного крыла, чтобы при приближении к дому его можно было увидеть во всей красе, полковник, безусловно, уже заметил его отсутствие.

И в самом деле, прежде чем они успели произнести приветствия, гость сердито рявкнул:

— Что произошло с усадьбой, Фиц?

— Полковник, — улыбнулся граф, — миссис Клементс, мы так рады, что вы наведались к нам.

— Какая красивая у вас брошь, миссис Клементс, — прощебетала его жена. — Пожалуйста, проходите.

Но полковника Клементса не так-то просто было отвлечь:

— Ответьте же на мой вопрос! Что случилось с усадьбой? — проревел он, когда они входили в дом.

Фиц почувствовал, что покрывается испариной.

— У нас все еще ремонт в самом разгаре, сэр. Прошу извинить за плачевное состояние дома.

— Ремонт? Половина усадьбы отсутствует.

— Иногда ремонт приводит к неожиданным результатам.

— Подобные результаты неприемлемы. Вам придется восстановить северное крыло.

— Конечно же, мы приведем усадьбу в порядок.

— Но не этим мы будем заниматься сегодня, — вмешалась леди Фицхью с уверенностью и светским шармом, совершенно не соответствующими ее юному возрасту. — Чаю, миссис Клементс?

Полковник Клементс не собирался оставить тревоживший его вопрос.

— Не могу поверить, что вы одобрили подобное разрушение вашего дома, леди Фицхью.

Фиц с шумом втянул в себя воздух. Одно дело — с улыбкой посетовать, что полковник Клементс слишком близко все принимает к сердцу, но стать прямым объектом его гнева — совсем другое. Однако леди Фицхью ничуть не испугалась.

— Одобрила, сэр? Нет, я способствовала этому. Это была моя идея.

Да она не просто смела. Она невероятно дерзка и отважна.

— Объяснитесь, юная леди! — брызгая слюной, потребовал полковник.

— Если бы северное крыло было лучше построено, то лорд Фицхью и я приложили бы все старания, чтобы восстановить его. Однако оно было плохо задумано и скверно выстроено. Даже если бы мы отремонтировали его сейчас, нам пришлось бы постоянно подновлять его, бесконечно вкладывая огромные средства, чтобы снова все не пришло в ветхость. И поскольку ни у кого нет неограниченного количества денег, мы выбрали более скромный дом, содержание которого нам по карману. Другой выбор означал бы, что моему первому сыну придется однажды продать себя на брачной ярмарке, чего я даже в мыслях не допускаю. Лорд Фицхью вынужден был подчиниться такой судьбе. Этого достаточно. Такого больше не случится, пока я дышу.

Тон ее был в высшей степени корректным, на губах сохранялась дружелюбная улыбка. Но за ее словами безошибочно угадывалась недюжинная внутренняя сила. Полковник Клементс мгновенно утратил дар речи. И Фиц тоже — до него начало наконец доходить, что он женат на необыкновенной девушке.

Подали чай. Леди Фицхью спокойно разлила его.

— Какой прекрасный чай, леди Фицхью, — сказала миссис Клементс.

— Это сущая ересь. — У полковника Клементса вновь прорезался голос. — Дом включен в майорат. Вы не можете…

— Полковник, не расстраивайте наших хозяев. Почему бы вам не попробовать один из этих восхитительных сандвичей? — решительно вмешалась миссис Клементс. — А теперь, леди Фицхью, расскажите, как вы находите Сомерсет.

И вопрос был исчерпан.

После чаепития, сопроводив Клементсов к ним в комнату, чтобы они могли переодеться к ужину, Фиц подошел к жене и пожал ей руку.

— Отличная работа, милая.

Милли удивленно взглянула на него, пораженная его поступком. Затем улыбнулась. Ведь она и впрямь была хорошенькой девушкой, между прочим, с великолепными ровными зубами.

— Вы тоже держались отлично. Теперь постарайтесь послушно вынести все, что бы ни сказал полковник за время своего визита.

Фиц согласно кивнул, прекрасно ее понимая.

— Я буду ему угождать с самым смиренным видом.


Не все северное крыло было полностью разрушено. Большая часть его была аккуратно разобрана и сохранена. Стеклянные панели от зимнего сада предназначались для восстановления парников и оранжерей. Камни стен — для последующей реставрации кухни, черепица с крыши — для починки курятника, голубятни и теплицы — для выращивания грибов.

Странно однако, что лорд Фицхью оставил в неприкосновенности пятнадцатифутовый участок стены. Когда Милли спросила его, почему эту стену не повалили и не разрушили вместе с остальными, он небрежно ответил:

— Это для тех дней, когда нам снова захочется что-нибудь разбить.

Первый из таких дней наступил ровно через неделю после первой годовщины их свадьбы, прошедшей незамеченной.

Рано утром Милли из своей гостиной услышала грохот кувалды, доносившийся снаружи. Ответ на ее вопрос был найден в свежем номере «Таймс». Мать мисс Пелем оповещала о помолвке ее дочери с капитаном Энглвудом. Это имя показалось Милли знакомым. Она достала список гостей со своей свадьбы и обнаружила там целый клан Энглвудов. Капитан Энглвуд был то ли однокурсником лорда Фицхью по Итону, то ли старшим братом его однокурсника.

В полдень она отнесла мужу сандвич и фляжку с чаем. Без сюртука, в одной рубашке, тот сидел в пустом оконном проеме, прислонившись головой к стене. В руке он держал Элис.

— Мне очень жаль, — сказала Милли. Ей больно было видеть его страдания.

— Так и должно было случиться, — ответил он, пожав плечами.

— Но вы бы предпочли, чтобы это случилось как можно позже или вообще никогда.

— Не буду отрицать, что в глубине души я желал бы никогда не отпускать ее. Но мне бы не хотелось, чтобы она провела жизнь в одиночестве. Для нее будет гораздо лучше выйти замуж. Если бы только мысль об этом не причиняла мне такой боли.

Он посмотрел на небо.

— Я не поддерживал с ней связь — когда мы поженились, я решил полностью устраниться из ее жизни. Так что мне не известны обстоятельства ее помолвки. С одной стороны, я догадываюсь, что она согласилась на предложение капитана Энглвуда только потому, что больше не в силах была выносить одиночество. С другой стороны, она вполне могла влюбиться в него, и он, возможно, станет ей прекрасным мужем. Но разве эта мысль меня радует? Вовсе нет. Если она несчастна, я тоже несчастен. Если же она счастлива, я все равно здесь, колочу кувалдой в стену.

Милли не знала, что ей делать. Или что сказать. Слезы подступили к ее глазам, и она дала им волю. И почему бы ей не заплакать? Его боль и ее собственная казались какой-то удивительной единой сущностью: тоской по тому, что невозможно обрести вновь, что ушло навсегда.

Она вытерла слезы, прежде чем он мог их увидеть.

— В любом случае, — сказал он, — спасибо за ленч. Я уверен, у вас осталось еще много дел по дому.

Другими словами, он хотел остаться один, а ее поскорее выпроводить.

— Я… я могла бы заняться этими делами завтра, — отважилась предложить она.

Он слегка покачал головой:

— Это очень любезно с вашей стороны, но здесь слишком жарко и пыльно.

— Верно, — согласилась Милли. — Тогда я, пожалуй, вернусь в дом. Там намного лучше.

Он даже не взглянул на нее, не спуская глаз с Элис, с его любимой Элис.

Когда его супруга наконец усвоит, что их страдания совершенно различной природы? В то время как она рада была любой возможности быть ближе к нему, даже если приходится слушать о его любви к другой женщине, он со своей стороны по временам просто не мог выносить ее вида.

И хотя она время от времени доказывала, что является ему верным союзником, для него она была — и навсегда останется — олицетворением всех сил, оторвавших его от счастья, которое должно было принадлежать ему.


Милли решила разлюбить своего мужа. Она не могла понять, почему не подумала об этом раньше. Каким-то образом, когда она влюбилась, она не сомневалась, что это навсегда, до конца жизни.

И в то же время она должна осознать, что в ее любви нет ничего особенного. Она всего лишь обычная молодая девушка, ослепленная красивой внешностью столь же молодого мужчины. Чем была ее любовь, как не желанием обладать им? Чем была его любовь, как не равным стремлением завладеть душой и телом мисс Пелем?

Некоторые вещи в этой жизни бывают по-настоящему сложными. Например, поиски истоков Нила. Или исследование Южного полюса. Но разлюбить мужчину, который никогда не посмотрел на нее заинтересованным взглядом дважды подряд, вряд ли окажется такой уж неодолимой задачей.


Элис была не совсем здорова. Стоял сентябрь. Она должна была много есть, набирая вес для долгой зимней спячки. Но у нее не было аппетита. Фиц пытался соблазнить ее зерном, ягодами и орехами всех видов. Он брал ее на длительные прогулки и искал для нее тлей и других мелких насекомых, которые могли ее заинтересовать. Он велел огородникам проращивать семена различных растений, чтобы у нее всегда были свежие ростки — лакомство, которое она не получала с весны.

Ничто не помогало. Она ела мало и большую часть времени пребывала в апатии. Глаза стали тусклыми, дыхание затрудненным.

Она заметно старела. Но Фиц рассчитывал, что она проживет еще хотя бы год. Еще двенадцать месяцев тихой полудремы и вкусной кормежки. Триста шестьдесят пять дополнительных дней для него, чтобы привыкнуть к мысли, что зверек не может жить вечно.