Крикет был популярной игрой, ею увлекались и молодые, и старые, и джентльмены, и простолюдины. Даже некоторые неравнодушные к такому зрелищу священники иногда присоединялись к своим прихожанам на воскресном послеполуденном матче. И конечно же, эта игра занимала важное место в жизни учащихся престижных школ.

Встреча команд Итона и Харроу на стадионе «Лордс», однако, была не совсем спортивным мероприятием. Или, вернее, спортивным, но также и поводом для всего общества устроить веселый пикник и провести целый день на свежем воздухе под ярким летним солнцем. И поскольку на стадион никаких приглашений не требовалось, это была также одна из немногих возможностей для людей просто богатых поприсутствовать среди титулованной знати.

По этой причине миссис Грейвз всегда начинала еще за несколько месяцев до знаменательного события планировать, как они с дочерью будут одеты. Но два года подряд им пришлось воздержаться. Сначала из-за смерти дедушки Милли со стороны матери, а второй раз из-за желудочного недомогания мистера Грейвза, нуждавшегося в нежной заботе жены и дочери.

В этом году, поскольку никто не испустил дух и даже не занемог, Милли оставалось только безучастно наблюдать, как миссис Грейвз с кипучим энтузиазмом готовится к выходу в свет.

В первый день матча их прекрасное ландо, багажник которого был загружен корзинками для пикника, еще до рассвета отправили в Сент-Джонс-Вуд, чтобы заранее занять место для почтенных леди рядом с игровым полем. Сами же леди покинули дом только в одиннадцать часов, одетые по последней моде в платья от самых дорогих парижских модисток.

Крикет их мало интересовал. Основная цель состояла в том, чтобы на других посмотреть и себя показать. А это лучше всего было сделать за ленчем.

Они прибыли как раз в тот момент, когда игроки покидали поле. С проворством, опровергавшим ее постоянные жалобы на больные суставы, миссис Грейвз выпрыгнула из кареты, доставившей их к стадиону, окруженному теперь припаркованными каретами, теснившимися в три, а кое-где и в пять рядов. Увлекая за собой Милли, она присоединилась к толпе зрителей, поспешно направлявшихся к игровому полю, только что покинутому обеими командами.

Голубое небо было безупречно чистым, ярко зеленел аккуратно подстриженный газон. Тысячи леди в лучших весенних нарядах прогуливались по траве. Куда ни погляди — пятна пастельных тонов, контрастно выделяющиеся на фоне темных дневных костюмов джентльменов, подобно драгоценностям, сверкающим на черном бархате ларца.

Великолепное зрелище, если вы настроены весело провести день. Однако Милли не испытывала радости. Она была не из тех, кто любит находиться в центре общественного внимания. В особенности ее тяготили косые взгляды исподтишка, которые она притягивала к себе в своем экстравагантном наряде, оказавшемся не по средствам многим высокородным леди. А хуже всего то, что миссис Грейвз неожиданно выступила в роли парвеню[1].

Обычно она так себя не вела. Миссис Грейвз гордилась своей принадлежностью к классу респектабельной состоятельной буржуазии. Восхождение по социальной лестнице не казалось ей первостепенной задачей. Однако она разделяла стремление мужа исполнить долг перед родственниками, в особенности перед его покойными отцом и братом, которые жаждали породниться с аристократическим семейством.

Но в данном конкретном случае у нее, видно, закружилась голова. Она заранее оповещала тех, кто оказывался рядом, что ее дочь, сочетающаяся браком с обаятельным графом Фицхью, непременно покорит все светское общество. «О, моя Милли неподражаема в танцевальном зале. О, моя Милли умеет искусно поддерживать светскую беседу. О, даже завзятые снобы будут очарованы моей Милли, и все двери будут перед ней открыты».

Протесты Милли, настаивавшей на собственной заурядности, только побуждали миссис Грейвз прибегнуть к еще большим преувеличениям.

В конце концов миссис Грейвз столкнулась со старым другом, который все знал о предстоящем превращении Милли в графиню Фицхью и не сомневался, что она достигнет высшего уровня популярности, заняв заметное место в свете. В результате их беседа свелась к обсуждению приданого Милли, предстоящего свадебного завтрака и медового месяца.

В тот момент, когда миссис Грейвз восторженно воспевала грядущий медовый месяц в Риме, от которого сама она была бы в полном восторге, если бы не яростные возражения мистера Грейвза, отказавшегося питаться одними лишь макаронами в течение двух долгих недель, толпа расступилась, открыв взглядам лорда Фицхью.

Он стоял в группе одетых в униформу учащихся Итона и их ярких, как бабочки, сестер. Девушек было по меньшей мере пять, но он смотрел только на одну, прекрасную молодую леди с угольно-черными волосами и изумительными розовыми губами, цвета любимых пионов миссис Грейвз.

Милли почувствовала укол ревности, но сначала не слишком встревожилась. Обычно красивые молодые женщины всегда притягивают внимание молодых мужчин. Но затем она заметила во взгляде графа не просто интерес, а безысходную тоску. Так смотрит узник, томящийся в темнице, на крошечный доступный ему квадратик неба.

Это потрясло Милли. А что, если ее суженый вовсе не желает жениться на ней? Не исключено, что он влюблен в кого-то еще. И вот реальное тому доказательство. Судя по его безутешному взгляду, лорд Фицхью очень несчастлив из-за потери возлюбленной.

Ей безумно захотелось скрыться. Он не должен увидеть ее. Не должен подумать, что она пришла, чтобы все увидели ее рядом с ним. И он не должен никогда, никогда узнать, что она испытывает к нему что-то, помимо вполне естественной признательности, предписанной долгом.

Господь услышал ее молитвы. Прозвучал предупредительный гонг. Милли потянула миссис Грейвз за рукав.

— Игра скоро возобновится, мама. Не пора ли нам вернуться в карету?

Миссис Грейвз усмехнулась над ее предложением.

— Никто не уходит с поля по меньшей мере до второго гонга.

Оглядевшись кругом, Милли вынуждена была признать, что ее мать права. Счастливая толпа вовсе не думала расходиться. Взрывы смеха раздавались тут и там, как артиллерийские залпы. И каждый оставлял новый след на ее сердце.

Она взглянула на графа, надеясь, что он ее не заметил. Но именно в этот момент он смотрел в ее сторону. Их глаза встретились. И выражение его лица — крик души, охваченной ужасом, — сказало ей все, что она и так уже знала и больше не могла отрицать.

Она отвела взгляд, полностью раздавленная, уничтоженная, страдающая.

Прозвучал второй гонг, значительно громче и резче. И сразу же появились полицейские, готовые обеспечить порядок для продолжения игры, если понадобится, даже силовыми методами. Но конечно же, элегантная толпа, прибывшая на встречу команд Итона и Харроу, никогда не стала бы связываться с полицией. Леди и джентльмены покинули игровое поле, заняв места на трибунах, скамьях или в своих каретах.

Однако беседы миссис Грейвз со знакомыми продолжались еще целый час. Милли с радостью воспользовалась поводом покинуть игру. Но повсюду, где они проходили, всегда оказывался поблизости маленький мальчик, фанат крикета, донимавший мать и сестер требованиями досмотреть игру. Имя графа упоминалось все чаще.

«Вы это видели? Фицхью только что отправил мяч за пределы поля. Это шесть очков!» — с энтузиазмом выкрикнул ярый болельщик Итона. «Нет, не за пределы; во всяком случае, он коснулся земли, так что всего четыре очка, — возразил ему преданный приверженец Харроу. — Фицхью уже набрал девятнадцать очков. Какой молодец!»

Наконец Милли с матерью добрались до своего ландо и приступили к ленчу.

— Теперь-то мы можем уйти? — спросила Милли миссис Грейвз, когда они поели.

— Конечно, нет! — ответила миссис Грейвз. — Когда игра прервется для чаепития, мы отправимся в павильон Итона и попросим твоего жениха представить тебе своих друзей.

Его сокурсники наверняка знают, как он на самом деле себя чувствует. Они скорее всего уже сочувствуют ему. Уместно ли миссис Грейвз проявлять свою безмерную радость, не обращая внимания на откровенное отвращение графа к неизбежной прогулке к алтарю? Милли прекрасно представляла себе, как нелепо будет выглядеть подобная церемония.

— Но нас не приглашали в павильон Итона. Мы попадем в неловкое положение.

Миссис Грейвз сжала затянутой в перчатку рукой ладонь Милли.

— Дорогая, ты не должна испытывать ни малейшей неловкости по поводу вашего брака. Никогда не забывай, что конкретно ты приносишь с собой в этот союз, и никогда не считай себя ниже только из-за того, что он молод и красив. Он заключил очень выгодную сделку. Ты понимаешь?

На самом деле следовало спросить: понимает ли он?

Он не понимал. И никогда не поймет.

Миссис Грейвз ласково коснулась щеки Милли.

— Я очень люблю твоего отца, но как бы мне хотелось, чтобы он не был столь безрассудно упрям в отношении твоего брака. Ты заслуживаешь мужа, который бы высоко ценил и берег тебя. Считаю, что мужчине, который получит твою руку, несказанно повезет. Но реальность такова, как она есть. Сегодня я привезла тебя сюда. Не прячься, любовь моя. И не отступай. Я знаю, тебе придется нелегко. Но будет только хуже, если ты возьмешь и запрешься в чулане. Держи голову высоко. Отстаивай свои права. Он не пригласил нас, хотя должен был это сделать. Значит, надо самой заявить о себе. Заставить его публично признать твое место в его жизни.

Она не могла. У нее не было сил кого-либо заставлять. Ей лишь хотелось исчезнуть.

— Да, мама, — сказала она.

— Прекрасно. — Миссис Грейвз похлопала Милли по плечу. — А теперь позволь мне немного вздремнуть. Затем мы во всем своем великолепии предстанем перед лордом Фицхью. И лучше бы ему остаться джентльменом и отнестись к нам с должным почтением.

Миссис Грейвз задремала. Милли не выпускала из рук носовой платок. Мальчик из соседней кареты громко комментировал ход игры, к счастью, не упоминая имен отдельных игроков.

Внезапно юнец замолчал на полуслове. Милли взглянула на него, подумав, не подавился ли он чем-то, что только что уплетал. Но мальчик замер, глядя вперед, челюсть его отвисла едва не до земли.

И не он один так реагировал. Остальные, сидевшие с ним в карете, — родители, сестра и брат — тоже замерли в немом изумлении. Вокруг них почти все находящиеся в экипажах побросали свои дела и уставились в том же направлении.

Милли повернулась кругом и увидела самую прекрасную женщину в этом Божьем мире. Сказочное создание, должно быть, возродившаяся Елена Троянская, или сама Афродита, спустившаяся с Олимпа, чтобы встретиться со своим Адонисом.

Она словно бы не шла, а скользила над землей. Ее кремовый кружевной зонтик прикрывал черты лица, поражающие своей безукоризненностью и в то же время тревожащие чем-то неясным, отделяющим прекрасное от просто красивого. Милли могла бы поклясться, что облака, защищавшие толпу зрителей от солнца последние полчаса, внезапно позволили одному сверкающему лучу упасть на эту женщину, чтобы высветить ее неземную красоту, потому что было бы невежливо оставить подобное очарование неосвещенным.

Невероятно, но она подошла к ландо Грейвзов.

— Мисс Грейвз, если не ошибаюсь? — спросила она с улыбкой.

Ее улыбка была настолько ошеломляющей, что Милли едва не упала в обморок. Ей стоило больших усилий обрести голос. И действительно ли она мисс Грейвз? Может быть, красавица спрашивает о ком-то другом?

— Ах… да?

— Я понимаю, что невежливо представляться самой, но, учитывая, что мы скоро станем родственниками, надеюсь, вы не станете слишком возражать?

Милли никак не могла взять в толк, о чем говорит с ней эта незнакомка. По правде говоря, она почти не слышала слов, ее внимание полностью сосредоточилось на движении ее губ. Но в одном она была твердо уверена: о чем бы ни попросила эта женщина, никто бы никогда не осмелился ей возразить.

— Нет, нет, конечно же, нет.

— Я миссис Таунсенд. А эта симпатичная юная леди — моя сестра, мисс Фицхью.

Пока миссис Таунсенд не представила свою спутницу, Милли даже не заметила, что с ней есть кто-то еще. Действительно, рядом стояла высокая, стройная рыжеволосая девушка, по-своему очень хорошенькая.

— Очень рада познакомиться с вами обеими, — сказала Милли, все еще потрясенная красотой миссис Таунсенд.

— Вы помолвлены с моим братом-близнецом, — сказала мисс Фицхью, заметившая, что Милли никак не сообразит, в чем дело.

— О, конечно.

У него есть сестры. Милли знала об этом. И теперь, оправляясь от потрясения, она даже вспомнила, что его сестры долгое время находились за границей. Мисс Фицхью в школе в Швейцарии, а несравненная, миссис Таунсенд в Гималаях, на охоте со своим мужем.

— Мы с мистером Таунсендом решили вернуться, как только узнали о кончине прежнего графа. Мы старались поспеть как можно быстрее, но только вчера пересекли пролив, — объяснила миссис Таунсенд, — прихватив в Женеве мисс Фицхью.