В его взгляде проявилась мольба.

– Сделайте все, что в ваших силах, чтобы приободрить ее, Кларри.

– Если можно, я пойду к ней прямо сейчас, – предложила она. – Просто пожелаю ей доброго утра.

Герберт кивнул. Его лицо просветлело.


Кларри застала Луизу в сонном и молчаливом состоянии, но вместе с Олив вернулась в тот же день позже, держа в руках поднос с чаем.

– Нарциссы распускаются, и солнце уже светит по-весеннему, – сказала она весело, отодвигая оконную занавеску. – Скоро все зацветет. Взгляните, миссис Сток.

Кларри налила чаю в тонкостенную фарфоровую чашку. Последний раз она делала это в Белгури. Ее рука дрожала, когда она ставила чай на столик у кровати.

– Это моя сестра Олив, – сказала девушка. – Вы разрешите помочь вам сесть?

Луиза кивнула, щурясь от яркого дневного света. Сестры осторожно усадили ее, подперев ей спину подушками.

– Та, что играет? – прохрипела Луиза. – Вы играете на скрипке?

Олив утвердительно кивнула.

– Если желаете, Олив как-нибудь поиграет вам, – предложила Кларри.

Устало откинув голову на подушку, Луиза прошептала:

– Может быть.

– Но дело в том, – выпалила Олив, – что миссис Белхэйвен продала мою скрипку без моего ведома.

Луиза нахмурилась.

– Почему?

– Чтобы мне досадить, – ответила Олив.

– Бедная девочка.

– Миссис Белхэйвен не понимает, что значит этот инструмент для моей сестры, – быстро заговорила Кларри. – Ей нужны были деньги. Но мы вернем скрипку.

– Да, – прошептала Луиза. – Это нужно сделать.

Кларри помогла Луизе выпить чай, пока та не утратила к ним интереса и не отослала их прочь.

– Почему ты вступилась за Джин-Лили? – накинулась на сестру Олив, когда они сбегали вниз по лестнице.

– Нет необходимости вываливать наши проблемы на посторонних, – ответила Кларри. – Тем более на такую больную женщину, как миссис Сток.

– Она сама об этом заговорила, – заметила Олив. – Я думала, что буду давать уроки Уиллу.

– Не торопи события, – сказала Кларри. – Сперва мы должны завоевать доверие Стоков. Особенно это касается мистера Берти.

– Я снова всего лишь служанка, – насупилась Олив, – такая же, как была у Белхэйвенов. Ничего не изменилось.

– Еще как изменилось! – обернулась к ней Кларри. – Теперь у тебя есть собственная комната, ты можешь есть столько, сколько захочешь, и тебе больше не нужно каждый день идти в ту ужасную пивную, не зная, не придется ли тебе разнимать дерущихся пьяниц. И Джин-Лили больше не будет отчитывать тебя с утра до ночи!

– Долли помыкала мной целый день, – сказала Олив, готовая вот-вот расплакаться.

Кларри взяла сестру за руки.

– Послушай, Олив. В тот день, когда умер папа, наша прежняя жизнь умерла вместе с ним. Теперь мы сами должны о себе заботиться, никто не будет делать это за нас, а значит, нам придется принимать то, что нам предлагают, и усердно работать. Тебе следует быть благодарной за то, что ты служанка в хорошей семье. Немало девушек многое отдали бы за то, чтобы оказаться на твоем месте. Не забывай об этом.

Она видела, как Олив заморгала, сдерживая слезы, и понимала, какими болезненными оказались для тонкой и чувствительной натуры ее сестры потрясения, пережитые за последний год. Кларри сжала ладони Олив.

– Теперь наши дела пойдут на лад, – сказала Кларри обнадеживающе. – Просто выполняй свои обязанности, а с Долли я разберусь.

* * *

Первый месяц в Саммерхилле пролетел очень быстро. Кларри работала так же напряженно, как и раньше, взяв в свои руки ведение домашнего хозяйства, руководство приготовлением пищи, организацию ленчей для Герберта и его клиентов и ежедневную заботу о Луизе. Девушка ложилась спать после полуночи, а с четырех утра снова была на ногах, составляя списки дел на предстоящий день и выполняя прочую бумажную работу в крохотной гостиной экономки, расположенной рядом с кухней.

Кларри общалась с приходящими торговцами, расспрашивая их о соседних домашних хозяйствах и о штате прислуги в них. Она познакомилась с экономками из других домов на площади, спрашивала у них совета по поводу поставщиков и предлагала им свою помощь, если потребуется.

– Мы, женщины, должны поддерживать друг друга, – говорила им Кларри. – Приходите на чашку чая, когда будете свободны.

Многие из экономок были вдвое старше ее. Они были ошеломлены ее напором.

– Мы привыкли держаться обособленно, – сказала ей одна из экономок. – Господин и госпожа дорожат своей приватностью.

Но другие проявили больше открытости, с интересом слушая новости о миссис Сток и радуясь дружелюбной соседке. В угловом доме, принадлежащем торговцу недвижимостью, Кларри познакомилась с молодой вдовой по имени Рэйчел Гарвен, проработавшей на этом месте всего полгода.

– Мне очень одиноко, – призналась Рэйчел. – Я родом из Камберленда[19], а в Ньюкасле почти никого не знаю. В выходные я езжу на трамвае в город и брожу по магазинам. Мне хочется побыть среди людей.

Кларри кивнула. Она знала, что такое одиночество. Девушка испытала это в Белгури, когда на ее юные плечи лег груз принятия решений, и то же самое она видела и здесь – женщины несли на себе тяжкое бремя домашней работы, не имея места, где они могли бы собраться и поговорить о своих проблемах.

– Может, как-нибудь вместе выберемся в город? – предложила Кларри, обращаясь к Рэйчел. – Я живу в этом городе уже девять месяцев и не была нигде дальше Вестгейт-роуд.

Глаза Рэйчел округлились от удивления.

– С удовольствием покажу вам город. У меня свободна вторая половина дня в среду и утро воскресенья.

– Посмотрю, смогу ли я освободиться.

В домашних делах Кларри так распределила работу между Долли и Олив, чтобы между ними возникало поменьше трений. Опытная стряпуха Долли готовила еду, а Олив помогала сестре ухаживать за Луизой и накрывать на стол после того, как управлялась со своими утренними обязанностями. Сама же Кларри бралась за любую работу по дому, никогда не привлекая других для выполнения того, что могла сделать сама. Как она и надеялась, жалобы Олив на то, что ей приходилось рано вставать, чтобы разжечь в каминах огонь, и заниматься бесконечной уборкой, постепенно уменьшались по мере того, как она узнавала Луизу. Однажды, помогая мыть госпожу и менять ей постельное белье, Олив заговорила о собрании сочинений Томаса Харди и Джордж Элиот.

– Мой любимый роман – «Мельница на Флоссе», – с воодушевлением сообщила Олив. – У отца была эта книга, но я так часто ее читала, что она изрядно истрепалась.

Это послужило началом долгого разговора, длиннее которого у Луизы пока что не было. После этого случая Олив читала Луизе каждый день по полчаса. Герберт так обрадовался тому, что его жена проявила интерес хоть к чему-нибудь, что разрешил Олив брать любые книги из его библиотеки.

Как это ни печально, но никто не смог отыскать скрипку Джона Белхэйвена. Вскоре после того, как сестры покинули Вишневую улицу, Лекси прислала записку, в которой сообщила, что они с Айной обошли все близлежащие ломбарды, однако ни в одном из них Лили со скрипкой не появлялась. Но когда до Герберта дошли разговоры о пропаже скрипки, он пошел и купил Олив новый инструмент.

– Теперь вы сможете научить Уилла одной-двум мелодиям, правда? – сказал он резко, смущенный слезливой благодарностью Олив.

С этого дня из детской на третьем этаже каждый вечер после ужина доносилось пиликанье – Уилл играл на новой скрипке. Это позволяло надеяться на то, что скоро для него приобретут личный инструмент. Кларри поражалась терпению Олив, обучавшей мальчика, но вместе с тем не могла не заметить, как эти уроки возрождают в душе ее сестры радость жизни. С наступлением лета Олив в разговорах с другими слугами из соседних домов стала называть себя камеристкой[20] и учителем музыки.

Ей исполнилось шестнадцать лет, и она начала расцветать, как цветок в джунглях после дождя. Ее фигура округлилась, а лицо избавилось от измученного выражения. Рыжие волосы снова стали густыми и блестящими, а когда Олив улыбалась, ее карие глаза сияли, благодаря чему она становилась очень миловидной.

Когда Уилл был не в школе и не был занят уроками музыки, он неотступно следовал за Кларри, словно преданный пес, без умолку болтая и уговаривая ее поиграть в нарды или карты. В ненастные дни он укрывался от отчитывающего его брата или сердитого отца в гостиной Кларри. Она часто находила его устроившимся на кургузом диванчике с книжкой в руках.

– Мама сегодня не хочет со мной разговаривать, – сообщал Уилл ей грустно или заявлял проказливо: – Если Берти придет сюда меня искать, я спрячусь в кладовке.

Когда Берти находил младшего брата в комнате экономки, он уводил его оттуда и делал выговор Кларри. Берти придирался к ней по любому поводу. Он так и не изменил своего мнения о сестрах Белхэйвен как о никудышних работницах, и возрастающая симпатия, с которой относились к ним его родители и младший брат, вызывала у него негодование. Кларри заметила, что каждый раз, когда старший сын Герберта Стока возвращался от Ландсдоунов или Вэрити посещала Саммерхилл, враждебность Берти по отношению к ней усиливалась.

Вэрити, в свою очередь, относилась к Кларри как к пустому месту. Она не замечала ее и никогда не отвечала на ее приветливые замечания о погоде или на вопросы о том, как прошла поездка. Однажды, когда Кларри ставила цветы в вазу в гостиной, пришла Вэрити с подругой, с которой ходила по магазинам. Олив взяла у них свертки и пакеты, а Вэрити тем временем без приглашения вбежала в гостиную.

– Вы, – указала она на Кларри, – сейчас же принесете нам чай. Мы ужасно проголодались.

Кларри сдержала вертевшиеся у нее на языке слова о том, что леди не пристало быть столь грубой с прислугой, и лишь сказала:

– Да, мисс Ландсдоун.

– Оставьте эти цветы, Белхэйвен, – распорядилась Вэрити, хлопнув ее перчаткой по рукам. – Вы все делаете неправильно.

Пока Кларри шла через комнату, Вэрити принялась переставлять цветы в вазе.

– Откуда индианке знать, как это делается, – заметила она, обращаясь к подруге.

Стиснув зубы, чтобы ничего не ответить, Кларри поспешила из комнаты.

Когда в августе наступили школьные каникулы и Уилл был с утра до вечера свободен, Кларри не считала нужным отваживать его от кухни и других служебных помещений, хотя и знала, что это чревато неприятностями.

Однажды Берти гневно накинулся на нее:

– Вы ведь знаете, что моему брату запрещено сюда являться. Прекратите ему потакать. Уилл никогда не станет джентльменом, если будет продолжать якшаться с прислугой.

И Берти уставился на Кларри уничтожающим взглядом. Берти всегда ей грубил, когда поблизости не было его отца, но сейчас, казалось, он был разъярен, как никогда прежде.

– Мой отец, видимо, считает допустимым то, что вы изображаете из себя ровню своим хозяевам, но так вы вообще можете забыть, какое место занимаете, – продолжил он. – Не знаю, куда катится наше общество: горничные учат музыке и читают книги, экономки наносят визиты вежливости соседям, как будто принадлежат к благородному сословию! Весь этот бред исходит от сумасшедших женщин, которые требуют себе право голоса и работу наравне с мужчинами.

Он ткнул пухлым пальцем в сторону Кларри.

– Так вот, не думайте, что вы можете заниматься в этом доме подобными вещами, подрывающими устои общества. Мы все здесь хорошо знаем свое место, и вы с вашей сестрой-горничной принадлежите к более низкому сословию. Вам понятно?

Кларри очень хорошо все поняла. Через пару дней она была поставлена в известность, что Стоки ожидают на обед Вэрити Ландсдоун и ее родителей. Это был особый визит, и все должно было пройти без осложнений. Герберт сообщил Кларри, что Ландсдоуны – купцы-судовладельцы, правда, мистер Ландсдоун передал ведение ежедневных деловых операций брату Вэрити – Клайву.

– Ландсдоуны предпочитают проводить время в загородном доме, в Рокэм Тауэрз, занимаясь охотой и рыбалкой. Несомненно, что только дочь могла вытащить их в город сейчас, когда сезон в разгаре.

– Полагаю, что мисс Ландсдоун весьма способна, – пробормотала Кларри.

– В чем? В том, чтобы вытащить их в город? – спросил Герберт, пристально взглянув на нее.

– Просто способна, – невинно улыбнулась Кларри.

– В общем, да. Обсудите меню с миссис Сток, – сказал он смущенно.

– Она желает присутствовать во время ужина? – удивленно спросила Кларри.

– Не думаю, – вздохнул Герберт. – Но я бы хотел, чтобы она принимала в этом участие. Это будет знаменательное событие, и я надеюсь, что оно приободрит ее.

– Вы говорите о помолвке? – выпалила Кларри.

Герберт испуганно взглянул на нее.

– Я, кажется, сболтнул лишнее. Мне не следовало…

– Не беспокойтесь, сэр, – улыбнулась Кларри. – Дальше меня это не пойдет.

Обсуждая приготовления с безучастной Луизой, Кларри не могла удержаться от размышлений о том, как помолвка и последующая свадьба могут изменить жизнь в Саммерхилле. Переселится ли Вэрити сюда или они с Берти будут жить в другом месте? Возьмет ли Герберт пример с мистера Ландсдоуна и передаст бразды правления бизнесом сыну? Если это позволит ему проводить больше времени с Луизой и Уиллом, то, пожалуй, он так и поступит. Но Кларри также видела, что мистер Сток предан своей работе. Это было его призванием, и он посвящал бизнесу долгие часы. Все, кого встречала Кларри, отзывались о нем как о надежном, заслуживающем доверия специалисте. Работа была смыслом его жизни.