– Все, чего я у вас прошу, – это положительную характеристику, – сказала она жестко, освобождая руки.

На вытянутом лице Герберта застыло напряжение. Его глаза предвещали бурю.

– Нет, Кларри, – проговорил он сквозь зубы.

– Нет? – переспросила она, вновь вскипая. – Почему нет? Хоть это вы могли бы сделать, сэр.

– Потому что я не хочу, чтобы вы от меня уходили! – крикнул Герберт.

Кларри уставилась на него, ничего не понимая.

– Вы не хотите этого?

– Нет! Я хочу, чтобы вы остались. Чтобы вы остались вместе со своей сестрой, – сказал он, волнуясь.

– Но, сэр, вы же говорили мистеру Берти…

– Забудьте о том, что я ему говорил, – резко оборвал он ее. – И послушайте не перебивая, что я вам скажу.

У Кларри пересохло в горле. Похоже, она его рассердила. Она испортила их отношения, откровенно высказавшись, в то время как ей вообще не следовало ничего говорить. Видимо, он не собирался отдавать ее Вэрити.

Кларри видела на виске у Герберта пульсирующую жилку. Он пытался взять себя в руки.

– Я размышлял над тем, чтобы предоставить вам возможность работать у моего сына. Вы молоды. У них в доме, безусловно, веселее. Ваше положение там было бы более престижным. Все это я принял во внимание, имея целью ваше благополучие.

– Благодарю вас, сэр, но…

Он поднял руку, давая ей знак замолчать.

– Но у меня есть еще одна причина, чтобы отослать вас от себя.

Герберт вперил в нее строгий, проницательный взгляд. Кларри похолодела. Она вдруг подумала о том, что Герберту каким-то образом стало известно о ее встрече с Уэсли в парке, что до его ушей дошли порочащие ее слухи.

– Дело в том, – произнес он, – что я к вам слишком привязался. Гораздо сильнее, чем это уместно между хозяином и его экономкой.

Кларри уставилась на него, не уверенная в том, что правильно его поняла.

– Вы удивлены, правда? – угрюмо сказал Герберт. – Я знаю, что в отцы вам гожусь и что мои чувства не могут быть взаимными. Но ничего не могу с этим поделать. Мое восхищение вами переросло в нечто большее. Я не пережил бы эти ужасные последние несколько лет без вашей поддержки. Даже ваши шаги на лестнице, ваш голос, доносящийся снизу, действуют на меня успокаивающе. Кларри, я не представляю, во что превратится этот дом без вас.

– Сэр, – изумленно произнесла Кларри. – Как же я смогу остаться, когда услышала от вас такое?

Его взгляд стал сосредоточенным.

– Кларри, я не желаю, чтобы вы покидали этот дом. Я хочу, чтобы вы остались и… – Он сделал над собой усилие. – Вопрос, который я хотел вам задать… – Герберт опять взял ее за руки. – Вы выйдете за меня замуж?

Кларри вздрогнула.

– Замуж? – ахнула она.

Он с горестным видом кивнул.

– Я понимаю, что это не будет брак по любви, но это все, что я могу вам предложить: этот дом и обеспеченное будущее для вас и вашей сестры. Олив сможет заниматься музыкой и рисованием. Я помогу вам открыть чайную, о которой, как сказал мне Уилл, вы всегда мечтали.

У Кларри бешено забилось сердце. Если она станет миссис Сток, они с Олив уже никогда не будут бояться остаться без крыши над головой. У них появится определенное положение в обществе. Им больше не придется выполнять работу по дому или подчиняться чужим приказам. Олив возобновит занятия музыкой. А у нее, Кларри, будет собственная чайная! Это заставит таких людей, как Уэсли и Вэрити, относиться к ней с уважением. Но неожиданно ее радость погасла. Родственники Герберта будут в бешенстве. Они этого не допустят. Увидев обеспокоенность на ее лице, Герберт отпустил ее руки.

– Я вижу, что вас оскорбило мое предложение, – сказал он, понурясь. – Простите меня, я не хотел вас смутить. Я старый дурак.

Он отступил назад, но Кларри поймала его руку и, сжав ее, возразила:

– Вы вовсе не дурак, сэр.

Кларри поразило его признание, она и за сотню лет не догадалась бы о том, что он чувствует. Герберт был сейчас так неуверен в себе, словно беззащитный мальчик. Какого же труда стоило такому осторожному, застенчивому человеку, как он, рискуя своей гордостью, открыть ей свои потаенные надежды. Кларри испытала к нему нежность и вдруг поняла, что он ей тоже не безразличен. Это была не любовь, а скорее уважение и привязанность. Герберт предлагал ей обеспеченное будущее, к которому она стремилась, и, несомненно, это было в его силах.

– Да, – сказала Кларри. – Я выйду за вас.

Герберт хмуро взглянул на нее, не веря своим ушам.

– Это правда?

Кларри улыбнулась.

– Для меня будет честью стать вашей женой, сэр.

Герберт сгреб ее в объятия и восторженно воскликнул, прижимая к груди:

– Милая Кларри! Слава богу!

Отпустив ее, он продолжал сжимать ее руки своими ладонями и улыбаться.

Кларри засмеялась.

– И что же мы будем делать теперь, сэр?

– С этой минуты, – произнес Герберт, – вы перестанете называть меня сэром.

– Понадобится время, чтобы к этому привыкнуть, – сказала Кларри, заливаясь краской. – Было бы не совсем правильно называть вас по имени, пока мы не…

– Женаты? Давайте, Кларри, произнесите это! Женаты, женаты, женаты!

Она изумленно смотрела на него. Никогда еще она не видела Герберта таким счастливым.

– А что на это скажут ваши родные? – спросила она с тревогой.

На секунду его лицо омрачилось.

– Нам нет никакого дела до того, что они скажут. И, кроме того, Уилл будет в восторге. Он вас обожает.

– Не о нем я переживаю, – произнесла Кларри сдержанно.

– Мы предстанем перед ними вместе.

Герберт поднес ее ладони к губам и нежно поцеловал.

– Теперь, когда вы рядом со мной, Кларри, я готов бросить вызов целому миру.

Глава двадцать первая

Осень 1909 года


Весть о предложении Герберта вызвала бурю среди родных и близких. Берти был в бешенстве, Вэрити билась в истерике, Ландсдоуны выражали надменное осуждение. Только Уилл прислал письмо с искренними поздравлениями. Знакомые прихожане смотрели на них косо и ворчали что-то неодобрительное, когда Герберт настаивал на том, чтобы Кларри и Олив сидели в церкви рядом с ним, а не позади, как остальная прислуга. Даже Долли не скрывала своего неодобрения.

– Это как-то неправильно, – сказала она Кларри. – Ты была одной из нас, а теперь я должна кланяться тебе, как будто ты особенная.

– Все будет не так, – возразила ей Кларри. – Я не буду спрашивать с тебя больше, чем когда была экономкой.

– Так уже не будет никогда, – обиженно фыркнула Долли, как будто Кларри ее оскорбила.

Долли уволилась через месяц. Следуя совету Кларри, Герберт не стал сразу же подыскивать ей замену.

– Пока мы с Олив сами справимся на кухне. Лучше подождем до свадьбы, чтобы новая кухарка не застала меня в роли экономки.

Олив, которую неожиданные перемены в судьбе сестры привели во взвинченное состояние, болезненно восприняла уход Долли.

– Она была моим единственным другом, – жаловалась Олив со слезами на глазах. – Теперь мне даже поболтать не с кем.

– У тебя есть я, – напомнила ей Кларри. – Скоро мы станем жить совершенно по-другому, тебе уже не нужно будет зарабатывать на жизнь. Ты сможешь вернуться к занятиям музыкой и рисованием. Разве это не замечательно?

Олив эти слова как будто приободрили. Но если бы внимание Кларри не было так поглощено недоброжелательностью со стороны родных и близких Герберта, она заметила бы нарастающую противоречивость в отношении Олив к приближающемуся бракосочетанию.

А Вэрити и Берти не скрывали своей враждебности. По напряженному выражению лица Герберта Кларри догадывалась, что его старший сын делал невыносимым его присутствие в офисе, и Герберт все чаще оставался дома, работая в кабинете. Вэрити больше не привозила к нему внуков, и приглашений посетить Танкервилл тоже более не поступало.

Однажды в отсутствие Герберта в дом ворвался Берти с намерением поговорить с Кларри без свидетелей. Он застал ее одну в кухне.

– Я знаю, что вы задумали, Белхэйвен, – заявил он, презрительно выпятив жирный подбородок. – Вы охотитесь за деньгами моего отца. Вы вознамерились прибрать к рукам то, что по праву принадлежит мне!

– У меня и в мыслях этого не было, – возмущенно ответила Кларри.

– Вы пытаетесь занять место моей бедной матушки. Это отвратительно. Только не притворяйтесь, будто любите моего отца.

– Это не ваше дело, – сдавленным голосом сказала Кларри.

– Именно мое.

Берти со злостью прижал ее к столу и сжал пальцами ее подбородок словно тисками.

– Не надо изображать передо мной целомудренную девицу! – прорычал он.

Кларри испытала страх. Она физически ощутила его ненависть.

– Мне ничего от вас не нужно! – крикнула она. – Я лишь хочу жить в мире и согласии с вашим отцом.

Берти дико захохотал.

– Я не верю вам. Как вам удалось его окрутить? С помощью черной магии? Вы опоили моего отца приворотным зельем?

Неожиданно свободной рукой Берти вцепился в волосы Кларри и резко притянул ее к себе. Прижав губы к ее губам, он чуть не задушил ее поцелуем. С отвращением оттолкнув его от себя, Кларри схватила кухонный нож.

– Не подходите ко мне! – прошипела она.

– А то что? – спросил Берти ледяным тоном.

– А то ваш отец узнает о том, что здесь произошло, – ответила она.

Они с презрением смотрели друг на друга. Берти первый отвел взгляд.

– Сколько вы хотите получить за то, чтобы отступиться и оставить моего отца в покое? – спросил он. – Я заплачу вам достаточно, чтобы вы сняли себе жилье – себе и своей несчастной сестре. Устрою вас в пансион, и вы ни в чем не будете нуждаться. Я знаю, вам именно это и нужно.

Кларри подавила в себе желание плюнуть ему в лицо. Сначала он ей угрожает, потом унижает омерзительным поцелуем, теперь же пытается ее подкупить. Берти не заслуживал даже презрения.

– Мне не нужны ваши деньги, – запальчиво ответила она. – И ваше наследство тоже. Если это все, что беспокоит вас и вашу жену, то советую вам обсудить денежные вопросы с отцом. Меня это не касается.

Берти смотрел на нее с недоверием.

– Теперь, полагаю, вам лучше уйти, – сказала Кларри.

– Сучка! Выскочка! – крикнул он. – Если вы выйдете замуж за моего отца, я сделаю все, чтобы вы были отвергнуты обществом. Никто в этом городе, кто хоть чего-то стоит, не пустит вас к себе на порог.

– Вот и ладно, меньше забот, – насмешливо ответила Кларри.

Берти развернулся на каблуках и с гордым видом удалился.

Через несколько минут, когда в комнату, хлопнув дверью черного хода, вошла Олив, Кларри все еще трясло.

– Я только что видела, как уходил мистер Берти. За ним словно черти гнались. Чего он хотел? – спросила Олив встревоженно.

– Он пытался запугать меня, чтобы я не выходила замуж за его отца, – ответила Кларри, стараясь скрыть свое потрясение.

Подойдя ближе, Олив увидела, как огорчена ее сестра.

– Ах, Кларри, ты полагаешь, что разумно будет довести дело до свадьбы? Похоже, все настроены против тебя.

Лицо Кларри стало решительным.

– Со временем они привыкнут. Это далеко не первый случай в истории, когда богатый человек женится на своей экономке.

– Да, конечно. Но кое-кто настроен против нас не столько потому, что мы слуги, а из-за нашего наполовину индийского происхождения, – печально сказала Олив.

– А ты не слушай эти разговоры, – рассердилась Кларри. – Я горжусь своим происхождением. И людям, которые действительно хорошо к нам относятся, – Герберту и Уиллу – нет до этого никакого дела.

Олив тяжело вздохнула. Кларри протянула к ней руки, и, помешкав секунду, Олив позволила сестре ее обнять.

Заканчивалась осень, но, несмотря на решительный настрой Кларри, их с Гербертом помолвка затягивалась, и окончательная дата бракосочетания по-прежнему была не определена. Кларри уже начинала думать, что Герберт пожалел о своем необдуманном предложении, пойдя на попятный под давлением осуждающих его родственников. Ее терзал страх, что Берти снова начнет ей досаждать. Ему нельзя верить. Будучи служанкой, а не женой Герберта, она была беззащитна перед угрозами его старшего сына.

– Возможно, если мы не будем торопить события, мои родные примирятся с этой мыслью, – сказал Герберт, глядя на нее с мольбой.

– Нет, не примирятся, – прямо ответила Кларри. – Они, скорее всего, перестанут с нами даже разговаривать. По крайней мере, со мной. Вы готовы к этому?

– Разумеется, нет, – вздохнул Герберт.

С приближением зимы Кларри все чаще приходила к заключению, что их еще не состоявшийся брак уже обречен. Ее мечты о том, чтобы стать Герберту женой и компаньоном, об открытии заведения вместе с Олив так и останутся всего лишь мечтами. Это – журавль в небе. Однажды вечером Кларри скрепя сердце решилась на откровенный разговор.

– Мне очень жаль, – грустно сказала она Герберту, – но я не хочу стать причиной разлада в вашей семье.