Джанет Маклеод - Любовь с ароматом чая

– Это всего лишь вопрос времени, – говорила Флоренс, обращаясь к Кларри. – Я верю, что здравый смысл нашего народа все расставит по местам.

– Людям просто нужно помочь это понять, – добавила Нэнси. – Они боятся перемен, но все равно меняются.

– А мы не боимся их к этому подталкивать, – улыбаясь, сказала Флоренс.

Снаружи всю ночь по очереди дежурили мужья и друзья собравшихся женщин на случай возникновения каких-либо осложнений. Но ничего не произошло. В шесть утра все разошлись по домам – отсыпаться или собираться на работу.

Кларри отослала Лекси и Дину домой поспать несколько часов, а сама осталась дремать на стуле, пока не пришли Айна, Эдна и Грейс. Их снедало любопытство. Женщинам хотелось узнать, что же происходило ночью, и в течение дня многие в чайной только об этом и говорили. Ко времени закрытия Кларри была совершенно обессилена и хотела лишь одного – спокойно поужинать в обществе Герберта.

Но как только она вошла в дом, ей навстречу выбежала взволнованная Олив.

– Что случилось? – спросила Кларри.

– Пришел Берти. Он в ярости, орет на Герберта.

– За что?

– Из-за тебя. Вечерние газеты сообщили о вечеринке, – нервничая, проговорила Олив. – Ах, Кларри, ну зачем ты впустила этих женщин в чайную?

– А почему бы мне их и не впустить? Я ведь совершила доброе дело.

– Берти так не считает, – сердито возразила ей Олив. – Лучше поднимись наверх и разберись с этим.

Кларри ощутила негодование. Берти не имел никакого права являться сюда и отчитывать своего отца. Они с Вэрити избегали их последние полтора года, и дела в чайной их совершенно не касались. И хотя Кларри была очень уставшей, она, приподняв юбку, побежала вверх по лестнице, перескакивая через две ступени.

Она застала их в кабинете: Герберт сидел за столом, как будто защищаясь, а Берти стоял с другой стороны, потрясая газетой перед носом отца.

– А, вот и она! – крикнул Берти, увидев Кларри. – Большевичка-суфражистка, порочащая имя моей семьи.

– Берти, пожалуйста, – начал Герберт, встревоженно взглянув на жену. – Ты ведешь себя нелепо.

Он поднялся на ноги, чтобы поприветствовать Кларри, но Берти обогнал его, надвигаясь на нее с газетой.

– Вы это видели? – прогремел он. – «Жена адвоката поддержала противоправные требования суфражисток»!

Берти сунул ей в руки газету.

– Ты же знаешь, как сгущают краски газетчики в погоне за сенсацией, – сказал Герберт, но вид у него при этом был обеспокоенный.

– На этот раз им не пришлось преувеличивать, – резко возразил ему Берти. – Давайте-давайте, читайте. Прочтите о том, что вы оказались единственной хозяйкой кафе в Ньюкасле, которой хватило глупости позволить суфражисткам провести у себя акцию протеста. Более того, там написано, что вы с радостью к ним присоединились. Вы и ваши вульгарные официантки с грязных переулков Элсвика.

Кларри взорвалась.

– Не смейте поносить меня и моих сотрудниц в моем доме!

– В вашем доме? – возмутился Берти.

– Да, в моем. Я горжусь тем, что мы сделали, и сделаю это завтра еще раз, если меня об этом попросят.

Берти обернулся к отцу и всплеснул руками.

– Папа, как ты можешь потворствовать тому, что она выставляет тебя дураком? Тебя! Твое имя запятнали этим спектаклем. Эти женщины бессовестно использовали тебя, чтобы привлечь к себе общественное внимание.

Герберт удрученно вздохнул и снова сел. Кларри ждала, что муж поддержит ее, но он продолжал молчать.

– Ничье имя не было запятнано, – резко проговорила Кларри, когда стало понятно, что Герберт не собирается вступаться за нее. – Это вы делаете из себя посмешище.

Она бросила на Берти дерзкий взгляд.

– Ваш отец был согласен с моим решением предоставить чайную Союзу женщин. И Уилл тоже. Если бы это было не так, я бы этого не сделала.

– Я вам не верю! – прорычал Берти.

– Скажи ему, Герберт, – попросила Кларри.

Они оба обратили взгляды на мистера Стока, который явно испытывал неловкость и смущение. В конце концов он кивнул. Кларри облегченно вздохнула.

– Боже мой, папа! – раздраженно крикнул Берти. – Как этой женщине удалось настолько затуманить твой разум? Я и не подозревал, что ты так слаб.

– Не смейте так разговаривать со своим отцом! – осадила его Кларри. – Все это не имеет к вам никакого отношения. Ваши грубости в мой адрес я пропускаю мимо ушей, потому что уже привыкла к ним, но я не позволю вам являться сюда и отчитывать моего мужа за то, что вас никоим образом не касается.

– Не касается?! – воскликнул Берти. – Напротив, касается. Адвокатскую контору Стоков склоняют на все лады в вечерних газетах, и исключительно в негативном свете.

– Что ж, возможно, в результате у вас появятся клиенты среди суфражисток.

– Я не позволю насмехаться надо мной женщине, которая еще недавно заведовала скатертями и простынями.

– Тогда уходите, – сказала Кларри, распахнув дверь.

Берти бросил взгляд на отца, ожидая, что тот вмешается и настоит на том, чтобы он остался.

– Думаю, будет лучше, если ты уйдешь, – сказал Герберт, нахмурившись. – Страсти слишком накалились.

Берти чуть не ахнул от неожиданности. Гневно взглянув на мачеху, он вылетел из комнаты. Кларри еле сдержалась, чтобы не последовать за ним и не проводить его до дверей, как она это делала, будучи экономкой. Они с Гербертом молча слушали топот сбегающего по лестнице и пересекающего холл Берти. Затем входная дверь хлопнула с такой силой, что зазвенела люстра в холле.

Бесконечно долго Кларри и Герберт пристально смотрели друг другу в глаза.

– Прости меня, Герберт, – заговорила Кларри.

Он, прихрамывая, двинулся к ней, подняв руку, чтобы остановить ее извинения.

– Не нужно, – сказал он. – Берти не имел права так с тобой разговаривать.

– О себе я не беспокоюсь, – произнесла Кларри. – Но меня огорчает то, что он повышает голос на тебя. Я не подумала о том, что суфражистки могут восспользоваться моей связью с твоей адвокатской конторой.

Герберт положил руки ей на плечи.

– А разве это изменило бы твое решение?

– Нет, не думаю, – грустно улыбнулась Кларри.

– И я так не думаю, – улыбнулся он в ответ. – И за это я люблю тебя еще больше. Ты такая смелая молодая женщина. Хотел бы я иметь хотя бы половину твоей силы духа.

– Я не иду ни в какое сравнение с этими женщинами-суфражистками. От некоторых историй, рассказанных ими, о том, как их арестовывали и били, кровь стынет в жилах. Отработать в чайной одну ночь – сущие пустяки.

– И все же ты проявила храбрость, в то время как другие спасовали, – заметил Герберт. – Если верить газетам, все крупные заведения, вроде «Имперских чайных», не стали связываться с акцией суфражисток.

Кларри удивленно взглянула на него.

– Робсоны отказали им?

Герберт кивнул.

– Здесь цитируют Уэсли Робсона, который заявил, что не имеет никакого отношения к политике. По его мнению, ей нет места среди бизнесменов.

Кларри фыркнула.

– Это очень типично для мужчин: благородные на словах, на деле они просто боятся, что кучка женщин помешает их бизнесу.

Герберт пристально посмотрел на нее.

– Ты не очень-то высокого мнения об Уэсли Робсоне, не так ли?

– Да, – ответила Кларри, чувствуя, что краснеет.

– Отчего же? – спросил он с любопытством.

Кларри пришлось сделать над собой усилие, чтобы заговорить о прошлом.

– Робсон нанес тяжелую обиду моему отцу, когда наши дела были далеко не в лучшем состоянии. После этого отец быстро сдал.

Она вдруг почувствовала, как ей на глаза наворачиваются слезы.

– Было и кое-что еще. Уэсли проявлял чрезмерное усердие, вербуя работников в поместье Робсонов. Сын моей няньки сбежал с их плантации, он был тяжело болен, и я почти уверена в том, что Уэсли несет ответственность за его поимку и возвращение. Вскоре юноша умер. – Отведя взгляд в сторону, Кларри прошептала: – Вот почему я так не люблю Робсона.

Герберт заключил ее в объятия.

– Бедная моя Кларри. Я этого не знал.

Она обхватила его за талию и прижалась к нему, радуясь редкой минуте близости. Кларри чувствовала себя очень усталой, и ей хотелось, чтобы он утешал ее бесконечно. Но объятия не продлились долго – Герберт отстранился.

– Ты выглядишь обессиленной, моя дорогая. Давай поедим, и ты ляжешь спать пораньше. Я настаиваю, чтобы завтра утром ты не торопилась в чайную. Один раз Олив сможет открыть ее вместо тебя.

– Герберт… – произнесла Кларри, схватив его руку в ту секунду, когда он повернулся, чтобы уйти.

Воодушевленная его поддержкой и нежностью, которую он только что проявил, она решилась.

– Почему ты… Почему бы тебе…

– Что, моя дорогая? – Герберт улыбнулся, озадаченный ее внезапной робостью.

– …не прийти ко мне ночью? – выпалила Кларри.

Кровь прилила к его щекам. Он быстро отвел взгляд в сторону.

– Нам обязательно сейчас об этом говорить? – проворчал он.

– А когда же? – спросила Кларри. – Я твоя жена, Герберт. Я люблю тебя, знаю, что ты меня тоже любишь, и все равно ты избегаешь нашего брачного ложа. Это потому, что ты все еще думаешь о Луизе? В этом все дело?

Герберт стиснул зубы.

– Это так, да? – закричала Кларри в смятении. – Ты не можешь не думать о ней! Я не Луиза, и тебе невыносима мысль о близости со мной! Я недостойна тебя, не так ли?

– Нет, – выдавил из себя Герберт сквозь сжатые зубы.

– Тогда почему? – потребовала Кларри ответа. – Посмотри на меня, Герберт, и скажи, зачем ты на мне женился, если не хочешь спать со мной в одной постели?

Он перевел на нее полный страдания взгляд.

– Я хочу, – проговорил он дрожащим голосом. – Но не могу.

Кларри опешила.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я боюсь тебя потерять, – признался он.

– Как ты можешь меня потерять? Я не желаю выходить замуж за кого-либо другого.

– Я боюсь, что если… – Он сделал попытку объяснить. – Что если ты забеременеешь, это убьет тебя.

Она изумленно уставилась на него.

– Я виню себя в смерти Луизы, – прошептал Герберт. – И мне невыносима мысль о том, что тоже ты можешь умереть из-за моих эгоистических желаний.

Он дрожал, сделав это признание. Кларри была потрясена.

– Но это не твоя вина, – сказала она, обхватив его пылающие щеки ладонями. – Луиза угасла от тоски – она не хотела жить, потеряв ребенка. У нас все будет по-другому. Я вдвое моложе ее, и у меня крепкое здоровье. Я не умру при родах.

– Ты не можешь этого знать, – не согласился Герберт, взволнованно хватая ее за руки. – Это очень рискованно. А я не желаю подвергать тебя опасности.

Он сжал ее ладони.

– Ты так дорога мне, Кларри. Я не стану делать ничего такого, что могло бы причинить тебе вред.

– Но риск есть всегда, – возразила Кларри. – Переходя трамвайные пути, спускаясь по скользким ступенькам, садясь на лошадь, мы подвергаем себя опасности. Нельзя жить в страхе перед тем, что, вполне вероятно, никогда не произойдет.

– Ты молода и не понимаешь необходимости быть осторожной, – ответил Герберт. – Но я это понимаю. Я уже лишился любимой жены и знаю, что второй раз такого не переживу. Поэтому, да простит меня Бог, я не исполняю своих супружеских обязанностей. Пожалуйста, постарайся меня понять.

Кларри взглянула в его измученное лицо. Его страх был совершенно очевиден. Но на что же Герберт обрекает их брак? Он и дальше будет лишь видимостью и, возможно, станет объектом насмешек, если правда об их супружестве просочится за пределы их дома. Кларри не знала, сможет ли примириться с такими платоническими взаимоотношениями. Но разве у нее был выбор? Кларри подавила разочарованный вздох.

– Я понимаю, – ответила она, быстро отворачиваясь, чтобы Герберт не увидел, как она огорчена, и направилась вниз по лестнице.

Вопреки предсказаниям Берти, акция протеста против переписи населения не повредила ни адвокатской практике Стоков, ни чайной Кларри. В ту осень, когда в парламенте началось обсуждение долгожданного законопроекта, сопровождавшегося битьем окон активистками Общественно-политического союза, Герберта попросили представлять двух из них в суде. Им был присужден штраф, который они отказались выплатить. Суфражистки были отправлены в тюрьму. Но Кларри была благодарна мужу за то, что он взялся их защищать, несмотря на злость Берти из-за того, что Герберт ввязался в это дело.

Что касается чайной, то после этого случая появилось много заказов на аренду зала для собраний и от других политических групп. Лекси вместе со своей младшей сестрой Эдит, занявшей ее место в прачечной, поселились в квартире на втором этаже, и за то, что они открывали чайную ранним утром и поздно ночью ее закрывали, Кларри не взимала с них плату за проживание. Среди радикальных ответвлений Независимой рабочей партии, профсоюзов и женских организаций «Чайная Герберта» приобрела славу дискуссионного клуба. Кларри оказалась в гуще самой разношерстной публики, наводнившей ее заведение: усталых покупателей и пожилых завсегдатаев, художников и профсоюзных лидеров.