Джанет Маклеод - Любовь с ароматом чая

Слухи об инсульте Герберта дошли и до Олив. Она пришла, когда Кларри была в чайной, но Уилл уговорил ее подождать, пока ее сестра не вернется. Олив и Кларри сдержанно обнялись.

– Ужасно видеть Герберта в таком состоянии, – сказала Олив, плача. – На нашей свадьбе он так хорошо выглядел, был таким веселым и добрым.

– Да, – согласилась Кларри. – Это был счастливый день.

– Я не могу избавиться от мысли, – сказала Олив, дрожа, – что для него это стало слишком большой нагрузкой. Если бы он не…

– Прекрати, – произнесла укоризненно Кларри, взяв сестру за руки. – Ты не должна об этом думать. Ваша свадьба здесь совершенно ни при чем. Герберт долгие годы работал наизнос.

Они спустились в кухню, где миссис Хендерсон стала суетиться вокруг Олив. Сестры выпили чаю в бывшей гостиной Кларри, где им вдвоем было по-домашнему уютно. По просьбе Кларри Олив принялась увлеченно рассказывать о своей замужней жизни.

– Прошло всего несколько дней, а я уже привыкла к нашему новому дому. Джек очень рад этому. Он так носится со мной, каждый день приносит маленькие подарки. Я говорила ему, чтобы он не делал этого, а лучше бы экономил и откладывал деньги, но он меня не слушает, – рассказывала она, улыбаясь.

Глядя на разрумянившиеся щеки сестры, Кларри тоже улыбнулась.

– Радуйся подаркам. Почему бы и нет?

– То же самое говорит и Джек, – ответила Олив. – Я тоже считаю, что надо радоваться сегодняшнему дню, ведь никто не знает, что будет завтра.

Неожиданно она замолчала с виноватым видом.

– Извини, Кларри, я не хотела тебя расстраивать.

– Ты не расстроила меня, – сказала Кларри, помрачнев.

После этого разговор уже не клеился. Кларри изо всех сил пыталась расшевелить Олив, не желая, чтобы она уходила, но безуспешно.

– Мне пора возвращаться, – сказала младшая сестра, поспешно вставая. – Нужно приготовить Джеку ужин.

Она пообещала зайти еще в скором времени, но Кларри видела, с каким облегчением уходила ее сестра, словно животное, вырвавшееся из капкана. Она понимала: Олив рада тому, что теперь живет не в Саммерхилле и не обязана заботиться о больном Герберте.

Через месяц пришло время Уиллу возвращаться в Дарем. Он не хотел уезжать, потому что состояние его отца не улучшалось, но Кларри проявила твердость.

– Тебе обязательно нужно ехать. Учеба на первом месте.

– Так сказал бы и мой отец, – заметил Уилл, печально улыбнувшись.

– Вот и хорошо, – проговорила Кларри, – значит, тебе тем более нужно ехать.

Она постаралась не показать Уиллу, как много значат для нее его поддержка и компания. Уилл уехал, пообещав вернуться до наступления рождественских каникул.

После его отъезда Кларри еще больше загрузила себя работой, разрываясь между чайной и домом. Она ежедневно делала мужу массаж и выполняла специальные упражнения, чтобы поддерживать в тонусе здоровые части его тела и разрабатывать парализованные.

Шли недели, но улучшений было очень мало: отчасти к Герберту вернулась способность управлять мышцами лица, и теперь он мог жевать мягкую пищу и шевелить левой ногой. С наступлением ноября Герберта приподняли, и, поддерживаемый сиделками, он на нетвердых ногах прошел до двери и обратно.

Однажды зимним вечером Кларри принесла поднос с едой для него и поставила на столик у кровати Герберта. Муж сидел, опершись на подушки, и наблюдал за ней с обычным отсутствующим выражением лица.

– Ожка.

Вздрогнув, Кларри резко обернулась. Глядя на него, она пыталась понять, был ли это просто бессмысленный звук или попытка произнести слово.

– Ожка, – повторил Герберт и указал здоровой рукой на поднос.

Кларри перевела взгляд, и ее осенило. На подносе не было ложки.

– Ложка? – переспросила она, схватив его ладонь. – Ты хотел сказать «ложка»!

Лицо Герберта исказила гримаса. Кларри поцеловала его руку.

– Молодец! Ты сказал «ложка». Скажи еще что-нибудь.

Она показал на миску с едой.

– Суп, – медленно произнес Герберт, – тофель.

– Суп с картофелем! – крикнула Кларри.

Показывая на себя пальцем, она спросила:

– А кто я?

Герберт долго с недоумением смотрел на нее, нахмурившись. Наверное, она слишком много хотела от него для первого раза.

– Ну, не важно, – сказала Кларри, сдерживая разочарование. – Подожди, я сейчас вернусь.

Она выбежала из комнаты, чтобы принести ложку и сообщить миссис Хендерсон и Салли о том, что Герберт впервые произнес что-то осмысленное.

– Он не безумен, как полагает Берти, – твердила Кларри, вытирая слезы радости. – Вовсе нет!

Вернувшись наверх, Кларри села у кровати, наблюдая за тем, как мучительно медленно ест Герберт, и подбадривая его. Но на этот раз ее внимание, казалось, его беспокоило.

– Книга, – промычал он.

Кларри засмеялась. Он хочет, чтобы она ему почитала. Значит, все эти месяцы она потратила не зря. Она села и стала читать, пока он продолжал есть.

К тому времени, когда Герберт закончил, еда была уже совершенно холодной, и половина ее оказалась на его пижаме, но в его усталом взгляде Кларри уловила торжество.

Он дотронулся до нее слабыми пальцами, когда она собиралась убрать поднос. Их взгляды встретились. В глазах мужа промелькнуло какое-то новое выражение. Кларри не сомневалась, что он узнал ее. Он сделал попытку заговорить. Кларри склонилась над ним. Он повторил более раздельно:

– К-кларри.

У нее перехватило дыхание.

– Да, я Кларри. Ты узнаёшь меня!

Он смотрел на нее, не отводя взгляда.

– Что еще, Герберт? Что еще ты помнишь?

– Л-юблю… тебя.

Сердце Кларри замерло. Из ее глаз хлынули слезы – слезы радости, и облегчения, и нежности. Она наклонилась и поцеловала мужа в лоб.

Он громко застонал. Слезинка побежала вниз по его худой щеке.

– Ах, Герберт, – прошептала потрясенная Кларри. – Ты вернулся ко мне.

Кларри твердо решила собрать семью Стоков на Рождество. Это были первые рождественские праздники, которые она отмечала без Олив (ее младшая сестра устроила застолье для матери и брата Джека), поэтому Кларри обрадовалась возможности отвлечься. Уилл охотно предложил свою помощь, и к удивлению Кларри, Берти и Вэрити согласились прийти с детьми. Вернон оказался избалованным четырехлетним малышом, который впадал в ярость, если что-то было не так, как он хочет. А щекастая Джозефина, напротив, была очень добродушной и бегала вокруг кресла Герберта, играя с ним в прятки.

– Ищи меня, дедушка! – кричала она и визжала, когда Уилл ходил за ней, изображая медведя.

Кларри понимала, что Герберт очень рад видеть внуков. Он делал невероятные усилия над собой, чтобы говорить с ними.

– Он слюнявый! – верещал Вернон. – Мне это не нравится!

– Наверное, он хочет кушать, – высказала предположение Джозефина и, взобравшись деду на колени, принялась кормить его шоколадкой. Вскоре шоколад начал таять, и они оба представляли собой печальное зрелище.

– Джози! – принялась отчитывать малышку Вэрити. – Ты испортила себе платье. Сейчас же слазь.

Дочь не обращала на нее никакого внимания, и Вэрити, покраснев от негодования, воскликнула:

– Берти, сделай же что-нибудь!

Кларри быстро взяла девочку на руки:

– Идем, я умою тебя волшебной водой.

– Какой еще волшебной водой? – удивленно спросила Джозефина.

– Сейчас увидишь.

Спустившись в кухню, Кларри налила в таз мыльной воды и отвлекала девочку, дуя на пузыри, пока отмывала ее руки и лицо и оттирала платье. Джозефина хихикала, глядя, как разлетающиеся по кухне пузыри лопаются, натолкнувшись на полки с кастрюлями и тарелками. Служанок Кларри отпустила сегодня пораньше, чтобы они могли отпраздновать Рождество в кругу семьи, и ей было приятно после напряженной атмосферы наверху укрыться в тишине кухни.

– Кларри, – пропищала Джозефина, – вы моя бабушка?

– Нет, – улыбнулась Кларри, – но я замужем за твоим дедушкой.

– Так вы моя родственница? – настойчиво продолжала расспрашивать девочка.

– Думаю, что да.

– А папа говорит, что нет, – насупилась Джозефина, болтая ногами. – Он говорит, что вы служанка.

У Кларри похолодело внутри.

– Раньше я действительно была служанкой, но теперь – нет.

– Поэтому нам можно находиться на кухне? – спросила Джозефина. – Дома мне не разрешают заходить на кухню.

Кларри легонько щелкнула малышку по носу.

– В этом доме ты можешь заходить куда захочешь.

Джозефина просияла.

– И мы можем поиграть здесь, внизу, в прятки?

– Ну, если только несколько минут, – согласилась Кларри.

Они обе спрятались по два раза и затем услышали, что их зовет Берти. Он вошел в кухню в тот момент, когда Кларри стояла под столом на четвереньках, а рядом радостно прыгала Джозефина.

– Я нашла! – визжала она.

Кларри поднялась на ноги, чувствуя себя неловко под взглядом Берти. Она вспомнила, как он когда-то насильно поцеловал ее, прижав к этому столу.

– Иди сюда немедленно, Джози! – крикнул Берти. – Тебе нельзя здесь находиться.

– Я могу ходить везде, где захочу, – упрямо возразила девочка. – Так говорит Кларри.

– А я говорю – нельзя, – резко бросил он. – Пойдем.

Взяв девочку за руку, Кларри стала ее уговаривать:

– Идем посмотрим, может, дядя Уилл покатает тебя на спине.

Она быстро понесла Джозефину вверх по лестнице. Наверху Берти сердито зашептал:

– Никогда больше не водите ее вниз, в помещения для прислуги. Это неприлично.

Кларри была рада, когда Вэрити вскоре заявила, что им пора уезжать. Неожиданно Джозефина обхватила шею Кларри пухлыми ручонками и поцеловала на прощание.

– Вы придете к нам жить, Кларри?

– Я должна оставаться тут, – улыбнулась Кларри, – и заботиться о дедушке Герберте.

– Это может делать дядя Уилл, – возразила Джозефина.

– Я тоже здесь нужна, – сказала Кларри, целуя девочку в мягкую щечку и осторожно высвобождаясь из ее объятий. – Но я надеюсь, что скоро вы опять придете нас навестить.

Она посмотрела на Вэрити.

– Возможно, на Новый год, – неуверенно произнесла Вэрити.

Проводив их, Кларри и Уилл вернулись в гостиную.

– Джозефина такая милашка, – сказала Кларри со вздохом. – И такая ласковая. Она напомнила мне тебя, Уилл, когда ты был маленьким.

– Да, – согласился Герберт, глядя на Кларри сияющими глазами. – Как Уилл. А Вернон… грубиян… как Берти.

Все рассмеялись.

Позже, когда они уложили Герберта в постель, Кларри решила поговорить с Уиллом. Он рассказал, как был удивлен, получив к Рождеству самодельную поздравительную открытку от Эдны, с вложенным внутрь кусочком омелы[26]. Что она хотела этим сказать?

– Она влюблена в тебя, – улыбнулась Кларри. – Ты должен об этом знать!

Уилл смущенно засмеялся, качая головой.

– Я думал, она со всеми так же любезна.

Они обсудили планы на будущее.

– Я не загадываю далеко вперед, – вздохнула Кларри. – Хочу лишь, чтобы твой отец поправлялся.

– Похоже, вы с Джози стали подругами, – сказал Уилл задумчиво. – Наверное, теперь она будет бывать у нас чаще, раз уж Вэрити решила навещать папу.

– Надеюсь на это. Правда, мне бы хотелось, чтобы у нас с Гербертом был собственный ребенок, – сказала Кларри и покраснела. – Прости, мне не следовало этого говорить.

Но Уилл, казалось, совсем не смутился.

– Возможно, он у вас еще появится.

– Нет, – тихо произнесла Кларри. – Твой отец никогда этого не хотел, после того что случилось с твоей мамой. Он слишком боится еще кого-нибудь потерять. Так что мне не суждено стать матерью.

Уилл взял ее за руку.

– Дорогая Кларри, вы стали мне замечательной матерью.

От его слов слезы навернулись ей на глаза.

– Спасибо тебе, – прошептала Кларри, улыбнувшись дрогнувшими губами. – А у меня никогда не будет сына лучше, чем ты.

* * *

К весне 1913 года состояние Герберта улучшилось настолько, что Кларри решила вывезти мужа в парк в кресле-каталке и дать ему возможность немного походить, опираясь на две палки. Его лицо посвежело, а речь стала разборчивой, хотя иногда Герберт замолкал, подыскивая нужное слово. Его память стала еще хуже, и, когда Кларри начинала говорить о последнем визите его внуков, он расстраивался из-за того, что не повидался с ними.

– Ты их видел, Герберт, – уверяла его Кларри. – Джози показывала тебе свою новую скакалку, помнишь? Она намотала ее тебе на ноги, и ты сказал, что она похожа на ковбоя, заарканившего своим лассо дикого мустанга.

– Ах да, – говорил Герберт. – Так и было.

Но по его лицу Кларри видела, что он так и не вспомнил о визите внучки, и это ее огорчало. Между ней и мужем росла особая привязанность. Джозефина радовалась общению со стариком, позволявшим ей взбираться к нему на колени и говорившим всякие глупости, над которыми она смеялась. Кроме того, он не требовал, чтобы она вела себя тихо или уходила, потому что он занят. Герберт, хотя и быстро все забывал, получал удовольствие от ее бесконечных вопросов, веселого смеха и отсутствия страха или неприязни к нему, которые проявлял брезгливый Вернон.