Розмари Роджерс - Любовь сладка, любовь безумна

«Я помешался на ней», — мрачно думал он и снова и снова забывался в ее объятиях, не сознавая ничего, кроме наслаждения, которым она одаривала его.

Джинни не была уверена в своих чувствах. Она любила Мишеля, да, но принимала знаки поклонения от других мужчин, гордилась сознанием своей власти над ними. Мишель бешено ревновал, хотя старался не показать этого. Когда посыльные приносили цветы и сувениры, он приходил в ярость.

Правда, Джинни научилась шутками и смехом успокаивать его.

Хотя граф д'Арлинже был теперь официально переведен в Мехико, Базен продолжал использовать его в качестве доверенного курьера, постоянно посылая с донесениями в города, занятые французами. Кроме того, куда бы ни ехал Базен, Мишелю приходилось отправляться с ним.

И Джинни, не желая оставаться дома одна, принимала приглашения других, хотя везде бывала с Эгнес и никто никогда не видел ее наедине с другим мужчиной. Если Мишель упрекал ее, Джинни дулась:

— Ты почти всегда так занят! Маршал держит тебя за мальчика на побегушках. Что же я должна делать? Бросить всех своих друзей? Ты мне не доверяешь?

И он не мог заставить себя сказать правду.

Как-то, когда Мишель уехал на два дня, Джинни отправилась во дворец на маскарад. Императрица Шарлотта уехала во Францию с секретной миссией к императору Луи Наполеону. Бедный император Максимилиан, ему так тоскливо! Кроме того, ходили слухи, что французские войска скоро покинут Мехико. Почему бы не повеселиться напоследок.

Эгнес была в бесшабашном радостном настроении, уговаривала Джинни ехать на маскарад, и та, словно бросая кому-то вызов, неожиданно решила согласиться.

— Давай всех шокируем, явимся в своем истинном обличье! Дай подумать… нашла! Ты же знаешь, все шепчутся за моей спиной, что Феликс взял меня из цирка — ну что ж, это правда, и мне ничуть не стыдно! Я надену костюм цирковой наездницы, а ты, любовь моя… — Эгнес сузила глаза, оценивающе оглядела Джинни. — Вот именно! Надеюсь, у тебя хватит мужества? Оденешься цыганкой, сколько раз тебе говорили, что выглядишь как цыганка!

Джинни безудержно рассмеялась:

— Ну что ж, великолепная идея! Ах, Эгнес, ты просто сумасшедшая.

— Но ты согласна? Сделаем это?

— Конечно! Надеюсь только, что бедный Мишель не вернется слишком рано — он никогда не позволит! Последнее время он ведет себя как настоящий муж.

— Но он не твой муж, — лукаво заметила Эгнес. — И не имеет на тебя прав — ему давно пора понять это!

Об этом маскараде говорили спустя много месяцев.

— Какой ужасный скандал! — шептались пожилые члены общества. Остальные попросту смеялись и утверждали, что все это просто восхитительно. Какая разница по сравнению с унылыми балами Шарлотты! И конечно, как считали мужчины, дамы попросту ревновали — их скучные традиционные костюмы не шли ни в какое сравнение с платьями подруг.

Как было решено заранее, Эгнес и Джинни приехали поздно и к тому же без мужчин. Кавалеры должны были ждать их во дворце. Джинни, закутанная в тяжелый плащ, приехала в наемном экипаже и расхохоталась, когда вооруженные до зубов французские часовые сначала отказались их пропускать.

— Вы актеры? — спросил молодой сержант. — Но мне никто не говорил…

— Хотите сказать — музыканты? — мило улыбнулась Эгнес, наклоняясь вперед и слегка сдвигая капюшон. — Они с нами, месье.

— Мы всегда берем с собой музыкантов, — добавила Джинни, невинно опустив глаза.

Сержант покраснел, узнав, кто перед ним. Ох уж эти дамы!

Затеяли какую-то проделку, конечно! Но что он мог поделать? Пусть дворцовая стража об этом беспокоится!

Сухо отдав честь, он отступил, пропуская дам и проклиная судьбу. Подумать только, придется всю ночь дежурить у ворот и пропустить самое интересное.

Месье Элуан, когда-то придворный музыкант, а сейчас один из ближайших друзей Максимилиана, суетился за мраморным возвышением, готовясь к балу. Маленький бельгиец был недоволен итальянской певицей, которая должна была петь оперные арии, но что можно ожидать за такой короткий срок! Остается надеяться, что гости не будут слишком скучать. При неожиданном появлении княгини дю Сальм в сопровождении ее подруги и неизменной компаньонки мадам Дюплесси месье Элуан удивленно встрепенулся, но тут же потрясенно охнул, когда дама, сверкая черными глазами, изложила свой план. Сначала он затряс головой:

— Нет! Нет, ни за что на свете! Что скажет князь дю Сальм? А граф?

Но что мог поделать бедняга месье Элуан против двух решительно настроенных подруг?! Эгнес лишь нетерпеливо отмахнулась:

— Чепуха, дорогой месье Элуан! Вы ведь знаете, как людям нравятся сюрпризы. Неужели хотите сказать, что они предпочтут целый час слушать визг сеньоры Гуччи?!

Госта, приготовившиеся скучать, послушно расселись и только сейчас заметили, что на возвышении появились мексиканские музыканты в черных костюмах с гитарами, — не похоже на обычную программу месье Элуана!

Все знали его вкусы — Бах и оперное пение. Но может, кто-нибудь все-таки убедил Элуана нанять танцовщицу императорского театра.

Музыканты начали играть. Занавес открылся, и зрители одновременно потрясенно охнули. Эгнес дю Сальм, в короткой юбочке цирковой наездницы, гарцевала на породистом коне.

Хорошо тренированное животное перебирало ногами в такт музыке; женщина, стоя на седле, ловко удерживала равновесие.

— Алле! — внезапно воскликнула Эгнес, и великолепная арабская кобыла одним прыжком оказалась в середине бальной залы, толпа послушно расступилась перед ней. Проскакав почти до стены, лошадь замерла как вкопанная перед троном императора, и Эгнес спешилась, низко присев перед Максимилианом. Тот, немного опомнившись, разразился громким смехом; тут же, как по команде, раздались громкие аплодисменты и крики «браво».

— Дорогая княгиня! — сухо объявил он, усаживая в кресло улыбающуюся Эгнес. — От вас всегда можно ожидать приятного сюрприза. Но где ваша прелестная подруга? Надеюсь, она нас не разочарует?

— Просто не осмелится, сэр! — заверила Эгнес. — Считайте, что сегодняшние развлечения только начинаются.

Занавес снова открылся, и во внезапно воцарившейся тишине музыканты заиграли зажигательный цыганский танец. Эта цыганка — с распущенными золотистыми волосами, в крестьянской блузе с глубоким вырезом и широкой красной юбке, едва доходившей до щиколоток, — она, конечно, не может быть изящной, грациозной мадам Дюплесси! Она окинула всех задорным взглядом чуть скошенных изумрудных глаз; ноги ее двигались все быстрее, юбки вихрем вздымались вокруг ног.

Музыканты играли как обезумевшие, а Жинетт танцевала словно ангел… Хотя многие шептались, сравнивали ее с дьяволицей. Волосы, словно жгучее облачко, закрывали лицо, тело извивалось, будто ветка на ветру; настроение, казалось, менялось с каждой секундой — чувственная, страстная любовница в один момент и искусительница, манящая, соблазнительная, отвергающая — в другой.

Синеглазый светловолосый мексиканец в национальном костюме, отороченном серебряными галунами, взметнулся на сцену и присоединился к Джинни. Медленная музыка сменилась зажигательным фанданго. Снова послышался шепот:

— Мигель Лопес — ближайший родственник мадам Базен, друг и советник императора. Какая прекрасная пара, как танцуют! Неужели этот красивый полковник — один из ее любовников? Что сделает капитан Реми, когда узнает?!

Джинни, тяжело дыша, зазывно улыбнулась партнеру, продолжая отступать, маня движениями рук и бедер, обещая все наслаждения на свете.

— Маленькая дьяволица, — прошептал Мигель, когда они наконец встали лицом к лицу. — Именно это вы скрываете под бесстрастной внешностью благовоспитанной дамы?

— А это ваше истинное лицо, полковник? — тряхнула головой Джинни, так что волосы разметались по лицу. — Любовника, а не солдата?

— Иногда, мадам, приходится быть и тем и другим, чтобы покорить особенно желанную женщину.

— А! Теперь вы превратились в кавалера!

Джинни подошла совсем близко, почти касаясь его грудью, предлагая себя, прежде чем снова ускользнуть.

Он преследовал ее; губы скривила дерзкая улыбка. Что-то в высокомерной уверенности манер этого человека напоминало ей о Стиве. Но это не Стив — всего-навсего жалкая имитация. Только Стив обладал способностью всего лишь одним прикосновением заставить ее отдаться целиком, до конца.

— Я знаю, что вы за женщина, — прошептал Мигель Лопес, — страсть и огонь. Почему вы скрываетесь? Любой мужчина был бы счастлив обладать вами, положить к вашим ногам все состояние. Не отвергайте меня!

— Вы ведете себя оскорбительно!

Она сделала почти незаметный жест музыкантам, и Лопес одними губами прошептал:

— Трусиха…

Танец закончился традиционной позой — женщина покоряется мужчине, но вопреки всем приличиям он обнял Джинни, впился в губы страстным поцелуем.

Джинни хищно согнула пальцы. Не будь здесь такого количества заинтересованных зрителей, она исцарапала бы Лопесу всю физиономию, дала бы пощечину этому ублюдку! Но она лишь пронзила его взглядом и беззаботно пожала плечами.

Зрители вопили, хлопали, кричали, топали и даже свистели.

— Пойдемте, я провожу вас к Эгнес, — предложил, кланяясь, Лопес.

Джинни, натянуто улыбаясь, подала ему руку.

— Могла бы ответить на поцелуй, — пробормотал он.

— Предпочитаю, чтобы меня сначала попросили, — ледяным тоном процедила она.

— В следующий раз — обязательно.

Джинни не успела ответить — они оказались перед императором; она низко присела.

— Вы были великолепны, мадам! — галантно объявил Максимилиан. — Надеюсь, вы окажете мне честь — станцуете когда-нибудь еще раз, для меня… и… может быть… мы поговорим наедине…

Взгляд водянистых глаз не отрывался от ее груди, и Джинми с неприятным чувством вспомнила о слухах, ходивших насчет натянутых взаимоотношений императорской четы. Но выхода не было — пришлось улыбнуться и заверить, что она будет очень рада.

Рядом оказалась Эгнес, весело щебеча, сжимая ее руки, в восторге от того, что замысел так прекрасно удался.

— По крайней мере дали этим занудам прекрасную возможность посплетничать! Гляди, уже перешептываются!

Мигель Лопес вернулся к своей даме, и Джинни, облегченно вздохнув, опустилась в кресло. Господи, что скажет Мишель? Он, должно быть, будет вне себя от бешенства.

Мишель узнал обо всем через несколько часов после возвращения и, естественно, разозлился, особенно еще и потому, что Джинни оставалась на балу, танцуя и веселясь с другими гостями, до рассвета.

— Господи! Почему ты не подумала о последствиях? Ты и Эгнес… Какое легкомыслие! Ты, должно быть, танцевала с этим полковником Лопесом — неужели не слышала о его репутации?!

— А о моей репутации слышал? — рассерженно парировала Джинни, оскорбленная взрывом несправедливой ревности. — Недаром меня называют куртизанкой! Я твоя любовница, дорогой Мишель, — дешевая шлюха, подобранная на улице! Чего же ты ждешь от меня?

— Джинни!

Мишель, словно пораженный громом, уставился на нее.

Охваченная внезапным раскаянием при виде побелевшего лица любовника, Джинни бросилась к нему:

— О Мишель, Мишель, прости меня, я ужасная женщина и не заслуживаю твоей доброты. Я должна быть тебе благодарна, а вместо этого…

Ей показалось, что Мишель хочет ударить ее, но он только схватил ее за плечи с такой силой, что пальцы впивались в кожу.

— Не желаю твоей благодарности! — взорвался он, удивляясь, почему Джинни не испугалась и не попыталась отстраниться. — О Жинетт, Жинетт! — пробормотал он. — Неужели не видишь, я безумно влюблен в тебя и мне все равно, что было раньше… Но я схожу с ума от ревности…

— Прости, Мишель, — тихо повторила она, — я не хотела этого… Прости, не знаю, что на меня находит иногда, но я тебе не изменяла!

— Физически, возможно, нет. Пока… — В голосе снова зазвучал гнев:

— Жинетт… Почему ты не понимаешь? Ты завладела мной! Не могу есть и спать, все время думаю о тебе, о твоем теле, вкусе губ, .. Ты преследуешь меня, а я так ужасно ревную, что…

— Нет, Мишель!

— Да, Жинетт! Выслушай меня. Я ревную… и вовсе не из-за этих твоих обожателей, нет, уверен, они значат для тебя не больше, чем я! Я ревную к твоему мужу, чье имя заставляет тебя рыдать… имя, которое ты повторяешь во сне… словно вонзаешь мне нож в сердце! Пойми, я схожу с ума!

Ревновать к мертвецу! О Господи, если бы я только смог верить тебе!

Тронутая неподдельной искренностью Мишеля, Джинни бросилась ему на шею;

— Дорогой Мишель, не надо! Я недостаточно хороша для тебя! Я не хотела тебя мучить!

— Но ты не любишь меня, так ведь? Испытываешь ко мне лишь благодарность. Благодарность! Но пойми, это я благодарен тебе за то, что ты сделала тогда, в тот день, когда спасла мне жизнь! Это я твой должник, это мне ты сделала честь, став моей!