В тот день Шэрен чувствовала себя оглушительно счастливой, горела желанием свить для них с Ником настоящее гнездышко, семейный очаг, возле которого он всегда сможет погреться и обрести спокойствие. Но сейчас она с мучительной ясностью понимала, что у них не будет ни общего дома, ни общего будущего.

«Только ты у нас будешь общим», — снова положив руку на живот, подумала Шэрен и, на мгновение зажмурившись, вернулась к действительности.

Бабуля Джанетт с высоты своего опыта объясняла Трейси, каких видов бывают мужчины. По ее авторитетному мнению, только двух: козлы и бараны. Первые — гавнюки, вторые — глупцы. Трейси прыснула от смеха, когда дедушка Коул, оторвавшись от шахматной доски, из-под очков строго посмотрел на жену.

— Тебя, конечно же, это не касается! — успокоила Джанетт. — Ты исключение, поэтому я и вышла за тебя.

— То-то же, — возвращаясь к своему занятию, с улыбкой ответил он.

Бабушка выразительно закатила глаза, когда муж отвернулся, а Трейси закрыла рот ладошкой, чтобы снова не засмеяться. А вот Шэрен было не до веселья.

— Объясни, что мне сейчас необходимо сделать, — вступила в разговор она, удивляясь, что благоразумия в ней все-таки больше, чем обиды.

Трейси тут же преобразилась из смешливой молодой женщины в серьезного адвоката, профессионала своего дела.

— Значит так, мы должны сделать следующее…

Голос разума или сердца?

Шэрен прохладной водой вымыла руки и, отряхнув их, коснулась горячего лба. Встреча с противоборствующей стороной (она старалась думать о Нике нейтрально, как о магазине, в который ей необходимо сдать неисправный тостер) была назначена на девять утра, и она уже опаздывала на добрых пятнадцать минут, хоть и приехала пораньше. Но, чем ближе стрелки часов подходили к заветной цифре, тем хуже становилось Шэрен, а за десять минут до прихода мужа, она выскочила из переговорной, как ошпаренная, и закрылась в туалете.

Она порылась в сумочке, нашла упаковку мятных пастилок, которые, пусть ненадолго, но помогали унять тошноту, и положила одну под язык. Бесконечные треволнения и постоянные переживания отравили то волшебное состояние, которое, как твердили бесчисленные знакомые, охватывает каждую женщину, готовящуюся стать матерью, сделав ее самочувствие по-настоящему дурным, а беременность — тяжелой.

Шэрен придирчиво осмотрела себя в зеркале и, устало откинув волосы с лица, с полной уверенностью сочла отражение жалким. В лице ни кровинки, глаза потухшие, губы искусаны. Если бы не блестящие золотистые волосы, ставшие еще гуще и длиннее, она не узнала бы себя. Не такой Шэрен хотела предстать перед мужем. Да, сейчас она и подавно не смогла бы составить конкуренцию броской красоте женщин, которую, как оказалось, предпочитал Ник. Она упрямо сжала губы и, чтобы вернуть лицу краски, начала с остервенением щипать щеки. Затем достала нежно-розовую помаду и с нажимом провела ей по губам. Она никому не покажет, как ей на самом деле плохо. Не даст понять Нику, как нуждается в нем. Она будет красивой. Не для него — для себя!

Шэрен разгладила невидимые складки на платье и, одернув удлиненный пиджак, криво усмехнулась. Вся в черном, будто у нее траур. Хотя, возможно, так и было. Траур по умершей любви, разбитым мечтам и потерянному счастью. «Хватит!» — она мысленно оборвала себя. Хватит лелеять собственные страдания. Развод — не конец света, жизнь продолжается, а для нее в особенности. Мобильник завибрировал. Трейси. Пора, Шэрен и так уже неприлично опаздывала, дальше оттягивать было нельзя. Призывая на помощь всю имеющуюся в запасе выдержку, она взяла в руки сумочку и нарочито спокойно пошла к выходу.

Надавив на ручку двери, Шэрен с осторожностью потянула ее на себя. Переговорная встретила приглушенными рубленными фразами, которыми обменивались адвокаты, хмурым ноябрьским утром, робко заглядывавшим в широкие окна и нейтральной, безликой обстановкой. Все выполнено в серо-бежевых тонах: ни ярких деталей, чтобы исключить все внешние раздражители и не настраивать и без того конфликтующие стороны на агрессивный лад, ни приятных мелочей в виде вазы с конфетами или живых растений — ничего, что могло бы оживить комнату или порадовать глаз. Романтика и уют в адвокатской практике слова практически ругательные. Ничто не должно способствовать примирению, которое обязательно повлечет за собой отказ от услуг юристов и, как следствие, снижение гонорара.

Шэрен замерла на пороге, пытаясь усмирить забившееся чаще сердце и совладать с охватившим волнением. Ника она не видела, но его присутствие ощущалось в потоке воздуха, отражалось от бежевых стен и отзывалось острым покалыванием на кончиках пальцев, оседая колючей рябью на лихорадочно горевшей коже. Шэрен всегда чувствовала его именно так, словно Ник заполнял собой все пространство, распространял бьющую через край энергию далеко вокруг и неизменно притягивал взгляд. Вот и сейчас она искоса посмотрела в сторону и с жадностью заскользила глазами по родной фигуре, по широкой спине, обтянутой черным пиджаком, по волосам, судя по всему, недавно подстриженным. За лето они сильно выгорели, но теперь от светлых прядок не осталось и следа, будто не было никакого лета. Ник застыл у окна, спрятав руки в карманах.

— Доброе утро, — произнесла Шэрен. Ник резко вскинул голову и замер, не делая попыток приблизиться и не отвечая на приветствие. Она коротко кивнула ему и повернулась к столу. Брендон поднялся ей навстречу, а Трейси ободряюще улыбнулась. — Извините, что заставила ждать. — Она прошла вглубь комнаты и присела рядом со своим адвокатом.

— Начнем, — когда Ник сделал то же самое, предложил Брендон, беря инициативу в свои руки. Объяснение прав и обязанностей, скрупулёзное перечисление финансовых благ обеих сторон (будто бы у Шэрен что-то такое было), дотошное разъяснение юридических терминов, фигурирующих в мировом соглашении. Официальный тон, сухие факты. Возможно, на кого-то все вышеперечисленное нагнало бы зевоту, но Шэрен не хотела, чтобы он останавливался. Потому что боялась даже смотреть на мужа, не то что говорить с ним.

Брендон, произнося речь, смотрел исключительно на Шэрен, ловя на ее лице отражение своих слов и подтверждение объявленного желания решить вопрос миром. Она тоже не отводила глаз, чтобы ненароком не поймать взгляд Ника. Захлебнуться в ледяном презрении или утонуть в циничном безразличии было равносильно эмоциональному убийству. Краху выдержки, которую она усиленно воспитывала в себе на протяжении последней пары месяцев.

— Поскольку у супругов нет имущественных претензий друг к другу или иных спорных ситуаций не вижу смысла откладывать до завтра и скрепить подписями документы о расторжении брака, — закончил Брендон.

Трейси в ответ открыла папку и, вынув оттуда несколько листов с печатями и подписями, уверенно заговорила:

— В связи с новыми обстоятельствами я приготовила несколько дополнений к мировому соглашению.

Она предала Брендону документ, а Шэрен как-то отстраненно отметила, что его взгляд стал жестче, а скулы от нажима проступили резче. Из тактичного привлекательного мужчины он молниеносно превратился в агрессивно настроенного, готового вцепиться в глотку бульдога. Он не верил, что в жизни бывают такие подарки, как тихий спокойный развод у богатого человека, и сейчас получил этому подтверждение. Точнее думал, что получил.

Шэрен знала, что за бумагу передала ему Трейси. Она только вчера ее подписала. В ней она подтверждала отсутствие финансовых претензий к мужу и официально заверяла, что не будет опротестовывать свое решение в суде, ссылаясь на эмоциональную нестабильность, вызванную деликатным положением. <Читай на Книгоед.нет> До вчерашнего дня, пока ее не просветила Трейси, Шэрен и подумать не могла, каким щитом может стать беременность, от чего спасти и какие проступки могли списать на это, казалось бы, естественное состояние.

— Что за?.. — недоговорил Брендон.

Шэрен видела, как ореховые глаза быстро пробежались по строчкам, затем он бросил короткий взгляд на Ника и, отложив документ, прямо взглянул на нее. Трейси тоже повернулась, давая сигнал, что сейчас ее выход. Шэрен набрала в легкие побольше воздуха и подняла голову. Прозрачные голубые глаза мужа смотрели пронзительно и строго, чувственные губы, дарившие ей головокружительные ласки, были плотно сжаты. Весь его облик олицетворял властную несгибаемую натуру, готовую любой поворот в этом деле встретить с ледяным спокойствием, и только указательный палец, едва заметно отбивавший четкий ритм, показывал, что его хозяин нервничает.

Шэрен всегда нравилось наблюдать за Ником, поэтому от нее не смогла укрыться эта привычка, небольшая слабость, демонстрировавшая, что он тоже человек, что иногда переживает, испытывает сомнения и неуверенность в себе.

— Я беременна, — четко проговорила она и сразу отвернулась, выполнив свой долг перед ним. Всего два слова — невесомые, воздушные, — а ощущение, будто гора с плеч свалилась. Рассказать — было правильным решением, только реакцию, искреннюю и настоящую, которой можно добиться только в первое мгновение после шокирующей новости, Шэрен видеть не желала.

— Поскольку моя клиентка не собирается требовать от мужа, мистера Николаса Хейворта, алиментов или иных выплат по содержанию ребенка, — протягивая очередной документ, объясняла их позицию Трейси, — нам действительно ничего не мешает сегодня же подписать согласие на расторжение брака.

Шэрен даже удивилась насколько служители закона могут быть сухими и непробиваемыми. Трейси говорила о ребенке, как о юридическом факте, а не о живом существе, но, если бы она вела себя по-другому, было бы тяжелее.

— Но, если мистер Хейворт в будущем захочет навещать ребенка, то миссис Хейворт возражать не будет. Я подготовила дополнительные соглашения, отметив нюансы опеки и график посещения, но полагаю, будет логичней обсудить его предметней после рождения ребенка. — Она прямо посмотрела на Ника. — И у мистера Хейворта будет время определиться со своей позицией…

Шэрен вздрогнула, когда Ник, до этого молча слушавший адвокатов, с силой ударил ладонью о стол и, цветисто выругавшись, угрожающе прорычал:

— Ничего не мешает, говорите? — Ему никто не ответил. — Оставьте нас! — следом приказал он.

Брендон поднялся, Трейси не шелохнулась.

— Мисс Полански, могу я поговорить наедине со своей женой? — Ник особо выделил последние два слова, ясно напоминая всем присутствующим без исключения, что Шэрен все еще его.

Трейси вновь проигнорировала его и повернулась к побледневшей подруге, ожидая кивка или какого-то другого знака, обозначившего согласие на приватный разговор с мужем. Шэрен чуть качнула головой и в упор посмотрела на Ника.

— Мистер Хейворт, не забывайте, что ваша жена находится в деликатном положении, будьте сдержанней.

Ник бросил на Трейси взгляд, который был хорошо знаком Шэрен: еще слово и от этого здания и кирпичика на кирпичике не останется. Но та с непроницаемым лицом направилась к выходу, где уже стоял Брендон, придерживая дверь.

— Какой срок? — спокойно поинтересовался Ник как только они остались вдвоем. Но его спокойствие не ободрило Шэрен. Оно было напускным и таким же обманчивым, как нежданный штиль на море, обычно предшествующий ужасной буре.

— Шестнадцать недель.

— Это мой ребенок?

Шэрен часто размышляла, может ли быть больнее, чем тогда, когда Ник, обливая презрением и ненавистью, обвинял ее в предательстве? Когда, не дав сказать ни слова, не желая ничего слушать, выбросил обручальное кольцо и оставил ее рыдать на полу. До этого момента Шэрен казалось, что нет. Как же она ошибалась! Сердце, вопреки приказам разума не слушать злых слов, разрывалось от обиды и отчаяния. Но она не будет ничего доказывать, убеждать или просить. Ник достаточно ее унизил, больше такого удовольствия он не получит.

Шэрен придвинула к себе документы и подписала их, соглашаясь со всеми условиями развода.

— Ты свободен, — подтолкнув к нему бумаги, сказала она. — Мы ведь ради этого собрались.

— Ты не ответила на вопрос. — Он не удостоил бумажки и взглядом, продолжая пристально изучать лицо жены.

— Потому что он оскорбительный! — не выдержала Шэрен.

— Извини, что не верю на слово! — повысил голос Ник.

Она сделала глубокий вдох, стараясь поймать ускользающее и такое хрупкое душевное равновесие.

— По какому праву ты оскорбляешь меня? Я даю тебе развод, ничего у тебя не требую, даже твою фамилию для ребенка. — Шэрен твердо решила взять обратно фамилию Прескотт, и у малыша будет именно она. — Трейси сказала, что ты должен знать, мне кажется, она ошиблась. — Она непонимающе пожала плечами, потом взяла сумочку и поднялась. Ник тоже встал.

— И не тебе обвинять меня в неверности, — не сдержалась она, вспомнив все измены Ника. Ведь они все еще женаты, значит, его любовные похождения ни что иное, как нарушение брачных обетов и клятв, которые они давали. На мгновение в голубых глазах что-то промелькнуло. Стыд? Сожаление? Раскаяние? Шэрен не стала выяснять и разбираться, да и сменилось оно настолько быстро холодным безразличием, словно ничего и не было.