Если я позволю Никитину увлечь меня в омут страсти, то вряд ли сумею оттуда выплыть живой и здоровой. Даже одна ночь показала, как неровно я к нему дышу. А потом будет ещё хуже, прирастёт – с мясом не оторвёшь.

Мне нравится моя спокойная жизнь без лишних эмоциональных потрясений, ни к чему придумывать их себе на пустом месте.

Кажется, у меня неплохо получалось успокаивать себя, убеждая в нерациональности продолжения отношений с боссом.

Хотя, в общем-то, мне никто никакого продолжения и не предлагал, да и уехал он со своей Элиной в обнимку. Так что, возможно, я просто зря переживаю, и он на меня даже не взглянет…

Я не стала акцентироваться на том, что при этой мысли где-то внутри снова болезненно сдавило.

Ну и пусть, переживу.

Главное, первый день. Даже – первая встреча. Выдержать её, посмотреть Никитину в глаза, дать понять, что ничего нет и не может быть, и вообще, я всё забыла, пусть живут со своей Элиной долго и счастливо, как раньше…

Несмотря на то, что я настраивала себя больше часа, когда переступила порог фабрики, внутри противненько ёкало, обдавая холодом.

Я не боюсь. Я ничего не боюсь. И никого.

Меня тут же обступили коллеги, обсуждая вчерашнее происшествие и расспрашивая о подробностях. Меня считали чуть ли не героиней, потому что не побоялась остаться ночевать на фабрике, чтобы не дать злодеям навредить нашей работе.

О мажоре тоже упоминали, но гораздо меньше. И в менее героическом плане. Он, скорее, остался со мной, нежели наоборот. О том, что мы не только охранять могли, похоже, никому не пришло в голову. И это принесло ощутимое облегчение.

Хорошо, когда у человека есть репутация, и она не позволяет заподозрить его в чём-либо крамольном.


Я скользнула  взглядом по холлу. Никитина вроде не было видно, и я уже готовилась выдохнуть с видимым облегчением, как вдруг заметила его высокую фигуру на лестнице, ведущей в офисные помещения.

Наверное, секунды, которые я смотрела на него, длились слишком долго, потому что он словно почувствовал мой взгляд и обернулся. Я тут же опустила глаза, но возмутилась на собственное малодушие.

Ведь решила же – для меня это ничего не значит. Я справлюсь.

Снова подняла глаза и посмотрела на него чуть ли не с вызовом, улыбнулась, слегка кивнув. Вежливо. Спокойно. Как сотрудница начальнику. Ничего лишнего.

Вика – молодец, хорошая девочка, отлично держится.

Но мажор, похоже, решил задержаться на лестнице. Уж не меня ли ждёт? Я нарочно тянула время, сколько могла. Но коллеги постепенно рассасывались. Высказав мне свою поддержку, они расходились по рабочим местам. Постепенно в холле я осталась одна.

И вот это уже выглядело подозрительно. Пришлось тоже идти к лестнице.

Я делала это нарочито медленно, надеясь, что мажор, вдруг сильно заинтересовавшийся содержимым своего телефона, устанет стоять и уйдёт.

Но он не ушёл, значит, и правда ждал меня.

Сердце бешено заколотилось, чуть ли не выпрыгивая из груди.

Я поравнялась с ним. Собрала все силы, чтобы голос звучал ровно, обыденно. Никогда ещё обычное приветствие не давалось мне с такой сложностью.

Я попыталась своим безразличием объяснить Максиму, что всё понимаю, было и было, теперь прошло, у него – невеста, у меня – работа…

Но он ничего не понял. Наоборот, задавал какие-то, совершенно не существенные, вопросы, получал на них невнятные ответы, но всё же не отставал. И наконец, когда я уже почти отчаялась от него избавиться, вдруг пригласил меня в свой кабинет. Да какое там пригласил, это был настоящий приказ по-настоящему властного босса.

Я не позволила своим поджилкам задрожать, а ногам обмякнуть. Прошла в его кабинет с высоко поднятой головой. Что бы он там ни придумал, я от своего решения не отступлю – между нами ничего не может быть.

Совершенно ничего!

30

Дверь захлопнулась, и пути назад были отрезаны.

Мажор сделал шаг ко мне, но я отпрянула.

– Вик? – произнёс он таким голосом, что все части моего тела потянулись к нему.

Кроме мозга. Чему я была очень рада, ведь именно он отвечал за разум, а значит, помогал мне сохранить хладнокровие. Но смотреть на Никитина я не могла, так и стояла, не поднимая глаз. Почти молясь, чтобы вся эта неловкая ситуация каким-нибудь волшебным образом разрешилась.

– Вика, что случилось? – он подходил всё ближе, а я отступала.

Пока не уперлась в стену.

– Вика, – прошептал мажор, опаляя шею своим жарким дыханием. Я против воли закрыла глаза, чувствуя, как по рукам и спине бегут мурашки.

Он не касался моей кожи, но его губы были так близко, что я почти ощущала это прикосновение.

Никитин собирался меня поцеловать. Даже не открывая глаз, я чувствовала, как его лицо приближается к моему.

Невеста! У него есть невеста…

Эта мысль стала спасительной, послужив для меня холодным душем. Буквально в последний момент я выскользнула из-под его надвигающихся объятий и отошла к столу. Конечно, это было бегство, но мне слишком сложно оставаться спокойной в непосредственной близости от Никитина.

Я села на своё обычное место, отгородившись от него сразу и столом, и спинкой стула.

– Максим Сергеевич, – я уже поняла, что без объяснений не обойтись, и подбирала слова, чтобы донести до мажора, что повторения прошлой ночи не будет. Никогда. – Вчера мы с вами совершили большую ошибку…

– И не один раз, – перебил меня Никитин с довольной ухмылкой. Вот ведь гад непрошибаемый!

Я смотрела прямо перед собой и сжимала под столом кулаки, которые так и чесались, чтобы врезать этому зубоскалу.

– Макс, отнесись серьёзно к моим словам! – не выдержала и сорвалась на крик.

– Ну наконец-то, ты снова перешла на «ты», а то я уже начал бояться, что плохо удовлетворил тебя ночью.

Я сделала глубокий вдох и медленный выдох. Затем повторила снова. И ещё один раз. Только после смогла говорить.

– Прошлая ночь больше не повторится. – почти тараторила, чтобы он не успел снова меня перебить. – Это была ошибка. У тебя есть невеста, и её наличие делает нашу связь невозможной. К тому же, я не хочу терять работу, а мне придётся уволиться, если ты… Если вы будете меня домогаться.

Повисла тишина. Тяжёлая, почти ощутимая. Я слышала, как колотится моё сердце, ожидая ответа. Конечно, я знала, что это решение правильное, была в нём уверена. Но почему-то какая-то нелогичная часть меня ждала, что мажор сейчас заявит, как всё это глупо, и сожмёт меня в своих объятиях.

Впрочем, чему удивляться – я же женщина, поэтому логику, скорее, отрицаю, чем признаю.

Тишина затянулась, и я уже почти набралась смелости, чтобы обернуться и посмотреть на Никитина, как вдруг почувствовала его дыхание прямо на своей шее. Вздрогнула от неожиданности. Я ведь даже не слышала, как он подошёл, занятая своими логично-нелогичными размышлениями.

Он снова почти касался моей кожи, заставляя рефлекторно тянуться к нему навстречу. Я сдерживала себя из последних сил, но тело меня не слушалось. Оно предавало, потому что слишком хотело вновь ощутить прикосновения этого мужчины.

– Элина мне не невеста, между нами ничего нет, – прошептал мажор.

И эта ложь отрезвила меня. Я дёрнулась и вскочила на ноги. Стул, отодвинутый с грохотом, упал бы, если б его не удержал Никитин.

Я обернулась к нему. И теперь я была по-настоящему зла, потому что точно знала – он мне лгал.

– Вы живёте вместе, – я начала загибать пальцы, – сегодня утром она устроила сцену ревности, и ты тут же увёз её домой, нежно обнимая, а меня оставил одну. А теперь ты скажешь, что мне всё показалось, и я заблуждаюсь.

Я заметила, что уже кричу, и судорожно вдохнула. Ни к чему делать Ленку свидетельницей наших взаимоотношений. После неё вся фабрика будет в курсе.

Мажор открыл было рот, чтобы продолжить свои объяснения, но мне это было не нужно. Я не готова питаться объедками с чужого стола. Пусть рассказывает Элине свои сказки.

Я выставила руку ладонью вперёд, прерывая его объяснения.

– Не нужно, ничего не нужно объяснять. – эта сцена длилась не больше минуты, но выпила из меня уже все силы. – Давай просто забудем о том, что случилось ночью, и начнём с чистого листа. Ты – директор шоколадной фабрики, я – управляющая. Мы можем быть только коллегами, и ничего больше…

Я подняла взгляд, чтобы узнать, что мажор думает о моих словах. Надеюсь, он примет моё предложение, потому что я только осознала – мне и правда придётся уволиться, если он продолжит в том же духе. Сопротивляться этому притяжению я не смогу, но и быть вторым номером тоже.

Неужели мне придётся уйти?

Глаза Никитина потемнели. Он, практически не мигая, смотрел на меня. Словно размышляя о моих словах, тщательно взвешивая каждую букву.

Я тоже глядела на него, ожидая вердикта. И он первым отвёл взгляд. Неужели сдался? И почему же, одержав победу, я чувствую разочарование?

– Ты не слышишь меня, – произнёс он с горечью. – Не хочешь слышать. Ты ведь тоже хотела меня этой ночью. Мне ведь всё это не приснилось. Почему ты сопротивляешься?

Я молчала, потому что всё уже сказала, и больше мне нечего было добавить. Я так решила и точка.

Я была напряжена, но всё же пропустила начало его движения. Подняла взгляд, когда мажор уже был совсем рядом.

Одной рукой он обхватил мою талию, другой – затылок, закрепляя, фиксируя, не давая двинуться.

Его губы безошибочно нашли мои, раскрывая их, врываясь внутрь и утверждая превосходство более сильного противника, завоевателя и господина.

Я попыталась было воспротивиться этому захватническому напору, но как-то слабо и неубедительно. Причём для самой себя. Потому что, пока разум искал причины, почему этого нельзя делать, руки уже обхватили сильные мужские плечи, гладя и лаская, прижимая к себе, требуя большего.

Это была полная и безоговорочная капитуляция. И я даже не презирала себя за проявленную слабость, потому что полностью лишилась способности мыслить.

Я забыла, что в приёмной сидит Ленка, у которой наверняка навострены уши на каждый звук, доносящийся из директорского кабинета. А ведь уже знала, что стены здесь не такие уж и толстые, а звукоизоляция и вовсе отсутствует.

Мы с мажором целовались, и весь мир перестал существовать. Были только его губы, его язык, его руки, и страсть, распаляющая нас обоих.

Никитин оторвался от моего рта, чтобы переключиться на шею, и я застонала, от пронизывающего меня острого ощущения. Разумные мысли были забыты, уже казавшиеся нелепыми логические доводы отброшены в сторону.

И разумеется, ни один из нас не заметил, как открылась дверь кабинета, и на нас глазами, полными изумления, уставилась дородная, но ухоженная дама.

– Что здесь происходит, хотела бы я знать, – её голос прозвучал громом среди ясного неба, заставляя нас с мажором отпрыгнуть друг от друга.

31

– Мама? – Макс поражённо уставился на родительницу, неизвестно каким образом нарисовавшуюся на пороге его кабинета.

– Что «мама»?! – вскинулась она. – Ты уехал из дома неделю назад, и что я вижу?!

Она перевела на Викторию пронзительный взгляд, пригвождая им словно таракана. Но та не опустила глаза, смело смотрела в ответ несколько секунд, затем повернулась к Никитину:

– Я могу идти, Максим Сергеевич?

– Конечно, Виктория Владимировна, – кивнул он, всё ещё ошарашенный.

Вика вышла, прикрыв за собой дверь. И мать проводила её полным презрения взглядом.

– Что происходит, Макс? – голос обретал шипящие интонации, а это не сулило ничего хорошего.

– Всё в порядке, мам, – Никитин попытался предотвратить надвигающуюся грозу. Но не преуспел.

– В порядке?! – шипение сменили высокие ноты. – Ты уехал, чтобы оценить фабрику и провести предпродажную подготовку! Что за ремонтные работы тут ведутся? Почему меня не пропускали на входе? И кто эта девка, которая липнет к тебе прямо у тебя в кабине?!

– Она не девка, – почему-то из всего сказанного Макс ответил только на последний вопрос. – Вика – управляющая фабрикой, и, кстати, я передумал её продавать.

– Что?! – теперь голос вообще достиг ультразвука. Лицо матери опасно раскраснелось, и Никитин поспешил подвести её к стулу, помог сесть, налил в стакан воды, пока она искала в сумочке свои таблетки.

– Мам, – он сел рядом, – ты же сама всегда говорила, что хочешь, чтобы я чем-то увлёкся, занялся своим делом. Мне нравится эта фабрика и люди. Мне здесь интересно. Я хочу добиться поставленных задач…

– Это из-за девчонки, – резюмировала Анна Георгиевна, сразу отметя все другие варианты.