– Присядем? – мажор указал на одну из них, и я поняла, что вот оно, начинается.

Опустилась на самый краешек, словно подсознательно хотела быть готовой убежать отсюда в любой момент. Хотя и понимала, что Никитин заслуживал право на объяснение. Если ему нужно поговорить, я его выслушаю. Да и мне самой, наверное, нужно было расставить точки над i, ведь в своих чувствах к Максу я так и не разобралась.


– Обещай, что не убежишь, пока не выслушаешь меня, – попросил он, и я кивнула головой, соглашаясь. А собственно, почему бы и не выслушать? Что я теряю, в конце концов?

Друг занимался своими делами, но постоянно возвращался к нам, чтобы убедиться, что Макс никуда не исчез.

– Я много думал над твоими словами и понял, что ты была права – у тебя нет причин доверять мне. И даже если я скажу, что за последние недели я многое понял и изменился, ты вряд ли мне поверишь… Ведь так?

Я пожала плечами. Доверие странная штука, я бы даже сказала – эфемерная. Кто знает, когда оно возникает и когда заканчивается.

– Я хочу попросить тебя, чтобы ты дала мне шанс… Шанс доказать, что теперь всё будет по-другому… Если ты согласишься быть со мной…

– Макс… – начала было я, но он перебил.

– Нет, не отвечай сейчас, подумай. Я не буду тебя торопить.

Ну и что я могла на это ответить? Ведь это «не буду тебя торопить» давало весьма размытые понятия о сроках. Если я не буду готова дать ему второй шанс, я это пойму. И тогда скажу ему прямо. А сейчас я решила согласиться и позволить мажору продемонстрировать мне, как сильно он изменился. И как сильно он хочет получить этот второй шанс.

46

Поведение Макса кардинально изменилось и стало похоже не то на навязчивое ухаживание, не на активное завоевание единственной женщины. Меня.

С одной стороны, это не могло не льстить, а с другой – ужасно раздражало, потому что личного пространства на работу у меня практически не осталось.

Каждое утро на рабочем месте меня ожидал букет цветов. А поскольку мажор не всегда приходил раньше меня, я начала подозревать, что ему помогает Ленка. Постепенно к поддержке Никитина перешёл весь наш коллектив.

Свои ухаживания мажор не старался прятать, напротив, всячески подчёркивал своё внимание ко мне. Подавал мне руку, когда я выходила из машины или спускалась по лестнице, придерживал для меня дверь. Обедал он теперь только за моим столиком, и остальные вообще перестали к нам подходить. «Чтобы не помешать», как однажды объяснил мне Галухин, смущаясь и отводя глаза.

В общем, это была тщательно спланированная осада замка, и все мои прежние союзники перешли на вражескую сторону.

А я с каждым днём всё больше накалялась. Мне казалось, что Макс издевается, нарочно действует мне на нервы.

Хотелось только одного, чтобы он прекратил поливать меня этой сладкой патокой, и мы вернулись бы к прежним отношениям, противостоянию, подкалыванию друг друга.

К счастью, на работе это никак не сказывалось. Напротив, дела фабрики шли в гору. Наши сырки пользовались популярностью. Мы заключили договоры поставки уже с несколькими магазинами. И ожидалось, что через неделю, на выставке мы сумеем выйти на другой, более высокий уровень распространения нашей продукции.

Фабрику охватило радостное предвкушение. Всем хотелось, чтобы мы одержали победу, и чтоб Никитин наконец меня добился. Но, если в победе сырков народ был уверен, то я вызывала опасение и… даже некоторое осуждение.

Я и сама была не рада, что случайно подслушала разговор коллег. Но мажор каким-то образом сумел переманить симпатии на свою сторону. И я осталась в меньшинстве. Даже, можно сказать, в одиночестве…

Время летело незаметно. Выставка должна была начаться через два дня. Мы были готовы по большей части. Но всегда оставалось множество мелочей, о которых так же нужно было подумать и предусмотреть. Фабрика гудела. Каждый занимался своим делом, стараясь, выполнять свою работу ещё лучше и качественнее, чем обычно.

К обеду я набегалась, голова и ежедневник уже опухли от обилия информации и того, о чём нельзя было забыть.

Я составляла очередной список, ковыряя вилкой салат. Внезапно в столовой стало тихо. Мне даже не хотелось поднимать голову, потому что я уже знала, кого увижу. Ну разумеется, нашего босса, великого и якобы влюблённого. А вокруг стола, на расстоянии нескольких шагов, чтобы не помешать нам, собрались зрители. Сочувствующие и переживающие. За Макса. Не за меня.

Никитин положил передо мной широкую и довольно плоскую коробку, завёрнутую в одноцветную упаковочную бумагу, такой оборачивали заказы. А поверх бумаги она была перевязана ярко-красной лентой.

– Что это? – я подняла глаза на мажора, не притрагиваясь к коробке.

– Открой, – его глаза сияли предвкушением.

Я обвела взглядом зрителей и заметила, что практически все смотрели на меня точно так же. Они что, сговорились за моей спиной?

– Открой, пожалуйста, – повторил Никитин, и я взялась за коробку. Если бы мы не работали на шоколадной фабрике, я б могла подумать, что внутри конфеты. Но ведь это было бы слишком банально – дарить мне нашу продукцию, которую я и так знала, как свои пять пальцев.

В полной тишине развязала ленту и развернула обёрточную бумагу.

На столе передо мной всё-таки лежала коробка конфет. Но я была с ней не знакома.

Я могла бы с уверенностью утверждать, что это не наша продукция, но вверху красовалась эмблема фабрики – «Никитинъ». Хотя твёрдый знак был написан несколько иначе, не как обычно, и при определённом наклоне коробки его можно было прочитать как букву «А».

Но в ступор меня ввело само название конфет – размашистыми объёмными буквами на крышке было написано «Виктория» на фоне тёмного женского силуэта. Моего силуэта, если присмотреться.

Чёрт.

«Виктория Никитина»? Это намёк? Или я брежу?

– Открой, – повторил Макс в третий раз.

Я, как зачарованная, подняла крышку. В специальных углублениях лежали шоколадные конфеты. Они были классической формы – «пирамидками» с усечёнными и закруглёнными вершинками. На каждой были высечены буквы «В» или «Н», а на центральной конфете – «ВН». Она располагалась обособленно и делила всю коробку на две части. Очень оригинальное решение. Наверное, так они разделили начинки.

– Попробуй.

Я обвела взглядом стоявших вокруг коллег, на их лицах было предвкушение. Значит, они вместе готовили мне сюрприз. И все, кроме меня, знали, что внутри?

Я взяла центральную конфету и чуть не уронила обратно. Под ней, в специальном «гнёздышке» лежало кольцо. Гладкий золотой ободок и крупный прозрачный камень. Я в этом не слишком разбираюсь, но он был очень похож на бриллиант. Наверняка такое кольцо стоит целое состояние, и я уже не говорю о том, что оно символизирует.


Вокруг замерли и, кажется, перестали дышать.

Я несколько секунд держала конфету в руке, не решаясь что-либо предпринять. А затем уронила её обратно и накрыла крышкой. Словно кольцо могло выскочить оттуда и само налезть мне на палец. Затем встала из-за стола и даже сделала шаг назад, чтобы находиться подальше от него.

– Вика? – в голосе мажора звучала растерянность.

– Макс, мы же договорились, что ты дашь мне время! – голос против воли дрожал, я была возмущена его коварством – ведь всё предусмотрел, специально же сделал это при свидетелях, чтобы я была покладистее и не запустила в него этими конфетами. – Ты обещал не давить на меня! И вот это ты называешь не давить?

Я обвела коллег, коробку на столе и самого замершего Макса рукой. Мы смотрели друг на друга. Он практически не моргал, стоял с застывшим лицом и опущенными руками.

В столовой повисла неестественная тишина.

Покачав головой, я вышла из кольца коллег и помчалась на улицу, мне нечем было дышать, не хватало воздуха.

47

На выставке было полно народу. Даже больше, чем в прошлом году.

Нам досталось весьма неплохое место – проходное, не в самом конце, но и не в начале, когда посетители проходят, не задерживаясь, разглядывая, что там впереди.

В этот раз наш стеллаж был выполнен в виде большой коробки шоколадных конфет «Виктория», в розетках которой лежали образцы продукции. Сырки тоже были представлены, вот только спрос на них был намного ниже.

И я злилась, как будто мы с мажором были не одной командой, а настоящими конкурентами. И в некоторой степени так и было. Ведь «Виктория» – это его работа, его детище, кроме всего прочего, сделанное за моей спиной. Но самое главное – Никитин преуспел. В то время как я провалилась.

Теперь я понимала, что приедь мы на выставку только с сырками, нас ожидал бы неминуемый провал. Нет, они тоже пользовались спросом, их тоже хвалили. Весьма сдержанно.

А вот «Виктория» была настоящей победой. Конфеты соответствовали своему имени. Каждый, кто пробовал, приходил в неминуемый восторг, начинал поздравлять Никитина, просил рекламный буклет. Мажора одолевали потенциальные покупатели. Причём, в основном это были женщины. Они напропалую кокетничали с ним, жеманничали и словно ненароком касались рукавов его пиджака.

Нет, разумеется, я не ревновала. Ни в коем случае. Просто было противно от того, что этот… шоколадный босс расточал каждой встречной-поперечной свои улыбки и обещания, напрочь игнорируя меня.

Вообще, после того неудачного предложения Никитин практически на меня не смотрел, заговаривал только по делу и старался обходить меня стороной, а задания передавал через Ленку или Галухина. Кажется, его гордость пострадала куда серьёзнее, чем можно было предположить. Мажор обиделся. Или всё же… отступился?

И глядя, как он флиртует с обступившими его женщинами, убеждая попробовать конфеты, рассказывает какую-то выдуманную историю их создания, я поняла – ревную. И очень сильно. Мне сводило скулы каждый раз, как Макс улыбался очередной женщине. Хотелось выцарапать глаза ему, ей, да всему миру. А ведь я сейчас могла бы носить его кольцо…

Чёрт! Всё-таки я крепко влипла. И совсем запуталась.

Мне нужен был перерыв. От этой навязчивой картины непрекращающейся раздачи визиток и расточения улыбок. Я шепнула тёте Маше, что пойду в туалет, и двинулась вдоль рядов наших конкурентов.

Шагах в десяти обернулась, надеясь, что мажор будет смотреть мне вслед, беспокоясь, куда я ушла, но он смотрел не на меня. Рядом с ним стояли две молодые женщины, в деловых, но весьма сексуальных костюмах. Обе опирались на его предплечья и с завороженными улыбками слушали то, что Никитин им рассказывал. Дальше смотреть я не стала.

Пошла вперёд, лишь бы подальше от нашего места, от мажора, от самой себя. Меня толкали, затем извинялись или шипели что-то о сонной корове, но мне было всё равно. Выставка утопала в обилии ярких обёрток, манящих ароматов и различных деликатесов. Но я даже ничего не попробовала. Не было аппетита. Не хотелось вообще ничего.

Я даже отринула возникшую было мысль попробовать наши конфеты. Эту дурацкую «Викторию», которая почти наверняка обеспечит Никитину победу на выставке. Ну или в крайнем случае – второе место. И вообще, уверена, что эти конфеты мне не понравятся. С некоторых пор терпеть не могу сладкое.

Я бесцельно бродила по рядам, раздумывая о том, как по-дурацки всё сложилось. Несмотря на обилие людей, мне было очень одиноко. Наверное, я чувствовала себя, как пёс Макса, которого пришлось запереть в гостиничном номере. Всю дорогу, пока мы спускались по лестнице, слышали его горестный вой.

Никитину пришлось сунуть денег администратору, чтобы нас не выселили из отеля.

Я решила ненадолго вернуться к стенду, а затем пойти в гостиницу. Проверю, как там Друг, раз его хозяин занят охмурением незнакомых дамочек.

Возле нашего стенда царило оживление. Оказывается, комиссия как раз добралась сюда. Я успела на поздравление Максима Сергеевича, которому жали руку и оглашали победителем ежегодной выставки. Председатель жюри что-то вещал о том, как важна преемственность, и что Никитин не посрамит своих славных предков на поприще шоколадной промышленности. Кажется, давно я не слышала столько ереси.

Мажору вручили диплом, какую-то награду из оргстекла с разноцветными лентами, его сфотографировали для областной газеты. Все кругом аплодировали, а я стояла в стороне. Глядела на Макса и думала, что нам с ним не по пути. Может, по возращении домой мне стоит поискать другую работу?

Или же… решиться? Смирить свою гордыню, жажду соперничества и принять тот факт, что мажор всегда будет первым номером, а я вторым. Говорят, женщина и должна подчиняться мужчине, быть мягкой, поддерживать его, вдохновлять.

У нас же с первых минут возникло жёсткое противостояние. Я думала, что мячик победы перекатывается из рук в руки, но просчиталась. Я побеждала лишь в отдельных сражениях, а Никитин выиграл войну. И станет выигрывать дальше.