Алина Кускова - Любовь со всеми удобствами

От неожиданности тот поперхнулся и проглотил окурок.

– Вот ведьма! – рассердился Карпатов, отплевываясь и хватая графин с водой. – Мало ее сжечь! – Окурок, хоть был и потушенным, но неприятно жег горло. Писатель принялся пить воду, заглотнул весь графин. Окурок благополучно пролетел в желудок или пищевод, куда именно, Карпатову уже было все равно, если уж не сразу в прямую кишку. Во рту писателя осталось неприятное табачное послевкусие, а в душе – гнев на ненормальную особу, травмировавшую его таким изощренным способом.

– Прекратите немедленно! – кричала ему Катерина, стоя на своей территории.

– А! – Карпатов отдышался и прищурил левый глаз, который у него внезапно задергался. – Решили меня добить?! Я до вас и не дотрагивался! Взгляды, – он поднял вверх длинный указательный палец, – не считаются, – и резанул им по воздуху.

– Я не знаю, на какую мерзость вы намекаете вместе со своей гляделкой, – сварливо заметила Катерина, – и что у вас там, – и указала на небо. – А цветочки, – она указала рукой вниз, – вы точно сожжете вместе с домом!

– Ах, так вам жалко цветочки?! – скривился в жуткой гримасе Карпатов. – Так это вы о них так печетесь, не давая добрым людям ни сна, ни отдыха.

– Ну, ну, – попыталась пойти на мировую Катерина, – ни сна, ни отдыха измученной душе! Не ваши ли строчки, господин писатель? Или вы уже плюнули на свое произведение? Не волнуйтесь, бедная Матрена с честью оплачет его преждевременную кончину.

– Да какое вам дело до моего произведения?! – возмутился писатель, осознавая, что в ее словах есть доля правды.

– Мне? Никакого! Просто когда вы чем-то заняты, то не торчите в окне. И вред от вас тогда происходит наименьший! – Она передернула плечами и отвернулась, давая понять соседу, что разговаривать с ним больше не собирается.

Такой пассаж сильно обидел Карпатова, и он себя не сдержал.

– Фифа! – бросил он ей практически в спину и сразу испуганно замолчал.

– Фифа?! – произнесла Катерина и остановилась. – Это я-то фифа?! – Она обернулась и уставилась на притихшего писателя. – Резидент!

– Ой, боюсь, боюсь! Сейчас она меня ужалит ядом! – несло Карпатова.

Катерина гордо подняла голову и пошла от него прочь, демонстрируя всем своим видом полное пренебрежение к этому, по ее мнению, негодяю и подлецу.

– Подумаешь, – разочарованно произнес Карпатов, задернул занавески и хлопнул себя по лбу. – Идиот! – Он принялся укорять себя в несдержанности – фифа была лишней. Но ведьму-то она стерпела? Кто этих баб разберет? То ей это не так, то ей то не этак!

Он спустился на кухню, открыл аптечку и принялся искать лекарство для желудка. Кололо еще в области сердца, но на это он махнул рукой. Лекарства не было. Содержимое аптечки уже год никто не менял. В принципе, в этом не было ничего странного, Карпатов заботами о лекарствах себя не утруждал. Раньше этим занималась Эмма, его бывшая жена, она часто жаловалась на боль в области груди, называя мужа черствым и бездушным, и запасала немыслимое количество таблеток. После того как они расстались, Карпатов выбросил их все до одной. Сейчас же, перебирая два пузырька с валерьянкой, чудом задержавшиеся в аптечке, он раздумывал, к кому ему лучше обратиться за помощью.

Совершенно не известно, как поведет себя окурок в его организме. До сегодняшнего дня глотать окурки Карпатову не доводилось. Возможно, придется к нему добавить какие-то пищеварительные ферменты, чтобы организм спокойно принял в себя остатки никотина и не убил его, как лошадь.

Но где их взять? Он прошел в спальню и выглянул в другой двор.

Там под сенью деревьев на лавочке в обнимку сидели двое: Карелина и толстый немец. Писатель пожал плечами, эти ушлые иноземцы не теряют времени даром. Вместо того чтобы заниматься тем, зачем они сюда приехали, эти двое охмуряют деревенских дам. Пройдохи, оккупанты! А ему, соседу, попавшему в затруднительное положение, даже не к кому сходить за пищевыми добавками! Заикнись он Карелиной о помощи, так она взбеленится, как Синеглазка. И неизвестно еще, чем все это закончится.

Карпатов вздохнул, на его глазах деградируют красивые одинокие бабы, у которых в нашей стране столько возможностей и выбора! Он вернулся к столу, сел и написал с ходу целый лист умозаключений на тему межполовых отношений, после чего откинулся на стуле и почувствовал резь в желудке. С никотином шутить нельзя, недаром от него загибаются кони.

Карпатов на всякий случай выглянул в окно, Синеглазка спровадила своего немца и собиралась за водой. Писатель усмехнулся и поспешил к колодцу. Нет, он не собирался ей помогать тащить тяжелые ведра, с него хватит! Пусть тащит одна, пусть поймет, какого ценного помощника она потеряла в его лице. Пусть прочувствует все, до последней капли пота.

– Анна! Спасайте меня! – К Шкарпеткиным во двор влетел писатель, державшийся за живот и прыгающий, как резиновый мячик, которому веселые ребята дали завидное ускорение. – Умираю! Она меня отравила!

– Кто? – всполошилась Анюта и заинтересованно уставилась на Карпатова, вместо того чтобы бежать за таблетками.

– Она! Синеглазка! – горячо прошептал писатель и упал на скамейку во дворе.

– Синеглазка – это сорт раннего картофеля, – справедливо рассудила Анюта, – значит, вас отравили картошкой? Очень интересно. Первый случай в моей практике, чтобы люди травились картошкой.

– Какой случай? Какая практика?! Анюта, давайте, тащите какие-нибудь таблетки, жжет. И это не картошка, а ваша приятельница, которую мне приспичило спасти. Уж лучше б я с ней не связывался, горько-то как во рту.

– Это не картошка, а Катерина? – медленно переспросила Анюта. Писатель нетерпеливо кивнул. – Вы что, вместо картошки съели Катерину и оттого вашему рту сделалось горько?!

– Я?! И это я ел?! Это она меня поедом съедала! И горько сделалось моей душе. Давайте, Анюта, что-нибудь для желудка, или я загнусь здесь у ваших ног.

– У моих ног? Боже мой! – Анюта испугалась, скоро должен был прийти Семен. Неужели на мужчин так действует ее распухшая задняя часть в цветастой юбке? Вот так кураж!

– Я не смогу обеспечить ваши потребности, «Казанова». – Она с улыбкой толкнула несчастного в бок, и тот от удивления чуть не свалился со скамейки. – Я мужняя жена, между прочим.

– Ну и что?! – продолжал просить помощи Карпатов. – Представьте, что такое могло произойти с вашим мужем!

– Представить, что он съел Катерину? – тупо переспросила Анюта с сомнением.

– Представьте, что из-за вашей Катерины он проглотил окурок! – простонал тот и закрыл глаза.

– Зачем это Семену глотать окурки? Он их в цветочных горшках тушит и там же складывает.

– Правильно, Анюта, все нормальные люди так и делают. А те, которые нормальнее нормальных, стряхивают пепел в цветы в палисаднике. Но среди нормальных попадется одна ненормальная, и все! Окурок в желудке!

– Я что-то про ненормальных нормальных как-то не очень поняла, – призналась Анюта.

– Главное, госпожа Шкарпеткина, – загибаясь от мучений и накатывающего на него приступа хохота, сказал Карпатов, – чтобы вы правильно поняли, в какой желудок попал этот гнусный окурок.

– В какой? – заинтересовалась Анюта.

– В мой! В мой желудок попал окурок, который я проглотил из-за вашей подруги Катерины.

– Так бы сразу и сказал, – вздохнула с облегчением Анюта, – а то – представь Семена с окурком! Как будто я его без окурка когда-нибудь видела, он даже в постели курит, ирод табачный. – Она внимательно оглядела писателя и направилась в дом. – Пей! – Анюта сунула ему в руки бидон с молоком. – Пей, сколько влезет, хорошенько пей.

– Правильно, – обрадовался Карпатов, – как я сразу не подумал, что молоко служит противоядием.

Он схватил бидон и принялся пить. В его отравленный никотином желудок влезло два литра. Карпатов откинулся на скамейке и довольно вытер губы.

– Хорошее молоко, холодненькое, – сказал он. – Прямо из холодильника?

– Не, – Анюта отрицательно покачала головой, – из погреба. Но оно и там хорошо охлаждается. Я бабкиным методом действую.

– Это каким же? – роясь в кармане в поисках сигареты, поинтересовался писатель, которому значительно полегчало.

– Кладу лягушку в бидон с молоком, – невозмутимо поделилась Анюта, – и жду. Она там сидит, молоко через себя перерабатывает и охлаждает.

– И ты мне… – Карпатов явственно ощутил позыв к рвотному рефлексу, – дала молоко с лягушкой?!

– Ну, что ты, милок, лягушку-то я вытащила, она мне еще пригодится.

– А! А! – закричал писатель, хватаясь за горло и озираясь в поисках отхожего места.

– Городские такие хлипкие и на желудок, и на нервы, – Анюта проводила писателя насмешливым взглядом. – А доверчивые-то, доверчивые, всяким сказкам верят. Как будто мы деревня темная и холодильниками пользоваться не умеем.

– Ну, что? Освободил желудок от окурка с молоком? – Анюта подала побледневшему Карпатову полотенце и направила к умывальнику. – Всего делов-то. Уж не знаю, какое молоко противоядие, а вот рвотное – отличное. Зубы дома почисть, мало ли, целоваться придется, – брякнула она, не подумав.

– Ни за что! – взбеленился писатель. – Никогда! Только через мой труп!

– Ну, с трупом целоваться – удовольствия мало, уж лучше с бревном.

Карпатов застонал от горьких воспоминаний и опустился на скамейку.

Катерина с тревогой ждала вечера, ведь Захар пообещал прийти к ней, совершенно ясно, что не для чтения романа под трепетное волнение свечей. Она сумела бы воспротивиться любому нахалу, но случилось так, что именно этот ей нравился. Что-то непонятное будил он в ее душе своими наглыми взглядами и требовательными прикосновениями. К тому же в последнее время он настолько себя сдерживал и обращался с Катериной вполне целомудренно. В общем, настоящий сердцеед в обличии неземного красавца.

Катерина всегда сторонилась красавцев, они казались ей бездушными эгоистами, думающими только о себе. Впрочем, такие ей и попадались, хотя и в чрезвычайно небольшом количестве. Был один Виктор Спевкин, хороший знакомый ее знакомых, которые их и познакомили. Они сходили на единственное свидание, после которого Катерина узнала, что Виктор лег на операцию по смене пола. Потрясение от того, что это она виновата в такой резкой перемене, долго не покидало бедную женщину. Но у знакомых все-таки проснулась совесть, и они рассказали ей, что Спевкин давно подумывал о том, как бы превратиться в высокую, стройную, голубоглазую даму. Для этого их, собственно, и познакомили, то есть для того, чтобы он влюбился в Катерину и забыл о своем превращении. Но результат вышел противоположный. После общения с Катериной Спевкин принял решение не медлить. И обыкновенный красавец стал необыкновенной красавицей.

В то, что Захар попытается изменить свой пол, Катерина, конечно же, не верила. Но в собственных силах сомневалась. Сомневалась она и в своих чувствах к деревенскому мачо. Зато была уверена в том, что Захар ее нисколько не любит, а собирается использовать, и, увы, не только по чисто женскому назначению. Но Катерину тянуло к нему какой-то непреодолимой силой, отбрыкаться от которой было чрезвычайно трудно. Захар наверняка это почувствовал и решил воспользоваться ее слабостью. Для того чтобы лишний раз с ним не встречаться, Катерина пошла на ужин к Шкарпеткиным, благо что ее пригласил сам хмурый Семен, не жалующий незваных гостей.

Анюта возилась на кухне.

– Капуста? – заинтересованно спросил Семен, прорываясь к казану, который жена достала из печи. – А морковный салат будет?!

– Ну его, – отмахнулась Анюта. – От этих салатов одна морока. Я плов приготовила такой, что вы пальчики оближете. По особенному рецепту, от одного таджикского дизайнера, который у нас в деревне прошлым летом жил. Все дело – в рисе, мясо, овощи – второстепенные продукты в плове. Главное, рис хорошенько просушить! – Она открыла крышку казана, и оттуда пошел такой вкусный запах, что Катерина сглотнула слюну, а Семен подавился собственным языком.

– Диеты не для меня, – призналась Анюта, раскладывая плов по тарелкам. – Я от них пухну.

– Да кто тебе только сказал, что от диет пухнут?! – начала было возмущаться Катерина, но поймала на себе злющий взгляд Семена. – Впрочем, с некоторыми бывает, – тут же закруглила она разговор на эту болезненную для Шкарпеткиных тему.

– Перед тобой как раз писатель прибегал, – принялась рассказывать Катерине Анюта, когда с ужином было покончено и довольный Семен, придерживая свой живот, отправился в комнату к телевизору.

– Зачем? – с напускным безразличием спросила Катерина.

– На тебя жаловаться, – усмехнулась Анюта. – Он проглотил сигарету по твоей вине. Еле его молоком отпоила, чтобы он от никотина не загнулся.

– Сигарету проглотил?! – опешила Катерина. – А я-то здесь при чем? Я ему сигарету в рот не запихивала. Я вообще к нему не подходила. Просто попросила его пепел на цветы не стряхивать.