– Ты настоящая подруга, вот ты кто, киска, – сказала рыжеголовая, благодарно глядя на Инес. – Еще никто не дарил мне ничего подобного, если не считать тех случаев, когда мне приходилось отдаваться, чтобы получить это, если ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду. Спасибо, Инес, мне действительно очень приятно.

Инес улыбнулась. Стелла была ее первой настоящей подругой, и она очень ценила эту дружбу.

– Кстати, детка, я как раз собиралась попросить его у тебя. – Надев новое платье, Стелла любовалась своим отражением. – Кстати, а что ты делаешь для себя?

– Что ты имеешь в виду?

– Я про умение найти подход к мужчине и про то, чтобы обзавестись семьей. Ты что-нибудь делаешь для этого?

– Ну, в общем-то, нет, – Инес покраснела. – Ив все время говорит, что я еще слишком молода, чтобы иметь ребенка, так что мне остается только надеяться, что…

– Ты маленькая дуреха, – рассердилась Стелла, – Ив, оказывается, еще больший подонок, чем я могла себе представить. Ну ладно, сейчас у меня свидание с доктором Райтом на Уэймаус-стрит, и это на сегодняшнее утро самое главное. Мы подберем тебе хорошую старую датскую «шляпу».

Когда Стелла и Инес не были заняты с клиентами, они проводили время вместе.

Инес учила рыжую англичанку шить на своей старой зингеровской машинке. Часто после обеда они жадно рассматривали журналы мод, выбирая новые стильные модели, чтобы потом скопировать их.

Под руководством Стеллы Инес научилась всем тонкостям макияжа. Как уложить волосы с помощью трех булавок и небольшого количества клея, где найти драгоценную краску, чтобы перекрашивать свои светлые волосы в темный цвет, который она теперь предпочитала. Она научилась шутить и петь, потому что Стелла была по натуре очень веселой и любила напевать те песни, которые слышала по радио. Стелла знала все популярные песенки и учила Инес самым модным из них. Она научила ее танцевать конгу, румбу, джиттербарг и даже ламбетвок. Безумно визжа и смеясь, они танцевали эти танцы под старый граммофон Стеллы.

Они часто ходили вместе в кино на Лестер-сквер, где смотрели голливудские мюзиклы, которые штамповались на потребу публики, жаждавшей легких развлечений.

Иногда, гуляя, они глазели на витрины Оксфорд-стрит и Бонд-стрит, восхищаясь дорогими вещами, которые были им не по карману.

Здесь, в Лондоне, Инес тоже очень нуждалась в настоящей подруге. С тех пор как убили Жаннетт, ей было не с кем поговорить по душам и помечтать. Стелла была ей как добрая старшая сестра, она делала жизнь веселее.

Но со временем близкие, теплые отношения со Стеллой изменились. Она вдруг перестала ходить с ней по магазинам, у нее не стало времени на задушевные беседы с Инес о жизни, а ведь Инес так нуждалась в них.

Стелла говорила, что ужасно занята с клиентами, которые приходили к ней после обеда, Инес же работала в основном по вечерам, и они постепенно отдалились друг от друга.

– Ив, Ив, дорогой, – позвала возбужденно Инес, открыв дверь квартиры, – я уже дома.

Она была счастлива. Скучный уик-энд в загородном имении виконта, с бесконечным хихиканьем и шлепками, внезапно закончился: пришла телеграмма, извещавшая, что ужасно строгая мамаша виконта на день раньше возвращается из своей поездки в Шотландию. Бенджи ужасно разволновался. Как сумасшедший, он впихнул Инес в «бентли», довез до станции Годэлминг и посадил в лондонский поезд, чмокнув ее в щечку и сунув в сумку толстую пачку ярко-белых пятифунтовых банкнот.

Она что-то мурлыкала себе под нос, войдя в прихожую. Было два часа дня, воскресенье, и у нее впереди был прекрасный летний день, который они проведут с Ивом.

– Дорогой, – крикнула она, поставив чемодан и направляясь к спальне через гостиную, – я дома. Ну-ка, подымайся, лентяй. Я сегодня отдыхаю от моего лорда, а это… – она осеклась, открыв дверь спальни: мирно обнявшись, как котята в лукошке, в постели спали два чело века.

Она не видела лица девушки, только длинные ярко-рыжие волосы, разметавшиеся по искусно вышитой льняной наволочке Инес; белая в веснушках рука лежала на плече мужчины, как будто это была ее собственность. У Инес что-то екнуло внутри, стали подкашиваться ноги.

Ее бурное дыхание разбудило спящих.

– О Боже! – Мрачно пробормотала Стелла, подбирая с пола прозрачный халат из черного шифона. – Надо ж было так вляпаться! Прости, дорогуша, ты понимаешь, как это… Мне действительно жаль. – Она исчезла в ванной, и Инес услышала звук льющейся воды. У нее было такое чувство, что ее со всей силы ударили под дых, и сердце разбилось на куски.

Ив совершенно спокойно взял сигарету и закурил. Небрежно зажав ее в уголке рта, он закинул руки за голову и бесстрастно посмотрел на Инес. Дым от сигареты окутывал его темные кудрявые волосы. Он прищурился, и Инес не могла понять, что творится у него в душе.

– Почему ты не сказала мне, когда вернешься?

– Я думала, ты любишь меня, Ив, – ее душили слезы, – как ты мог так поступить? Да еще со Стеллой, моей лучшей подругой, как ты мог?

– Дорогая, я действительно люблю тебя… действительно… Я на самом деле люблю тебя. – Он затянулся сигаретой, подыскивая слова. – Я люблю тебя, как… друга… как сестру… как мою собственную дочь.

– Что ты такое говоришь? – Инес была ошеломлена. – Вряд ли то, чем мы с тобой занимались, похоже на отношения между братом и сестрой.

– Я знаю, знаю. Послушай, Инес, я скажу тебе правду. Думаю, ты понимаешь, в жизни ведь всякое случается. C'est la vie. – Его голос звучал тихо и искренне. Он совершенно не выглядел виноватым, не чувствовал угрызений совести, был очень спокоен и сосредоточен.

Глядя на единственного мужчину, которого она любила в своей жизни, Инес медленно опустилась в кресло у кровати. Ее бедное сердце бешено колотилось. Ей стало плохо.

– Я знаю, тебе будет тяжело, Инес, но четыре года – слишком долгий срок для такого мужчины, как я, мне трудно быть с одной женщиной. Думаю, я многому научил тебя, я люблю тебя, дорогая. Но должен признать, что в последнее время моя любовь была скорее… ну, отеческой…

– Нет! – закричала Инес. – Нет, Ив, это неправда, зачем ты так говоришь?

– Я бросаю тебя, – решительно сказал он, – я должен так поступить. Я собирался сказать тебе об этом на следующей неделе. Я собираюсь в Париж. Я хочу вернуться. – Он сделал паузу, глубоко затянувшись своей «Голуаз». – И я беру с собой Стеллу.

– Стеллу? Ты едешь со Стеллой? – Инес с трудом говорила от боли и шока. – Почему? Почему с ней? Ты ее любишь?

– Нет, – ответил он, прищурившись, – вовсе нет. Любить, это слишком для меня, Инес. И ты это знаешь.

Конечно, сейчас это, э-э, не братское чувство. Думаю, Стелла хорошо устроится в Париже. Теперь, когда оккупация кончилась, у нее там будет много работы. А тебе сейчас неплохо здесь, у тебя хорошие клиенты, ты добьешься еще большего успеха, заработаешь много денег. Я тебе больше не нужен.

– Нужен, – рыдала она, – ты мне нужен. На свете нет никого, к кому бы я относилась так, как к тебе… и никогда не будет.

– Найдешь себе кого-нибудь, – холодно ответил он. – Такая девочка, как ты, легко найдет себе нового мужчину.

– Ты ублюдок, ты изменил мне, Ив. Я любила тебя. Как ты мог так поступить со мной, изменить с этой… тварью?

У нее началась истерика. Мысль о том, что Ив больше не принадлежит ей, была невыносима. Этого не может быть, ведь в нем смысл ее жизни.

Вода в ванной перестала литься. Инес знала, что Стелла, скорее всего, подслушивает у дверей. Стелла, ее лучшая подруга! Инес переполняли боль, ярость и горе. Внезапно на нее нахлынули воспоминания об убитом итальянском генерале. Она вдруг пожалела, что у нее нет сейчас такого же лезвия, чтобы полоснуть им по горлу Иву и Стелле, убить их обоих, так сильна была боль в ее сердце.

– Ив, о господи, Ив, – в отчаянии рыдала она, – сегодня ты разбил мое сердце, как будто грохнул его об пол со всего размаху. Ты уничтожил меня, Ив, меня больше нет. – Слезы снова навернулись на глаза, но она сдержалась, пытаясь не расплакаться.

– Послушай меня, Инес… Я всегда считал, что ты должна устроить свою жизнь. Но я для этого не подхожу. Тебе будет гораздо лучше без меня, дорогая, я в этом уверен. Ты молодая, красивая, слишком красивая, чтобы оставаться «ночной бабочкой». Начни новую жизнь. Найди себе хорошего человека, не сутенера и не «мальчика». Кого-нибудь, кто действительно будет тебя любить, а я не тот, кто тебе нужен.

Инес не отрываясь смотрела на него.

– Тот, – всхлипывала она, – тот. Ив, ты все, что у меня есть, ты все, что у меня когда-либо было. Все, что я хочу.

– Прекрати, Инес, прекрати, пожалуйста, дорогая. Все кончено, неужели ты не понимаешь? Где твоя гордость? Между нами все кончено, пойми это.

– Я ухожу, – в отчаянии сказала она, вцепившись в волосы, – а когда вернусь, то надеюсь, что ты и эта… эта… рыжая проститутка, – она вложила в это слово все свое презрение, ее голос дрожал, она отчаянно старалась сдержать слезы, – уберетесь.

– Дорогая, прости…

– Прощай, Ив, – сказала Инес слабым тихим голосом, – желаю тебе удачи в Париже.

Она вышла из комнаты с высоко поднятой головой, пытаясь сохранить жалкие остатки гордости, горло перехватили с трудом сдерживаемые рыдания. Ей еще не было и девятнадцати, а она снова осталась абсолютно одна в этом мире.

После того как Ив и Стелла уехали в Париж, Инес проплакала несколько дней. Она то колотила в бессильной ярости подушку, то выкрикивала в бессонные ночи имя Ива. Но она была молода и жизнерадостна, ярость и отчаянные рыдания отступили, и она снова стала принимать клиентов. В конце концов, это был единственный способ заработать на жизнь, а жизнь в военном Лондоне была очень дорогой. Она ходила в ночные клубы, джаз-клубы, бары и рестораны, надеясь встретить мужчину, к которому смогла бы испытать хоть какое-нибудь чувство. Она хотела влюбиться и покончить с проституцией, пока не стало слишком поздно.

Она вышла на панель в четырнадцать лет и, хотя для нее это не имело никакого значения, со временем стала испытывать к мужчинам все большее презрение. Она испытывала отвращение, когда они лапали ее, ненависть, когда приходилось делать минет. Она была такой искушенной в эротических играх, что клиенты были от нее просто без ума. Она ненавидела такой секс и постепенно начала ненавидеть всех мужчин.

Ей хотелось найти стоящего человека, начать нормальную жизнь, выйти замуж. Она хотела, чтобы у нее была семья, которой она отдала бы все свое внимание и любовь, то, чего она никогда не получала от своей матери. Она хотела стать обыкновенной женщиной.

Проходили недели и месяцы, а Инес по-прежнему ждала того неуловимого, что называют любовью. Она понимала: чтобы такой мужчина появился, она должна стать достойной его.

И Инес занялась собой. Каждое утро она делала зарядку, открыв окно и вдыхая запах Пастушьего рынка. Потом медитировала: она научилась этому, читая древнюю индийскую книгу. Она старалась забыть о клиентах, об их развращенности и причудах, пыталась сохранить ясность мысли. Инес стала ходить в церковь, где молилась о своей душе и душах тех мужчин, которые ею пользовались. Она нашла глубокий смысл и успокоение в учении Христа и в «Откровениях» и верила, что однажды ей все-таки удастся сбросить мерзкую кожу проститутки и вернуться в человеческое сообщество.

Почти всю вторую половину дня она проводила в библиотеках и музеях, восхищаясь произведениями великих мастеров. Инес жадно читала книги по философии, религии, истории искусств, ходила в театры, оперу и на концерты. Она внимательно читала газеты и начала так хорошо разбираться в текущих событиях и международной политике, что смогла на равных разговаривать со своими клиентами. К своему глубокому удивлению, они вдруг обнаружили, что ум этой девки так же привлекает их, как лицо, тело и невероятная изощренность в любви.

Иногда они так увлекались обсуждением проблем буддизма, чтением стихов или картиной молодого неизвестного художника, что клиент забывал о первоначальной цели своего визита. Потягивая сухой херес, они вели ожесточенные споры до самой поздней ночи.

Инес была довольна собой. Исчезла испуганная девочка-проститутка, которая не знала ничего, кроме мужских желаний. Родилась умная, красивая и образованная женщина, которой мог бы гордиться любой мужчина.

Глава 11

Лондон, 1945 год

Наконец-то все кончилось. Шесть долгих кровавых лет ада войны закончились теплым майским вечером. Казалось, весь Лондон был в этот день на Трафальгарской площади, празднуя капитуляцию Германии.

Но больше всех радовались Фиби и Джулиан, потому что для них это был двойной праздник. В прошлые выходные они наконец-то поженились в магистрате Кэкстона. Джулиан не хотел этого, но Фиби была беременна, и он повел себя как джентльмен.

Теперь, вместе с тысячами других охваченных весельем людей, они танцевали, смеялись и с радостными криками бегали вокруг фонтанов на площади. Ослепительные разрывы фейерверка освещали небо, опьяненные восторгом победы люди пели «Правь, Британия», «Боже, храни короля» и другие патриотические песни. Гуляющие группами французские моряки в натянутых до бровей беретах с помпонами распевали «Марсельезу», с трудом удерживаясь на ногах.