Олимпия Макополис была душевной, по-матерински доброй и спокойной женщиной, такой же, как все женщины Гидры. С ней Электра сразу же почувствовала себя как дома. Несмотря на состояние и положение ее мужа в Голливуде, миссис Макополис настояла на том, чтобы самой все приготовить, и сейчас на длинном обеденном столе стояли всеми любимые национальные блюда. Разнообразные овощные салаты, рыбные блюда под соусами, виноградные листья с рисом и мясом, нежная ягнятина с баклажанами, сочный салат-латук, посыпанный маленькими, в форме кубиков, кусочками козьего сыра, перемешанного с овощами, баклажанами и маслом, свежевыпеченный хлеб, аромат которого смешивался с запахом чеснока, это был специальный острый соус, такой пахучий, что считалось неприличным есть его перед выходом из дому, если, конечно, его не ели все окружающие. Кувшины с охлажденным белым вином ставили на стол как раз в тот самый момент, когда Олимпия услышала скрип колес лимузина на гравиевых дорожках.

– Добро пожаловать, моя дорогая Электра. Я так рада, наконец, увидеть доченьку моей золовки, – сказала старая гречанка, тепло обнимая Электру и чувствуя мгновенно возникшую любовь к этой робкой девушке. – Проходи, проходи, мы сядем за стол прямо сейчас, ты, должно быть, сильно проголодалась, – Она одобрительно посмотрела на пышную фигуру Электры, ее полную грудь. Электра была совершенно не похожа на худенькую, стройненькую и очень милую Вики Золотос, ее племянницу, которая стала уже американкой до мозга костей.

– Вики, это Электра, моя жена, – гордо сказал Николас.

– Ужасно рада встретиться с тобой, дорогая. Ники о тебе так много говорил, – тараторила Вики. Ее блестящие светлые волосы, подстриженные «под мальчика», зеленый габардиновый костюм, туго перетянутый ремнем, и маленькая шапочка в тон, надвинутая на глаза восхитительного бирюзового цвета, все это напомнило Электре модную вклейку из журнала «Вог».

Электра притихла. Она не поняла ни одного сказанного Вики слова, хотя Ники, чувствующий себя вполне уверенно, быстро их ей перевел.

– Вики тоже работает в отделе корреспонденции на студии, – быстро сказал он. – Ее отец работает в личной охране дяди Спироса. Она только что закончила университет. Мама у нее гречанка, она двоюродная сестра дяди Спироса. Вики помогает мне учить английский, и мы оба рабы киностудии, на так ли, Вики? – Он доверительно улыбнулся красивой девушке, рядом с которой Электра чувствовала себя грубой, неприметной и старомодной. Длинная шерстяная юбка, грубые фильдеперсовые чулки Электры и ее ужасные башмаки – все это не шло ни в какое сравнение с обтянутыми тонкими нейлоновыми чулками ножками этой американской красавицы, ее скульптурной грудью и умело накрашенным лицом. И хотя Электра знала, что они ровесницы, рядом с Вики она чувствовала себя ужасно некрасивой и несуразной.

Олимпия жила в Калифорнии уже тридцать лет, но в душе оставалась простой греческой женщиной. Вид Электры, такой маленькой, напуганной и подавленной всей этой роскошью чужого мира, напомнил ей себя, какой она была тридцать лет назад, и Олимпия твердо решила помочь этой малышке побыстрее адаптироваться к американскому образу жизни.

Гораздо позже, ночью, когда Николас нежно раздел жену, ласково нашептывая ей страстные слова на родном языке, Электра почувствовала, что наконец ее напряжение начинает спадать. Утомленные мышцы постепенно расслабились, пока чувственные пальцы мужа мягко ласкали ее тело. Руки Николаса нежно гладили ее грудь, а пальцы мягко, как крылья бабочки, касались сосков, заставляя ее буквально задыхаться от удовольствия. Николас, ее муж, единственный мужчина в ее жизни и единственный, кого она вообще любила, по-прежнему принадлежал ей. Он любил ее. Теперь ей нечего было бояться в Америке.

Николас Станополис, обладая природной способностью к языкам, на удивление быстро выучил английский. Теперь он мог не только читать и писать, почти не делая ошибок, но и болтать на американском сленге, что было совершенно необходимо в кинобизнесе.

Однако для Электры стало мукой привыкать к этой жизни. Ее смущало все: язык, бешеный темп жизни в Лос-Анджелесе, автомобили и самолеты, которые мешали ей спать. Казалось, что вся кухонная утварь попала сюда с другой планеты, а супермаркеты наводили на нее ужас. Она чувствовала себя глупой, тупой, абсолютно чужой в этом мире.

Несмотря на настойчивую помощь Олимпии, несмотря на то, что красивая, яркая и веселая Вики приходила обедать несколько раз в неделю, чтобы помочь ей с английским, Электра никак не могла запомнить больше нескольких слов. Она в отчаянии углублялась во фразеологические словари, читала журналы и газеты, но ее мозг, измученный попытками совладать с электрической плитой, стиральной машиной и холодильником, приготовить что-нибудь из консервов или незнакомых ей замороженных продуктов, просто не мог справиться с английским. Николас, Вики и Олимпия требовали, чтобы она слушала новости, спектакли и радиопередачи, но английский язык так и оставался для нее иностранным. Она храбро ходила в громадный супермаркет «Фуд Джаент», расположенный на Кэнон-драйв, в котором она по настоянию Олимпии делала покупки. Сколько раз, везя тележку с покупками по бесконечным проходам между высокими грудами красочных товаров, о которых она раньше никогда и не слышала, Электра сталкивалась с самоуверенными сильными женщинами в тонких спортивных платьях, с накрашенными лицами и перманентом под задорными шляпками. Электра не могла даже подумать о том, чтобы купить себе новую одежду, хотя Ник уже спрашивал ее, когда она сменит свои немодные наряды.

– Почему бы тебе не купить несколько новых платьев, милая? – спросил он ее однажды вечером и скривился, увидев подгоревшие биточки и баклажанные крокеты, которые она хотела приготовить как можно лучше на этой непонятной современной плите. – Мы можем себе это позволить. Я сейчас хорошо зарабатываю.

Они сидели за ярко-желтым кухонным столом в одном из многочисленных маленьких бунгало, которые Спирос снимал для своих близких. Все большое семейство Макополисов жило на территории, которая граничила с его имением. Вики Золотос вместе со своей двоюродной сестрой жила в одном бунгало, Олимпия и три сестры в другом, а тетя и дядя Спироса прямо по соседству с ними. К огромному сожалению Электры, у всех этих греческих иммигрантов, кажется, не было никаких проблем с английским. Они свободно болтали, переходя с английского на греческий с легкостью людей, усвоивших обе культуры.

Николас прилип к радио, слушая Джека Бенни и смеясь над его шутками до тех пор, пока из глаз у пего не хлынули слезы. В это время Электра молча раскладывала крутые подгоревшие биточки по тарелкам.

– Ты их так хорошо готовила на Гидре, – сказал он во время рекламной паузы. – Что случилось?

– Прости, – чуть не плача пробормотала Электра. – Я просто не могу научиться готовить на этой плите.

Николас взял еще один биточек и поморщился.

– Ты должна привыкнуть к этому миру, Электра. Сейчас сорок шестой год, война закончилась, все возвращаются назад, и каждый человек в Америке сейчас борется за работу, за положение – за все. Тебе тоже придется бороться, Электра, ты должна попытаться.

– Я не могу. – Она тяжело опустилась на стул и, уронив голову на руки, разрыдалась. – Я не могу учить английский, я не могу готовить на этой печке, я не могу привыкнуть, Николас. Я чужая в Америке. Я хочу домой, назад, на Гидру. Туда, откуда я родом.

Николас с сочувствием погладил ее по голове. Он очень любил Электру, но не мог не замечать, что она похожа на простую крестьянку по сравнению с теми эффектными женщинами, которых он ежедневно встречал на студии. Вики все время заигрывала с ним в той милой и ласковой манере, которая, казалось, была присуща всем американским девушкам. Она ему нравилась. Он ей тоже, так почему бы и нет? В конце концов, она приходилась ему двоюродной сестрой, хотя это и была седьмая вода на киселе.

– Постарайся, Электра, пожалуйста, постарайся, ради меня, – сказал он, возвращаясь к радио, откуда уже звучали новые шуточки Джека Бенни и Рочестера.

– Я попробую, Нико, – в отчаянии плакала Электра. – Я попробую, но не думаю, что у меня что-нибудь получится. У меня нет слуха.

– Ты должна быть настойчивой и больше заниматься, – жестко сказал Ник. – Ты должна, Электра, для нас, для нашей семьи. Наше будущее здесь, в Америке, в Голливуде, с этими людьми. Когда-нибудь я стану директором, Спирос обещал мне это. Я стану главным директором. Все наше будущее здесь, Электра, и мы никогда не вернемся в Грецию. Никогда!

Электра кивала головой, пытаясь сдержать льющиеся ручьем слезы.

– Я знаю, – горько произнесла она, думая о горах, о море и своем красивом острове. Она чувствовала, как к горлу подкатывает большой ком, а на сердце становится невыносимо тяжело, и поняла, что теперь они, наверное, никогда уже не увидят Гидру. – Я попробую, – прошептала она, – я буду очень стараться, Николас.

И она старалась. Каждый день она часами учила английский. Олимпия была для нее как мать, а Вики если и не походила на старшую сестру, то, по крайней мере, помогала ей разобраться с гардеробом.

– Тебе бы выбросить все это старье, малышка, – настаивала она. – Ты выглядишь ужасно старомодно. Пора наверстывать упущенное. – И она потащила Электру в «Сакс», чтобы одеть ее по-новому, хотя Электра протестовала, говоря, что они просто не могут позволить себе покупать тайне дорогие вещи. Но Вики не обращала на это никакого внимания, и они вернулись из этого похода по магазинам увешанные коробками и пакетами, в которых были чудесные хлопчатобумажные платья спортивного покроя и тонкие итальянские чулочки. Электра поклялась, что не будет носить их, они слишком нескромные.

Вики со смехом возражала ей:

– Детка, когда здесь станет жарко, тебе придется ходить в шортиках, сама будешь удивляться, как ты могла когда-то носить эти длинные черные юбки, в которых ходят только старые ворчливые бабки.

Спустя много времени Электре все-таки удалось научиться английскому, правда, говоря по-английски, она всегда чувствовала себя неуютно. Она все еще очень тосковала по родине, когда читала греческие газеты и журналы, регулярно присылаемые Олимпии Макополис. Она так и не завела друзей среди американцев, предпочитая общение с тетушкой Олимпией и ее тремя сестрами. Но она боготворила своего мужа, для нее он был царь и бог.

Вики, из которой энергия била ключом, пугала Электру своей манерой одеваться, блестящими волосами и быстрой речью. Электре казалось, что с ней она никогда не будет чувствовать себя свободно. Она чувствовала себя одиноко, когда Николас и Вики часами болтали о кино, делясь сплетнями и шутками и говоря на жаргоне, что, казалось, не составляло для них никакого труда.

Электра почувствовала себя по-настоящему счастливой только тогда, когда через год после приезда в Америку у нее родился очаровательный малыш. Теперь она оказалась в своей стихии, полностью отдавшись заботам о маленьком Алексисе, не доверяя никаким няням и сиделкам, которых ей рекомендовали Олимпия и Вики. К огромному удивлению Вики, Электра продолжала кормить малыша грудью даже после года, когда была уже беременна вторым ребенком.

Я никогда не стану американкой, особенно теперь, когда надо присматривать за моими маленькими, думала Электра, разглядывая свое отражение в стоящем на столе зеркале. У нее не было времени, чтобы сходить в парикмахерскую или торчать после обеда в «Саксе» или «Мэгнине». В этом маленьком бунгало она была по-настоящему счастлива со своими любимыми детьми и обожаемым мужем, который, к сожалению, появлялся там не так часто, как ей бы того хотелось. Его все больше и больше увлекала работа на киностудии, и, хотя он был хорошим мужем и любящим отцом, Электра знала, что скоро самым главным в его жизни станет работа.

Электра проснулась от того, что ей нечем стало дышать. Она задыхалась, ловя ртом воздух. В спальне была кромешная тьма, чьи-то сильные руки тисками сжимали ей горло, пытаясь лишить жизни. Тот, кто душил ее, был прямо над ней, гибкие пальцы плотно обхватили ее шею, чтобы она не смогла проснуться, и Электра поняла, что через несколько секунд этот маньяк убьет ее. Она попыталась позвать на помощь, но у нее ничего не получалось. Где Николас? Куда он делся? И как этот незваный гость пробрался в спальню?

Электра боролась за свою жизнь, не слыша ничего, кроме тяжелого дыхания своего противника. Она понимала, что ей надо попасть ему в глаза, пока она окончательно не потеряла сознание, но его сильное тело крепко придавило ее к постели. Она из последних сил ткнула наугад туда, где, по ее мнению, должны были быть его глаза, и услышала его жуткий крик.

– Ублюдок. Тварь недоношенная, свинья. Теперь ты у меня в руках, и сейчас я убью тебя.

Электра в панике услышала голос своего мужа, который выкрикивал эти ужасные проклятия. Николас пытался ее убить. О, Боже мой, подумала Электра, почти теряя сознание. Боже, нет. Как он может? Ее добрый, нежный Николас. Он сошел с ума! Она попыталась что-то слабо выкрикнуть, но поняла, что совершенно обессилела. Электра умирала. Умирала от руки своего собственного мужа, человека, которого она так любила. Она почувствовала, что последняя ниточка вот-вот оборвется…