– Мама, папа, что вы делаете?

Ночник, горевший в коридоре, в спальне неожиданно высветил стоящего у двери в одной пижаме маленького Алексиса, глаза которого были широко раскрыты от ужаса: он смотрел па отца, сидящего верхом на матери и сжимающего ее горло руками.

– Нет, папа, нет, – закричал мальчик и, подбежав к кровати, стал изо всех сил толкать отца.

Как будто откуда-то издалека Николас услышал голос сына и открыл сжатые в страдании веки. Когда Ник увидел, что он сделал со своей женой, то закричал от ужаса.

– Бог мой, Электра, что я наделал?

Разбуженная шумом, в спальню приковыляла их маленькая дочка, держа в руках своего плюшевого мишку. Электра застонала и глубоко, прерывисто задышала.

– Боже, Электра! О Боже, с тобой все нормально? – плакал Николас. Он плакал, в ужасе от того, что натворил. Рядом с ним плакали дети, а его любимая жена стонала от боли.

– Я… я в порядке, Николас, – выговорила Электра и попыталась встать.

Он поднес стакан воды к ее белым губам.

– Боже, я чуть не убил тебя. – Николас был как безумный: волосы растрепаны, все тело дрожит мелкой дрожью.

– Идите в постель, детки. С мамой все в порядке, – с трудом хриплым голосом выговорила Электра. – Теперь все будет хорошо.

– Это был кошмар, – плакал Николас. Он уложил детей в кровать и вернулся в спальню. Он искал защиты в ее объятиях. – Я думал, что это Скрофо, – стонал он, – это был какой-то ужас, Электра, я не хотел. Ты же это знаешь, правда?

– Конечно, – успокаивала она его, – конечно, знаю, Николас.

– Я думал о смерти мамы, – тихо сказал он. – А потом я увидел его и попытался убить, но это оказалась ты! О Боже, Электра, простишь ли ты меня когда-нибудь?

– Конечно, прощу, конечно, – нежно успокаивала она.

– Видение было таким реальным, – бормотал он. Его тело все еще дрожало и было мокрым от пота. – Как ты думаешь, где он сейчас?

– Ты имеешь в виду Скрофо? – мягко спросила она, спокойно обнимая его.

– Да, эту свинью, этого ублюдка. Начальника гарнизона Умберто Скрофо.

В слабом свете ночника глаза Ника вновь зажглись ненавистью.

Электра была удивлена, что он все еще так сильно ненавидит Скрофо. Они жили в Америке уже четыре года. Неужели его ярость до сих пор не остыла?

– Не думай о нем, Николас, – прошептала она. – Теперь уже все кончено, все в прошлом.

– О, Матерь Божья, Электра, мы в Америке, в этом прекрасном доме, у меня хорошая работа – сбылась моя Американская Мечта. – Его лицо исказилось от бешенства. – А этот долбанный засранец все еще, наверное, бродит где-то живой и невредимый. – Он со всей силой ударил по подушке. – Этот ублюдочный убийца все еще жив, ты понимаешь? Понимаешь?

Электра пыталась успокоить его, но он как будто с цепи сорвался.

– Тс-с, ты разбудишь детей, – осторожно сказала она. – Перестань думать о Скрофо, Николас, ты должен о нем забыть, иначе ты заболеешь.

– Электра! – Он поднял к ней лицо, его широко раскрытые глаза были полны страсти. – Я уже говорил это тебе в тот день на Гидре, и теперь я знаю, что в один прекрасный день я найду этого ублюдка и убью его собственными руками.

– Тс-с, нет, Николас, нет. – Она попыталась его удержать, но он вскочил с кровати и обнаженный встал перед ней, как ангел мщения.

– Я клянусь жизнью наших детей, памятью моей матери, что я разыщу Умберто Скрофо и убью его, даже если это будет последнее, что я сделаю в этой жизни.

Как человек, который всегда покровительствовал своим родственникам, Спирос Макополис помогал и Николасу с Электрой. Он часто приглашал их к себе в гости посидеть за столом, который ломился от греческих яств и деликатесов. Николас довольно быстро продвигался на работе. Из отдела обработки почтовой корреспонденции его перевели в отдел рекламы, где он работал курьером; потом он стал ассистентом у заместителя начальника монтажной. Здесь он работал четыре года, пока не узнал все, что надо было знать, о монтаже, подборке сцен и звука, объединении их в единое целое, дубляже и других особенностях технического процесса производства фильмов. В конце концов, он был готов делать собственный фильм. Третий помощник директора, второй помощник, первый, организатор натурных съемок, отвечающий за выпуск и наконец, о радость, в один прекрасный день Спирос пригласил его к себе в офис и объявил долгожданную новость: он будет режиссером.

Спирос сидел за столом, заваленным сценариями, и дымил своей неизменной «гаваной».

– Взгляни-ка на это, малыш. – Он расплылся в широкой улыбке и бросил Николасу сценарий в голубом переплете. – Нечто особенное, действительно очень мило, ни на что не похоже.

Ник нетерпеливо схватил сценарий, но, увидев название, удивленно поднял глаза.

– «Маленькие девочки в космосе»? – в изумлении произнес он. – Что это, дядя? Ты хочешь, чтобы этим вот сценарием я сделал в твоем бюджете большую дырку?

– Нет! Нет! – заорал старик. – Нет, мой мальчик. Я хочу, чтобы ты поставил этот фильм.

– Поставить «Маленьких девочек в космосе»? Мой Бог! Ты обманываешь меня, дядя. – Ник не знал, смеяться ему или плакать. Уже много лет он мечтал поставить нормальный полнометражный фильм, любой полнометражный фильм. Но «Маленькие девочки в космосе»? У него все-таки еще оставалась гордость. Само название звучало как шутка, а содержание, наверное, и того хуже.

– Мой мальчик, я не шучу, – со вздохом сказал Спирос. – По правде говоря, наша студия сейчас по уши в дерьме.

– Как это? Газеты писали, что наши последние филь мы принесли миллионы. Это что, ложь?

Спирос печально покачал головой.

– Увы, мой мальчик, отдел рекламы работает безукоризненно, сообщая всему миру, что наши последние филь мы действительно прибыльны. Но тебе я могу сказать честно: это неправда. Это просто наглая ложь.

Он сделал паузу, вытирая багровое лицо топким шелковым платком, а потом, тщательно подбирая слова, сказал:

– Понимаешь ли, Нико, после войны «Коламбиа пикчерз» не ошибалась, никогда не ошибалась. Либо Спирос Макополис никогда не ошибался, – продолжил он. – Как главный владелец акций, президент и исполнительный глава фирмы я был для всех этих банкиров и брокеров «золотым мальчиком».

Ник слушал, понимая, что Спирос крайне возбужден. Он очень плохо выглядел: мешки под глазами, желтый цвет лица – свидетельство больной печени. Он тяжело наклонился вперед, опираясь на стол, чтобы зажечь потухшую сигару.

– Что произошло, дядя?

– Телевидение, – горько сказал Спирос. – Это Ти, мать его, Ви разрушает всю киноиндустрию, Ник, крушит все, налево и направо. Ты знаешь, что сразу после войны в кино еженедельно ходили девяносто миллионов человек? А сколько сейчас? – обвиняющим тоном сказал он. – Три года назад, то есть в 1950-м, уже только шестьдесят миллионов в неделю. Всего! На тридцать миллионов меньше! Это ужасно, Ник, просто ужасно. И с каждым днем положение только ухудшается.

– Но ведь не только на нашей студии? Наверное, на всех студиях так? – спросил Ник.

– Да, да, Занек, Уорнер, Кон – все мы в дерьме. Наше благополучие висит на волоске, Ник. Если количество тех, кто ходит в кинотеатры, будет падать, то к концу десятилетия киностудии в том виде, в котором мы привыкли их видеть, исчезнут.

– Я не понимаю. Получается, что эта «космическая» киношка просто-напросто еще один кусочек дерьма, – сказал Ник. – Кто же, черт побери, будет это смотреть?

– Это совсем другое! – возбужденно закричал Спирос, вскакивая из-за стола и кладя свои сильные руки на плечи племяннику. – Совсем новое, сумасбродное и чокнутое – новинка, которую полюбят и взрослые и дети. Они полюбят ее, Нико, я знаю. Теперь послушай, я понимаю, что бюджет мал, но если ты сумеешь уложиться в сто пятьдесят тысяч, то я гарантирую, малыш, что прибыль будет, по меньшей мере, в десять раз больше. Мы сделаем ее к пасхальным каникулам, студентам колледжей она тоже понравится. Ты станешь героем, мой мальчик, героем. – Он доброжелательно похлопал Ника по плечу и широко улыбнулся. – Особенно для меня.

– Однако, дядя, почему вы хотите, чтобы эту картину снимал я, если я раньше вообще ничего не снимал? Я имею в виду, что мне, конечно же, это очень лестно, но как же Уэстон или Рэтофф, у них бы это, наверное, лучше получилось?

– Я должен быть с тобой честен, Ник. Никто из них даже не притронется к этому сценарию, – признался Спирос. – Только новичок сможет его снять так, как надо, Нико. Свежий, молодой, с новыми идеями, хорошо знающий вкусы и запросы молодежи. Это твой шанс, малыш, главный шанс.

Никто не прикоснется к фильму? Это плохо, очень плохо. Николас хотел начать с недорогого фильма, это правда, но все-таки надеялся, что он будет лучше «Окна» или «Лауры». С «Маленькими девочками в космосе» он может стать посмешищем в мире бизнеса; а тогда ему уже никогда не снять ни одного приличного фильма. Голливуд жестокий снобистский мир, где к вам относятся так же, как к вашему последнему фильму. Если фильм будет неудачным, или, хуже того, совсем никуда не годным, то никто не даст ему еще одного шанса.

– Надо ли мне за это браться, дядя?

– Да, конечно, ты сможешь его сделать, мальчик, я знаю, что ты сможешь, – прорычал старик. – Это твой шанс, Ник. Я могу дать сценарий режиссеру по контракту, но я даю его тебе. Это неплохой сценарий, он вполне хорош. Ты можешь снимать его в Долине Смерти с персоналом, не состоящим в профсоюзе, и некоторыми нашими актерами, работающими по контракту. Это потребует всего четыре недели. Если у тебя все будет хорошо, ты получишь и другие сценарии, я тебе обещаю, Нико. Ради блага нашей старой страны, ради твоей матери, ради всех нас, греков, вынужденных держаться вместе, ты снимешь этот фильм, и он принесет намного больше, чем мы потратим. Обещаю тебе. Намного. У тебя есть талант, мальчик. Просто сделай это для меня и для студии.

Этим же вечером Николас скрепя сердце начал читать причудливый сценарий. Среди набивших оскомину клише, тяжеловесных шуточек и затасканных острот все-таки попадались оригинальные реплики и веселые эпизоды. Если ему удастся переработать сценарий с помощью какого-нибудь писаки и использовать несколько своих свежих идей (а они у него никогда не переводились), да еще заполучить парочку хотя бы наполовину нормальных актеров, то тогда, может быть, «Маленькие девочки и космосе» и превратятся из дерьма в конфетку.

Глава 2

В течение следующих семи лет Джулиан Брукс был самым знаменитым английским актером, принося невероятный кассовый успех фильмам, в которых снимался, и каждый фильм добавлял ему славы. Поклонники просто не чаяли в нем души. Почти все его фильмы были романтическо-авантюрными, и публика их просто обожала.

Его первый фильм «Веселый монарх» предопределил его амплуа героя-авантюриста, и он с успехом играл храбрых охотников за приключениями, снимаясь в Сахаре, на Амазонке, в Южно-Китайском море. Дидье Арман подписал с ним жесткий контракт, и, несмотря на то, что почти все киностудии в Голливуде хотели заполучить его, Дидье Арман просто не позволял Джулиану Бруксу уехать. В английском кинематографе он был, несомненно, звездой номер один. Брукс был открытием Дидье, и расчетливый продюсер хотел выжать все, что можно, из каждого года этого долгого семилетнего контракта. Кроме того, Фиби вовсе не собиралась ехать в Голливуд.

– Лучше синица в руках, чем журавль в небе, – огрызалась она всякий раз, когда заходил разговор на эту тему. – Здесь ты звезда, а там будешь всего лишь одним из игроков команды в крикет Обри Смита.

Первые два года контракта Джулиан чувствовал себя как рыба в воде. Кристиан, Бью Жесте, Шопен, сэр Уолтер Рэлей – он играл многих выдающихся деятелей эпохи романтизма, снимался с самыми знаменитыми актрисами мира. Хотя Дидье не собирался уступать им свою самую большую знаменитость, американские студии были рады отправить собственных актрис за океан, чтобы они снялись со знаменитым Джулианом Бруксом. Вскоре осталось всего несколько актрис, с которыми Джулиан не встречался на съемочной площадке и вне ее.

Казалось, что перед ним не может устоять ни одна женщина. Заниматься любовью с каждой новой героиней было для Джулиана так же естественно, как завязать свой галстук фирмы «Карвет». Все актрисы были настроены более чем доброжелательно, а он всегда был готов доставить им удовольствие, сохраняя, разумеется, благоразумную осмотрительность. В своих связях он придерживался одного-единственного условия. Джулиан требовал, чтобы ни один скандальный вздох не просочился на страницы сплетничающих газет и журналов. Перед тем как приступить к делу, он всегда подробно разъяснял, что у него счастливый брак, и он не собирается причинять боль своей жене и разрушать семью. Многие голливудские сирены, познав восторги любви с Джулианом, неохотно отпускали его от себя, когда режиссер произносил: «Снято. Конец».

– Ни Гэри Купер, – говорила одна актриса своей подруге, приехавшей в Лондон сыграть Роксану в «Сирано», – ни Купа, да никто вообще не заставлял еще меня кончать столько раз и с таким удовольствием. – И она зажмурилась от вожделения, припомнив все, что было.