Несмотря на то, что в своих телефонных разговорах с Фиби из Франции Джулиан даже словом не обмолвился о попытке Кандиды покончить жизнь самоубийством, великосветская цепочка передачи сплетен и слухов сразу же сообщила ей обо всем происшедшем. Одна из подруг, с удовольствием смакуя подробности, передала ей эту новость, когда женщины обедали в «Савой Грилле». Единственное, что могла сделать Фиби в этой ситуации, эта отослать официанта, пока подруга громко рассуждала о попытке самоубийства несчастной девушки.

– В ванной Джулиана, как тебе это нравится?! Я уверена, что все это покрыла компания Дидье. Ты можешь себе представить, моя дорогая, что произойдет, если история выплывет наружу?

– Конечно, могу, – мрачно сказала Фиби, отламывая кусочек пирожного со сливками, – она уже не пыталась соблюдать диету. – Пресса уничтожит Джулиана.

– Я понимаю, что мне не следовало говорить тебе об этом, дорогая, – промурлыкала Эрмина, и то огромное наслаждение, с которым она рассказывала пострадавшей стороне, эту печальную историю, казалось, увеличивало и без того большой аппетит, с которым она поглощала жирную жареную куропатку, горы картофельного пюре и брюссельской капусты, обильно политые сухим вином «Шардонне». – Хотя и говорят, что жена обо всем узнает последней, я думаю, ты должна знать. Ты заслуживаешь того, чтобы знать правду, ты согласна со мной?

– Абсолютно, – хрипло ответила Фиби, чуть не подавившись рыбной косточкой. – Черт побери, и это они называют филе, – прорычала она. – Расскажи мне все, Эрмина, все, что ты знаешь.

– Ну, мы все знаем, какой Джулиан по натуре, не правда ли? – хихикнула Эрмина, нарочито скромно опуская ресницы и как бы намекая, что и она могла бы быть среди тех, кто имел счастье близко узнать Джулиана.

Фиби раздраженно посмотрела на нее и с сарказмом сказала:

– Так какой же он по натуре, дорогая Эрмина? Скажи мне.

– Ты такая умница Фиби, и я не думаю, что ему хоть когда-нибудь удавалось обмануть тебя, не правда ли, дорогая?

– Никогда, – отрезала Фиби, пытаясь добавить в свой бокал еще немного «Шардонне» и пролив его на льняную скатерть. Она почувствовала, как яркая краска стыда заливает шею под воротничком пурпурного шелкового платья, цвет которого сейчас не намного отличался от цвета ее лица. – Я не так глупа, Эрмина, я всегда знала о том, что он погуливает на стороне, конечно, но так поступают все мужчины, особенно актеры.

– Конечно же, ты знала, дорогая. Мы светские женщины, и мы всегда все знаем. Да, ты действительно ничего не можешь поделать, и тебе остается только притворяться, что ничего не произошло, и делать счастливое лицо, как будто так оно и есть.

– Я всегда так поступаю, – холодно сказала Фиби. – Не обращаю внимания. Надо придерживаться этого правила. Когда глаза не видят…

– То и сердце не болит, – со снисходительным смешком закончила Эрмина. – Ты права, дорогая. Моя мама говорили то же самое. Ну не забавно ли? Это помогает нам в жизни, ведь большинство мужчин именно так себя и ведут.

– Что значит «большинство»? – зло спросила Фиби. – Они все одинаковы, Эрмина. Ты должна знать это лучше кого бы то ни было, не правда ли?

– Разве? К чему это твое последнее замечание, Фиби? – Подведенные брови Эрмины вопросительно изогнулись. – Что ты хотела этим сказать, дорогая?

– Сейчас объясню. Да, это действительно плохо, когда все знают, что Джулиан вот уже несколько лет постоянно изменяет мне, – сказала Фиби, закурив сигарету и выпуская струйку дыма в лицо своей собеседнице, – но, по крайней мере, он изменяет мне с женщинами.

– Что ты хочешь этим сказать? – раздраженно спросила Эрмина, отодвигаясь и отгоняя дым кружевным платком.

– В самом деле, Эрмина, неужели ты так наивна? – Фиби громко рассмеялась, с наслаждением наблюдая, как на сильно напудренном лице Эрмины отразилось нараставшее раздражение. Она выпустила ей в лицо еще один клуб дыма.

– Я хочу сказать, дорогая, что мой муж трахает молоденьких девочек, а твой с таким же успехом трахает юных мальчиков!

– Какая чушь! – Обычно матово-белые щеки Эрмины покрылись красными пятнами. – Что за чепуху ты несешь, это чудовищная ложь, Фиби. И ты это знаешь.

– Да перестань ты, Эрмина. Ты можешь ругаться, сколько хочешь, тебе это, конечно, не может нравиться. Твой драгоценный Базиль такой же мужчина, как ты балерина. То, что он педик, знают все: и ты, и я, и наши знакомые, даже газетчики, и те знают. Ради Бога, перестань притворяться, что ты этого не знаешь. Ты выглядишь еще смешнее.

– Но я не верю, а даже если бы это было правдой, мне все равно. Это не играет никакой роли. Базиль любит меня, он просто души во мне не чает, – заикаясь, говорила Эрмина. – Он готов целовать землю, по которой я хожу.

Но Фиби уже ничто не могло остановить. Наклонившись вперед, она с язвительной злобой прошипела:

– Послушай, Эрмина, может, Джулиан и изменяет мне, но он мужчина, настоящий мужчина. И хотя он трахает других женщин, потом всегда возвращается ко мне. Именно ко мне, ты слышишь? Он занимается любовью со мной, и я хочу, чтобы ты знала, что он делает это просто обалденно. А можешь ли ты сказать то же самое о своем Базиле?

Эрмина свирепо взглянула на нее, не зная, что ответить. Посетители ресторана стали оборачиваться на них, с интересом наблюдая за горячей словесной перепалкой двух известных актрис.

– Но я же хотела только помочь, – с обидой сказала Эрмина, приглаживая свои жесткие волосы под украшенной цветами шляпкой. – В конце концов, для чего же тогда нужны друзья? Я просто хотела, чтобы ты знала, моя дорогая, что у тебя очень много друзей, и теперь, когда ты оказалась в этой ужасной ситуации, они все поддерживают тебя.

– Спасибо, Эрмина. – Фиби сделала знак, чтобы принесли счет. – Но, наверно, их не так много, как у твоего дорогого Базиля. – Размашисто подписав чек и оставив большие чаевые, она слегка коснулась своей щекой щеки.

Эрмины и процедила сквозь зубы:

– Спасибо за твой любопытный совет, дорогая… Я подумаю над этим. Надеюсь, что увижу вас обоих в воскресенье у Бинки.

Фиби так завелась, что, подходя к Конот-сквер, была вне себя от ярости. Не обращая внимания на дворецкого, который открыл ей входную дверь, она ворвалась в большую спальню и, свалив в кучу на кровати шляпку, перчатки и сумочку, стала в ярости метаться по комнате, извергая потоки брани. Ах ты, сучка проклятая! Мерзкая лживая тварь! Да какое она имеет право советовать ей, как относиться к Джулиану и его поступкам, если за милю видно, что ее муж «голубой» и он наверняка не трахал ее уже несколько лет. Естественно, он ничего не хочет, когда перед ним такая рожа. Фиби в бешенстве металась по спальне, куря одну сигарету за другой. Она понимала, что не может удержать Джулиана от флирта с другими женщинами. Она закрывала на это глаза со дня их первой встречи в театре «Уиндмилл». Он знал об этом, и она знала, что он знает о том, что она все знает. Теперь было трудно его остановить – это вошло в привычку. Но теперь его приключения становились все более и более шумными, не удерживаясь в рамках обыкновенного флирта. Эта маленькая проститутка, эта восходящая кинозвездочка, попытавшись из-за любви к нему наложить па себя руки, понизили, что Джулиан, видимо, давал ей какие-то романтические обещания, а возможно, даже вполне искренне уверял ее в своей любви. Фиби заскрежетала зубами. Боже, если он начал делать такие вещи, то теперь ее дни в роли миссис Брукс, скорее всего, сочтены. Еще до того, как она хоть что-нибудь узнает, он может обрюхатить еще какую-нибудь девочку, потерять голову и бросить ее, чтобы стать счастливым отцом, чего он всегда так хотел. Может, ей действительно попытаться родить ребенка. Она скривилась: эта идея совсем не прельщала ее. Материнство, как ни крути, свяжет руки. Но, видимо, ей все-таки придется на это пойти. В конце концов, подумала Фиби, Джулиан приближается сейчас к тому критическому возрасту, когда любая умная женщина сможет его увести, если у Фиби не будет малютки Брукса-младшего, который укрепит их брак.

– Еще не все потеряно, я себя еще покажу, – пробормотала Фиби и, ощутив прилив энергии, исчезла в гардеробной Джулиана.

Через неделю Джулиан вернулся в Лондон, однако Фиби не вышла его встретить, как это бывало раньше. Все, казалось, было в полном порядке, но когда он поднялся в гардеробную, его глазам предстала картина, способная привести в безграничный ужас мужчину, гордящегося элегантностью своей одежды. Более трех десятков костюмов от Севил Роу были аккуратно развешаны в шкафу на расстоянии трех дюймов друг от друга. Темные костюмы – слева, светлые – справа. Но на всех пиджаках были оборваны рукава, а брюки обрезаны выше колен. Джулиан громко выругался, увидев остальную часть своего дорогого и обширного гардероба: к его ужасу, рубашки от «Тенбулл энд Эссер», любимые галстуки «Карвет», кашемировые и шерстяные пальто от «Хантсмана», смокинги и фраки от «Килгора», «Френча и Станбери» – все было умышленно тщательно разрезано на тонкие полосочки. Все погибло. Ничего не уцелело, даже его боксерские шорты. Это была мелочная и злобная месть Фиби, и Джулиан понял, что это наказание за опасное и неосторожное поведение с Кандидой Уиллоу и что ему придется теперь придерживаться приличий в супружеской жизни, по крайней мере, на какое-то время.

В своем осеннем номере журнал «Лайф» назвал Джулиана Брукса «самым привлекательным мужчиной мира». На обложке журнала была его цветная фотография в костюме из фильма «Дьявол тоже мужчина». Он стоял у румпеля корабля в синих джинсах и черной рубашке, расстегнутой до пояса и открывавшей для всеобщего обозрения мышцы его широкой груди. Голова была откинута назад, он смеялся навстречу ветру, который развевал его непокорные кудри, солнце освещало знаменитый благородный лоб. Статья и фотографии, помещенные в журнале, рисовали идиллический портрет нежно любящих друг друга Джулиана и Фиби, ведущих счастливую супружескую жизнь на Конот-сквер и находящихся в центре внимания любителей театра из Вест-Энда. Там были фотографии, на которых Фиби и Джулиан веселились на скачках в Эскоте в компании Ноэлля Коуарда и сэра Криспина Пика. Они даже опубликовали фотографию, на которой Фиби стояла у плиты на кухне своего дома и что-то помешивала в дымящейся кастрюле. К огромному удивлению многих читателей, она была одета в простое платье и скромный передник. На заднем плане Джулиан нежно улыбался Фиби, гладя одного из своих персидских котов. Текст был приторно сладким. Вне всяких сомнений, женщине, написавшей эту статью, Джулиан был небезразличен. Статья воспевала его очарование, талант и физическое совершенство. В Лондоне этот журнал был редкостью, поэтому из Америки Фиби получила несколько десятков экземпляров и разослала их всем своим друзьям. Один из них даже вставила в серебряную рамку, купленную в фешенебельном магазине «Асприз», и поставила на крышку рояля.

Несмотря на то, что репетиции «Гамлета» были в самом разгаре, Фиби смогла выбрать время и дать интервью одному из знакомых журналистов из «Дейли экспресс». Она с восхищением прочитала статью, появившуюся за месяц до начала спектакля, которая должна была повысить кассовый успех. Статья была опубликована под заголовком: «Если он мне изменит, я его убью». В ней Фиби недвусмысленно предупреждала всех женщин, чтобы они держались подальше от ее мужа.

«Я хорошо знаю, что Джулиан считается самым красивым мужчиной мира, и поэтому женщины всегда будут охотиться за ним, – делилась Фиби в статье. – Но я также знаю, что он верен мне и только мне одной. О да, я, конечно же, слышала все эти глупые слухи о том, что на съемках он флиртует с актрисами, своими партнершами. Но Джулиан всегда очарователен и предупредителен с теми, с кем работает. На самом деле это ничего не значит. Мы женаты уже восемь лет, но наш брак крепок, и мы по-прежнему любим друг друга. Между нами никогда не встанет другая женщина. И если хоть кто-нибудь попробует украсть его у меня, я убью ее».

Несколько экземпляров «Дейли экспресс» ходили по рукам в тускло освещенном холле «Камберуелла», где проходили репетиции «Гамлета», и труппа не могла не смеяться над Фиби, читая ее напыщенные откровения.

– Пожалуй, в этой газетенке у нее получилось лучше, чем на сцене, – сказал сэр Криспин Пик, сидя в местном пабе во время перерыва.

– Честно говоря, если она будет продолжать снабжать газеты такими мелодраматическими откровениями, то этими дешевыми статейками сможет зарабатывать больше, чем Джулиан своими фильмами.

Глава 3

Сен-Тропез, 1954 год

Часто, когда холодный мистраль заводил свою заунывную песню, протяжно завывая в кронах благоухающих сосен и кипарисов, Агата Гинзберг извлекала на свет свой альбом с вырезками и начинала его рассматривать. Этот холодный северный ветер был прямой противоположностью спокойному ветру сирокко, чье горячее дуновение приносило сюда теплое дыхание Африки. Да, мистраль был сущим демоном ветров.