Умберто всегда был готов к неожиданностям и поэтому взял за правило ложиться спать с мешочком денег, который он привязывал к поясу и в котором хранил несколько древних золотых монет и целое состояние в виде бриллиантов, изумрудов и рубинов. Мафиози, к счастью, не обыскали его толстое тело, когда ворвались к нему в комнату. Таким образом, прибыв в Рим, чтобы еще раз начать новую жизнь, он оказался очень богатым человеком.

Спустя несколько месяцев он открыл на Виа Бабуино антикварный магазин, в котором продавал драгоценности и антикварные вещи, украденные и тайно вывезенные им из Франции и Греции во время войны. Многие из этих предметов были из малоизвестных музеев и частных коллекций Франции, поэтому вскоре его магазин стал самым красивым и богатым антикварным магазином в Риме.

Каждый год он осторожно отбирал несколько вещей и продавал их на рынке, проявляя при этом всегда необычайную осмотрительность, чтобы ни в коем случае не привлечь внимание Интерпола, который все еще продолжал поиск тысяч произведений искусства, разворованных во время войны.

Золотые кольца и браслеты всех тех несчастных, которые были замучены и брошены умирать в концлагеря, обеспечили ему колоссальный доход. У него было много икон в золотых и серебряных окладах, покрытых эмалью ваз, алебастровых фигурок и подсвечников, вывезенных из Греции и Франции, а также то, что он с улыбкой называл «мои картины». Среди них были шедевры Мане, Ван Гога, Ренуара и Сезанна, три больших, очень ценных холста Пикассо, написанных в кубическом стиле. Все они бережно хранились в подвале его нового дома возле площади Испании, спрятанные на черный день, когда ему, возможно, придется их продать.

Умберто был богатым, но скучным человеком. Плотские удовольствия, если они не сопровождались чем-нибудь извращенным, уже не доставляли ему такого удовольствия, как прежде, а просиживание штанов в магазинчике становилось для него все более и более утомительным занятием. Естественно, в деньгах он больше не нуждался. Ему нужно было что-нибудь такое, что сделало бы его жизнь более интересной, но кроме секса он ничего не мог придумать.

В тот день, когда он, проходя по площади Барберини, увидел огромные, ослепительно светившие софиты, когда он увидел толкотню и суету, царившие на съемочной площадке, где каждый, казалось, горел энтузиазмом и энергией, он, наконец, понял, что нашел ответ на тот вопрос, который так давно мучал его.

Умберто и Рамона стали настоящими друзьями во время съемок. «Одного воскресенья в Риме». Умберто, которого всегда манил Голливуд, стал проявлять еще больший интерес к восхитительному процессу создания фильмов и не вылезал со съемочной площадки. Здесь он встретился с Генри Хорнблауэром, седой легендой Голливуда, которому уже давно было пора на покой, но он еще бодро рассказывал смешные анекдоты и всякие истории о тех днях, когда еще не было звукового кино. Здесь он встретил директора картины, молодого наглого ловкача, умело карабкающегося по служебной лестнице, ужасно честолюбивого и совершенно уверенного в себе и своем таланте. Он увидел тут множество махинаторов, которые умудрялись извлекать из фильмов деньги, как подлинные чародеи. Он тщательно запоминал все их идеи и трюки, уверенный в том, что тоже смог бы раздобыть денег, чтобы финансировать съемки фильма в Италии. Почему бы и нет? В городе теперь свободно можно было снимать любые фильмы, он стал необычайно популярен в киноиндустрии Европы.

В начале 1950-х годов все дороги действительно вели в Рим. Виа Венето стала центром деловой активности. Здесь всегда было так же много народу, как на бульваре Карлтон во время кинофестиваля в Каннах. За каждым столиком в кафе «Дони», в других кафе было полно посетителей. Здесь сидели продюсеры, финансисты, писатели и антрепренеры, а также всемирно известные итальянские и американские звезды. Виа Венето была местом встреч, знакомств и заключения сделок.

Трудно было отличить молодых талантливых исполнительниц от снимающих клиентов проституток. И те и другие были одинаково привлекательны в коротеньких платьицах, плотно облегающих фигурки, с растрепавшимися волосами и обильным слоем косметики на лицах.

Создавалось впечатление, что у каждого свой фильм, который он хочет снять или уже снимает, и он готов заключить с вами сделку или подписать контракт. Рим стал маленьким Голливудом, и представители кинобизнеса толпами стекались в Вечный город со всего света.

Когда Умберто поделился с Рамоной своими планами, был вечер, они сидели в кафе «Дони» и пили из высоких розовых бокалов вкусный ликер. Выслушав его, она удивленно воскликнула:

– Но зачем, Умберто? Я никогда бы не подумала, что вас заинтересует этот сумасшедший бизнес. Когда же это случилось?

– Наверное, уже давно, так мне, во всяком случае, кажется, – засмеялся он, провожая взглядом медленно проходящую по улице блондинку с красивыми глазами, которая явно искала, чем бы ей заняться. – Во время войны мы частенько смотрели американские фильмы, в некоторых из них, кстати, играли и вы, моя дорогая. – Он галантно поцеловал ей руку, незаметно провожая взглядом покачивающиеся из стороны в сторону бедра молодой блондинки, которая медленно шла вверх по улице. – Эти фильмы всегда были моими самыми любимыми.

– Как вы любезны, мой дорогой Умберто, это очень мило с вашей стороны.

– Ну что вы, моя дорогая. Но в жизни вы намного привлекательнее.

Она кокетливо рассмеялась.

– Прошу вас, Умберто, не заходите слишком далеко, ведь мне, в конце концов, уже около сорока, – не моргнув глазом солгала она и улыбнулась.

Подыгрывая, он улыбнулся ей в ответ.

– Сорок вам или не сорок, вы все равно красивее любой из этих девушек, которые гуляют сейчас по улице.

Еще одна стройная высокая блондинка в узком, плотно облегающем ее фигурку платье, едва прикрывавшем попку, откинула назад волосы и подмигнула Скрофо, проплывая мимо их столика. Он притворился безразличным, хотя хорошо помнил их встречу на прошлой неделе. Это была очень стройная женщина. У него еще валялся где-то номер ее телефона. Вечером он позвонит ей, но это позже. Несмотря на то, что Рамона ему нравилась, он даже восхищался ею, в сексуальном плане она его совсем не привлекала. Умберто хорошо понимал, что это чувство взаимно. Ну что же, так даже лучше. Бизнес и похоть никогда не создадут прочного союза.

Рамона сразу же догадалась о том, какое отношение имеет блондинка в красном платье к Умберто, но сделала вид, что ничего не заметила. Достав из своего изящного платинового портсигара тонкую черную «Собрани», она зажала ее накрашенными ярко-красной помадой губами, ожидая, пока он даст ей прикурить красивой золотой зажигалкой.

– Умберто, у меня есть к вам предложение, – сказала она, наклонившись вперед так, чтобы он мог бросить взгляд в глубокий вырез ее шифонового платья.

– Какое, дорогая? – Он улыбнулся, зная, что за соседними столиками говорят только о ней. Ему было очень приятно, когда двое фотографов сделали несколько снимков во время их разговора. Он незаметно позировал, стараясь не смотреть в объектив. Их уже несколько раз снимали вместе для итальянских журналов, а Рамону – для журнала «Оджи» в его маленьком антикварном магазинчике. Очаровательный браслет на ее запястье сделал ему такую рекламу, что пришлось нанять помощника, чтобы справляться с работой.

– Так какое у вас предложение, дорогая? – спросил он еще раз после того, как фотографы собрались и ушли в поисках новой «добычи».

– У меня есть прекрасный сценарий, написанный специально для меня в прошлом году. Это фильм об искусстве, но в нем много возможностей для зрелищных сцен, – взволнованно объяснила она. Лицо Умберто осталось невозмутимым, он продолжал потягивать липкий светлый ликер. – У моего брата Дидье в Лондоне есть несколько друзей, которые могут дать половину необходимой для съемок суммы, нам остается достать вторую и найти режиссера, который будет снимать этот фильм. – Она говорила так громко, что сидящие за соседними столиками американские журналисты с любопытством посматривали на нее. – Ну как, вам это интересно?

– Мне… да, очень интересно, дорогая. – Умберто потушил в пепельнице сигару, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди от внезапно охватившего его волнения. Однако ему не хотелось, чтобы Рамона увидела его реакцию и поняла, что он не хотел бы выпустить из рук тот ключик, который она ему сейчас предложила. – Расскажите мне что-нибудь о фильме, что он из себя представляет, о чем он?

– Называется он «Ла Сита Педьюта», то есть «Потерянный город», – с возбуждением рассказывала она, – это прекрасный, просто великолепный сценарий. Скорее всего, в следующем году на фестивалях он соберет все первые премии. Это может быть потрясающий фильм, в нем будет на что посмотреть, к тому же современная тематика.

– И я уверен, что главная роль в нем может принадлежать только вам, – улыбнулся он, быстро прокручивая в голове все варианты.

– Естественно. – Она лукаво улыбнулась и затянулась сигаретой. – Я буду играть бабушку, правда, молодую, дорогой, – она хихикнула, – такую бедную, голодную, вечно во всем нуждающуюся, у которой есть дочь. У нее маленький ребенок без отца. Все они живут в Риме. Это история об их отважной борьбе за свою новую жизнь в Риме после войны.

– Звучит многообещающе, – сказал он, жуя кончик сигары.

– О, еще как многообещающе! Я же не полная идиотка, Умберто, я понимаю, что вокруг полно более молодых привлекательных и подходящих для этой роли актрис. Именно они сейчас играют все роли, девочки типа Грейс Келли, Авы Гарднер, Мерилин Монро. Я больше не принадлежу к числу звезд, приносящих максимальный кассовый успех. Лучше самой первой признаться в этом, но я очень люблю свою работу.

Он тихонько похлопал ее по руке с великолепным маникюром. На пальце у нее было потрясающее кольцо с бриллиантом в сорок карат, он знал, что это подарок ее мужа, таинственного князя Казинова.

– Для меня вы всегда звезда номер один, и если этот фильм хоть наполовину окажется таким, как вы его описали, то я должен сказать, что мне очень, очень хотелось бы принять в нем участие.

Рамона улыбнулась ему очаровательной открытой улыбкой.

– Прекрасно, Умберто, прекрасно. В отеле у меня есть копия сценария. Я дам вам экземпляр, чтобы вы могли прочесть его сегодня вечером.

– Минутку, – перебил он, – сколько вам надо собрать на вторую часть фильма?

– О, мелочь, дорогой, пустяки, – разливалась Рамона. – Я-то буду работать фактически бесплатно, рассчитывая, естественно, только на процент от прибыли. Мы возьмем неизвестных девочек на роли дочери и других героинь. Этот новый молодой режиссер, снимающий «Одно воскресенье в Риме», очень талантлив. Уверена, что его мы купим за бесценок. Творческая смета, таким образом, минимальная. Я думаю, что это будет где-то около четырехсот тысяч долларов…

– Простите мое невежество, Принцесса, но что значит «творческая смета»?

Рамона весело рассмеялась и сказала:

– Это жалованье для звезд и режиссера, Умберто. Я предполагаю, что в общем объем финансовых затрат не превысит одного миллиона долларов. – Она смотрела на него, моргая длинными черными ресницами. – Миллион долларов не такая уж большая сумма, которую надо заплатить за то, чтобы начать заниматься кинобизнесом, ты согласен, дорогой Умберто?

– Да, особенно если это означает работать вместе с вами, ваше Очаровательное Величество, – ответил Умберто, почувствовав выброс адреналина в кровь, сердце бешено колотилось в груди. Кино! Наконец-то. Умберто Скрофо, продюсер фильма, уже не безвестный владелец антикварного магазина, а личность, с которой снова будут считаться! Настоящий делец. Сила. Значительная фигура.

– А как насчет рекламы и распространения фильма, подготовительного периода, ну и всего прочего? – спросил он. – Я ведь совсем ничего не знаю об этом, вы же понимаете.

– О, Дидье позаботится обо всем, я уверена. В семье за это отвечает он. Он сделает все, чтобы помочь мне, и я уверена, поможет и вам. – Она улыбнулась ему ослепительной улыбкой и подняла свой бокал. Ее лицо казалось сейчас необычайно молодым и радостным, освещенное фонарями Виа Венето. – За «Ла Сита Педьюта», – сказала она. – И за долгое, удачное и выгодное сотрудничество с вами, Умберто!

Умберто Скрофо чокнулся с ней с видом победителя.

Глава 9

Сен-Тропез

Несмотря на то, что Доминик надо было переделать кучу дел перед отлетом в Америку, она никак не могла сосредоточиться, ее мысли постоянно были заняты Гастроном Жирандо. После того как она рассказала отцу и матери, Женевьеве, всем своим родственникам и друзьям волнующую новость, после того как все узнали, что она собирается ехать в Голливуд сниматься в кино, Доминик почувствовала, что она должна и ему рассказать об этом.

Теплым влажным вечером она примчалась на своем велосипеде на площадь де Ласи и, увидев маленький фургончик с веселой надписью «Мороженое Гастона», ужасно обрадовалась.