Джослин Келли - Любовь-целительница

– Я проверю трубы утром, – сказала миссис Мейдерс. Она попросила слуг выйти из комнаты. – Идите спать и не шумите. И не разбудите мисс Шиан. У нас завтра много дел. – Экономка повернулась к Чайне: – Я могу чем-нибудь вам помочь?

Александр затаил дыхание, ожидая ответа Чайны. Она улыбнулась спокойной улыбкой и сказала:

– Спасибо, миссис Мейдерс, это все.

– Как прикажете. – Экономка направилась к двери, но остановилась у стола. Она подняла клочок черной материи. – Я думала, что это уже выброшено.

Александр двумя широкими шагами пересек комнату и взял клочок материи из рук экономки:

– Зачем его выбрасывать?

– Потому что он воняет дымом. Мы избавились от всех просмоленных вещей, которые обнаружили в коридоре после пожара. – Она наморщила нос.

– Просмоленных! – Его улыбка сделалась какой-то хищной. – Миссис Мейдерс, вы назвали обугленную материю, найденную после пожара, просмоленной. Я недавно где-то слышал это слово. – Он улыбнулся теперь уже немного теплее. – Спасибо.

– Вы хотите, чтобы я выбросила этот клочок?

– Нет. – Он скатал материю и сжал в кулаке. – Я его сохраню.

Экономка кивнула и пожелала всем спокойной ночи. Чайна шагнула мимо Александра и посмотрела на незакрытую дверь.

– Фарли находится в пределах слышимости.

– У тебя слишком много дуэний.

Его попытка заставить ее улыбнуться не увенчалась успехом. Чайна подошла к нему и зашептала:

– Ты думаешь, что это разбойник устроил поджог в замке Недеркотт?

– Похоже на то. – Он сжал зубы, разглядывая клочок грубой материи, а она приподняла его руку, чтобы получше рассмотреть предмет. – Или кто-то хочет, чтобы мы в это поверили.

– Он же стрелял в кучера лорда Тернбулла.

– Мы не можем быть уверены в том, что он сделал это намеренно. Пуля могла случайно попасть в кучера, в то время как он просто хотел их напугать. – Александр отстранился от ее руки. Даже это легкое прикосновение вызывало в нем дрожь. – Он ведь не стал стрелять в тебя. Он просто пугал.

– И он напугал меня. – Она умоляюще подняла на него глаза. – Как и ты меня сегодня. – Она схватила его за рукав. – Александр, ты снова уходишь от того, чтобы рассказать мне правду. Что все-таки происходит? Кто такой Рексли?

– Ничего не происходит.

– Но ты сказал, что твоя мать…

– Довольно!

Когда она ошеломленно уставилась на него, пораженная его грубым тоном, он поморщился и пожалел, что не смог сдержаться. В тот момент, когда он испугался за ее жизнь, он выболтал секрет, который скрывал от всех. Но сердился он не на Чайну, а на себя.

Она подошла к двери и остановилась, чтобы оглянуться на него. На ее лице была написана боль, смешанная с гневом, однако она высоко подняла голову.

– Спокойной ночи, Александр.

– Чайна…

Она подождала его объяснения, но он не знал, что говорить. Тайна грызла его душу. Его мать называла это проклятием. И сейчас Чайна тоже говорила о проклятиях. И если в нем есть хотя бы половина здравого смысла, хотя бы такого, каким обладала собачка леди Виолы, ему следовало бы собрать вещи и уехать с первыми проблесками зари.

Он снова посмотрел на нее. В его душе поднялась теплая волна. Чайна! Такая деликатная и в то же время сильная. Такая мягкая и одновременно грозная. Такая милая и желанная. Она именно такая женщина, какую он мечтал найти. Но мог ли он на что-то надеяться? Он так изменился с тех пор, как обнаружил, что безумие коснулось корней его семейного древа.

– Ответь на один вопрос, – сказала она четким голосом, как тогда, когда разговаривала с лордом Тернбуллом.

– Я постараюсь. – Ему было тошно, что он не может обнажить перед ней свою душу, исповедаться ей в своих чувствах, рассказать правду о том, что создало между ними непреодолимую пропасть. Он просто не мог этого сделать.

– Кто такой Рексли?

Александр подошел к кровати, вцепился рукой в подножку.

– Это мой друг, которому я приказал умереть. Я приказал ему умереть, чтобы меня восславили и считали героем.

В эту ночь Чайна не могла сомкнуть глаз. Не один раз она задумывалась над тем, не подняться ли ей, не перейти ли коридор и не постучаться ли в комнату к Александру. Она мысленно была уже с ним. Она обнимала его, а он открывал ей душу. Она прижималась головой к его плечу и не боялась спрашивать его, задавая любые вопросы. И он отвечал на них. И ей хотелось лежать в его объятиях бесконечно долго.

Но все это были только видения. Она продолжала лежать в своей кровати, глядя на деревянный полог, пока первые отблески зари не легли на пол. Допустим, она хотела, чтобы одна из этих ее фантазий воплотилась в жизнь, но хотел ли он того же самого?

Когда он произносил слова о Рексли, в его лице читалась неимоверная боль. Она смотрела на него, слишком потрясенная до глубины души, и не могла ничего сказать. Она пыталась нарушить напряженное молчание, но словно натолкнулась на свои же слова. И они не прозвучали. Ее вопросы так и остались незаданными. Когда он пожелал ей спокойной ночи, она не знала, действительно ли он хочет с ней проститься. Так она без сна лежала до утра, словно слыша удаляющиеся от нее шаги Александра.

Горничная, помогавшая Чайне одеваться, казалась подавленной. Обычно ловкие руки горничной теперь двигались еле-еле. Чайна пожалела девушку и отправила ее с бельем в прачечную. Сама себе причесав волосы, Чайна не стала смотреться в зеркало. И так ясно: темные круги под глазами. А губы у нее дрожали, если она забывала за ними проследить.

Чайна вошла в столовую для завтрака. Уютная комната с окнами, выходящими на юг, была пустынной. От накрытых тарелок с едой шел пар, однако эти ароматы ее не соблазняли. Она надеялась, что встретит здесь Шиан. Ей нужно было переговорить с сестрой и выслушать ее совет.

От служанки, поставившей на стол кастрюлю с шоколадом, Чайна узнала, что сестра уже позавтракала и отправилась на этюды. Чайна вздохнула. Шиан, по всей вероятности, испытывала раздражение из-за поведения леди Виолы даже больше, чем можно было предположить. Иначе сестра не ушла бы из дома, когда они принимают гостей.

Подойдя к окну, Чайна посмотрела на играющие на солнце капельки росы, превратившие сад в сказочное поле сверкающих алмазов. У нее не меньше, чем у Шиан, было желание куда-нибудь скрыться.

Рука коснулась ее локтя, и ее кожа мгновенно отреагировала.

– Доброе утро, – сказал Александр.

Вчера она приникла бы к нему. Сегодня она не знала, что ей делать.

– Доброе утро.

Повернувшись к нему, она слегка от него отодвинулась. На его лице также отпечатались следы бессонной ночи. Чайна хотела бы разгладить у него на лбу морщины, которых еще вчера не было.

– Пожалуйста, садись завтракать, – сказала она.

– Ты посидишь со мной, пока я поем?

Она не была уверена, спросил ли он это в надежде, что она согласится, или для того, чтобы дать ей возможность удалиться.

– Есть много такого, о чем нам нужно поговорить, – добавил он.

– Спасибо. Я буду счастлива… позавтракать с тобой.

Подойдя к буфету, она положила себе ложку омлета и одну булочку. Она не испытывала голода. Взглянув на стол, Чайна убедилась, что тарелка Александра также почти пуста. Он выдвинул кресло рядом с ней, пока она наливала две чашки шоколада. Отставив кастрюлю, она стала ждать, когда он заговорит.

– Я очень сожалею, – сказал он. – Я понимаю, что прошлая ночь оказалась совсем не такой, какой она тебе представлялась.

– Не такой. – Она коротко засмеялась. – Как и ты.

– Это верно. – Суровое выражение на его лице слегка смягчилось. – Мне жаль, что я причинил тебе боль. Я видел, что ты хромала.

– У меня затекла нога, когда я стояла на коленях, ее всю словно покалывали иголки, только и всего.

Она ждала, когда он продолжит, но он молча смотрел в свою чашку с горячим шоколадом. Она положила ладонь на его руку и была ошеломлена, когда он отпрянул.

К ее глазам подкатили слезы, голос ее задрожал.

– Теперь моя очередь сказать, что я очень сожалею, Александр. Я не могла подумать, что банальное прикосновение так тебя рассердит. Я не стану…

– Не надо говорить, что ты больше никогда не дотронешься до меня. – Он погладил ей щеку. – Я знаю, что все члены семейства Недеркоттов держат свое слово, и поэтому не могу позволить тебе произнести его. – Он посмотрел в сторону двери, ведущей к кухонной лестнице. – Нам нужно найти место, где будет меньше ушей. Где-нибудь за пределами этих стен.

Она подумала о просьбе Квинта удерживать Александра в пределах дома. Но тут же отбросила эту мысль, потому что два нападения произошли внутри замка Недеркотт.

– Кажется, я знаю такое место на пустоши, которое тебе понравится, – сказала она.

– Ты не можешь хотя бы намекнуть, что это за место?

– Нет, но могу обещать, что леди Виола рассвирепеет из-за того, что мы не попросили ее присоединиться к нам.

Впервые с того момента, как он вошел в столовую, он по-настоящему улыбнулся.

– В таком случае мне уже нравится это место.

Чайна тоже улыбнулась и потянулась за маслом, чтобы намазать на булочку. Возможно, все не так плохо, как это казалось еще минуту назад.

Ветер энергично гнал вперед облака, он словно спешил выпроводить их за море. Холмистые вересковые угодья выглядели тусклыми и безрадостными. Редкие кусты, которые еще не успели окончательно отцвести, приобрели грязновато-коричневый оттенок.

Александр помог ей выйти из кареты. Чайна плотнее запахнула плащ; его полы под порывами ветра хлестали ее по ногам. Когда она сказала слуге, чтобы он подождал их внутри кареты, тот благодарно кивнул. Сидящий на козлах кучер поплотнее закутался в свой плащ.

– Какой чудесный день! – сказал Александр, перестав удерживать шляпу на голове. Снова открыв дверцу кареты, он бросил шляпу на сиденье. Ветер трепал ему волосы и полировал кожу, доводя ее до оттенка, который у него был до событий в Римском лагере.

– У тебя странные представления о том, какая погода может называться чудесной.

– В самом деле? – Он обнял Чайну за плечи и прижал к себе. – Если бы погода была мягкой и благоприятной, у меня не нашлось бы уважительной причины, чтобы обнять тебя.

– Тебе непременно нужна причина?

– Я полагаю, что сегодня нужна.

Она приложила руку к шляпке, опасаясь, что ветер сорвет ее с головы.

– Мы можем считать, что ничего не произошло вчера вечером?

– Не произошло ничего такого, на что я надеялся.

Понимая, что кучер и слуга могут расслышать их слова, которые относил в их сторону ветер, Чайна показала на лесенку с правой стороны дороги для перехода через забор. Она остановилась, потому что более не могла откладывать вопрос, который мучил ее в течение всей ночи.

– Расскажи мне о Рексли, Александр.

– Зачем портить приятный день?

– Эта приятность – всего лишь иллюзия, если ты не объяснишь то, что сказал вчера вечером относительно приказа, по которому он должен был умереть.

Александр поставил ногу на лесенку и посмотрел вдаль.

– В припадке патриотических чувств я решил стать офицером, – сказал он так тихо, что Чайна едва расслышала его из-за шума ветра. – В этом я видел способ доказать свою независимость от семьи и уйти подальше от пересудов о сумасшествии моего отца. Рексли настоял на том, чтобы отправиться со мной. Он был моим камердинером, а до этого – камердинером отца. Хотя он был на двадцать лет старше меня, он не считал мою военную карьеру основанием для того, чтобы перестать мне прислуживать. Я пытался убедить его в обратном, но он не послушался меня.

– Значит, он отправился с тобой.

– Да, он был вместе со мной все эти кошмарные месяцы на Пиренеях, а затем в последней битве при Ватерлоо. Он не вернулся из этой битвы.

– А что произошло? – Чайна положила затянутые в перчатку пальцы ему на колени. Когда он положил сверху свою ладонь, она сказала шепотом: – Пожалуйста, расскажи мне, Александр. Это слишком тяжелое бремя, чтобы нести его одному.

– Если я расскажу это тебе, ты тоже вынуждена будешь нести бремя правды.

– Не знать – еще хуже.

– Как сказать. – Переплетя свои пальцы с ее пальцами, он добавил: – Я был уверен, что Наполеон будет разгромлен при Ватерлоо и что эта баталия станет моим последним шансом проявить себя. – Он вздохнул. – Я расставил своих людей по местам и приказал Рексли удерживать его позицию изо всех сил – не отступать, что бы ни случилось. И просил не совершать никаких геройских действий. Он просто должен был удерживать завоеванный плацдарм. Но тут пришел приказ выровнять линию фронта, поскольку французы навалились на нас, а я настолько увлекся схваткой в центре наших боевых позиций, что забыл отменить свой приказ Рексли. Он же стоял до последнего, и это ему удавалось… какое-то время. Но мерзкие лягушатники обошли его, когда он остался уже один. – Александр снова устремил взор вдаль, но Чайна догадалась, что на этот раз он видит поле боя в тот роковой день. – Меня подстрелили, прежде чем я смог совершить что-либо, а затем я понял, что бой ушел вперед, оставив меня далеко за линией фронта. Я потерял сознание и очнулся, когда битва закончилась. Я стал искать Рексли и нашел его среди множества трупов врагов, которых он убил, выполняя мой идиотский приказ. Получается, я предал его. Я думал больше о своей репутации, чем о своих людях. Опустившись в грязь рядом с ним, я сходил с ума, изнемогая от боли и стыда. И снова потерял сознание. – Александр отпустил руку Чайны. – Когда я очнулся в госпитальной палатке, меня приветствовали как героя. Я пытался сказать им, что это Рексли удержал позицию, а не я. Но никто меня не хотел слушать. Это он был героем, а не я.