— Я думала, — продолжала Ксения, не сразу подбирая слова, — что ты прочитаешь в газетах о том… о том, что свадьбу перенесли на более ранний срок… и что ты… и что ты быстро приедешь.

— Ах да, я несколько дней не брала в руки газет! — беспечно отвечала Джоанна, ходя взад-вперед по комнате и пристукивая каблучками лаковых туфель. — Я была занята совсем другими вещами и думала совсем о другом, как ты понимаешь… — Она состроила умильненькую гримаску и хитро и кокетливо улыбнулась.

Сделав еще пару кругов по комнате, она остановилась перед сестрой и сказала серьезно:

— О, Ксения, я никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что ты меня заменила тут! Я была так счастлива все эти дни! Я просто райски провела время с Робертом! И за это спасибо только тебе, моя дорогая!.. — Она вдруг сменила серьезно-сладостно-мечтательный тон на деловой: — Но теперь ты должна поторопиться! Роберт ждет тебя здесь, внизу, с билетом, а твой поезд отходит уже через час! У нас с тобой времени в самый обрез! Извини, мы не смогли раньше, — она хихикнула.

— М-мой поезд? — переспросила Ксения, уставившись в одну точку и цепенея еще больше.

— У Роберта твой билет, и он посадит тебя на поезд! Разве что-то тут непонятно? У него же и деньги, которые я тебе обещала — твое вознаграждение! Все, как договаривались!

— Н-но… я… — начала было Ксения и замолкла. Что она могла сказать Джоанне? Та ни в чем ее не обманула… Хотя обман в этом случае был бы с ее стороны чрезвычайно желанным подарком! Но этого Ксения ей сказать не могла.

Ей нечего было сказать и нечего возразить. Сказке пришел конец. Не в полночь, а солнечным утром, и возвестил об этом не бой часов, а тихий стук в дверь.

Нечеловеческим усилием она подняла себя на ноги.

— Ой, да ты не одета!.. Но как мило ты выглядишь, как соблазнительно… Знаешь, как тебе идет этот голубой пеньюар! Но тебе придется надеть все вот это, все, что на мне, — засуетилась Джоанна. — Помоги мне только снять это чертово платье! Ой, прости… Там сзади шнуровка… Ну прошу тебя, умоляю, пожалуйста, поторопись. Ну что ты опять как каменная Психея? Ты другой-то бываешь, мой ангел? — И она повернулась спиной к Ксении.

— Ты… была счастлива? — тихо спросила Ксения. Кроме как о счастье, сейчас она не могла говорить ни о чем другом, хотя душа ее и окунулась в ледяной холод — словно она оказалась на краю черной пропасти.

— Еще бы! Конечно же, я была счастлива! Изумительно, блаженно, бесконечно, бесстыдно счастлива! — засмеялась Джоанна каким-то особенным — грудным смехом. — Я люблю Роберта! Он самый лучший на свете. Во всяком случае, для меня это так, я так чувствую!

— Но… тогда почему ты… почему ты не останешься с ним? Он не беден… Он тебя хорошо обеспечит… Вы не будете с ним нуждаться, и тебе не придется сидеть в четырех стенах, ставя заплатки на платье!

Ксения не могла удержаться от этого вопроса и всех этих слов, хотя прекрасно знала ответ — но слова сами сорвались с ее губ.

Джоанна молитвенно сложила руки и обернулась к ней, словно бы защищаясь.

— О-о-о-о! И ты? Не говори мне больше об этом! — простонала она. — Всю дорогу сюда я только об этом и слышала! Роберт просто извел меня этим вопросом — почему, почему, почему? Я уже не могу его слышать! Пожалуйста!

Она издала смешок, похожий на всхлип.

— Ты не понимаешь этого, и Роберт тоже не понимает! Но я не могу — не могу, не хочу и не стану! — лишать себя самого высшего общества, королевского трона, общения с европейскими династиями, я хочу править, я хочу быть королевой, я хочу занимать умы, если ты понимаешь, о чем я! Я не смогу поступить так, как смогла поступить твоя мать, Лилла, заперев себя в четырех стенах в маленькой английской деревне! Лишиться трона — это смерть для меня… Понимаешь? Для меня это полная смерть… Я, ты пойми, не смогу это пережить!

Джоанна не просто говорила, но яростно отстаивала свою правоту, которая была для нее единственно важной в жизни. Они забыли про ее шнуровку, и она нервно ходила по спальне в полурасстегнутом на спине траурном туалете.

— Вот только… Если б я знала, что мне выпадет испытать с Робертом, я бы с ним точно сбежала! Точно — как твоя мать! Но я бы ясно дала всем понять, что я остаюсь принцессой, и не позволила бы своим родственникам все замять, как будто я неприкасаемая, вытравить меня из памяти. Уж я бы смогла остаться известной и на слуху!

— А теперь… теперь уже поздно? — тихо спросила Ксения, тенью следуя за Джоанной по комнате и продолжая расшнуровывать застежку на ее платье.

— Слишком поздно! — с безнадежностью махнула рукой Джоанна и опять повернулась лицом к Ксении: — Ну как бы мы объяснили твое присутствие здесь? Ты об этом подумала, дорогая моя кузина?

Как объяснили бы? А очень просто! Эти слова живо напомнили Ксении обо всем, что она сделала для Лютении, — специально заранее к этому не стремясь, но уж так получилось. А раз столько всего хорошего произошло при ее участии, то, может быть, часть вины за постыдное легкомыслие с нее снимется?

— Послушай, Джоанна! — решительно проговорила она очень быстро. — Да остановись же! Твое платье… надо же его наконец расстегнуть! Мне нужно так много тебе рассказать…

— Но у меня нет времени тебя слушать! — прервала ее Джоанна, приостановившись. — Роберт ждет, а у короля, как я понимаю, Тайный совет, но они не всегда тянутся долго.

— Понимаешь, мы должны были… отправиться сегодня в свадебное путешествие, и если бы…

— Ну, на это он пусть не надеется! — отрезала Джоанна, восприняв сообщение на свой счет. — Я остаюсь в Мольнаре! Это для меня единственная возможность видеться с Робертом.

— Так он… останется… в городе? — со странной надеждой на что-то неясное ей самой, но поманившее от края пропасти, спросила Ксения. Мысль ее отчаянно работала. Она понимала, что уговор есть уговор, но ее не оставляло чувство, что на ней лежит еще и обязанность — то, от чего ей никак нельзя сейчас отказаться… Что значимо не меньше, чем ее любовь к Иствану.

— Да, останется в городе, на какое-то время, — неопределенно отвечала Джоанна. — Ну что там с застежкой? Скоро? Я не могу устоять на месте… Я так волнуюсь… Так вот! С Робертом я не расстанусь, пока он будет жить здесь, в Мольнаре! Как я могу? Ну, подумай сама! Вообразила?

Она задала этот вопрос почти со слезами. Со шнуровкой на платье они наконец покончили, и вдовья одежда упала к ногам Джоанны. Та осталась в одном прекрасном белье — ее чемоданы, откуда Ксения извлекала наряды все эти дни, были просто набиты им. Белье было не только красивое, но и чрезвычайно удобное. Джоанна стянула с себя последнее, что на ней осталось, и, нагая, обернулась к зеркалу.

— Роберт считает, что я красива, как греческая богиня! — объявила она. — Так что и ты тоже! — Она издала короткий смешок. И хмыкнула: — Я все же рада тому, что он сопровождает тебя не в саму Англию, а лишь до вокзала!

Ксения ее почти не слушала. Тем более что ее мало интересовали мысли лорда Граттона. Она не теряла надежды вразумить Джоанну, чтобы та прониклась необходимостью помогать Иствану в его начатых им реформах. И она так и сказала, не реагируя на античные ассоциации и игривый тон голой кузины:

— Ты должна помочь Иствану, дорогая Джоанна! Он очень нуждается в помощи.

— А что, сам Истван разве не справится? — фыркнула Джоанна, не отрываясь от своего отражения в зеркале. Повернувшись одним боком, потом другим, она начала принимать обольстительные позы. — В чем это я должна буду ему помогать? Ну, я прочитала в газетах, когда мы пересекали границу, что ты занялась тут… всеми этими госпиталями… и прочей благотворительностью! Только не могу тебе выразить, как мне от всего этого тошно! Ну просто скучно мне вникать во все это! Нет, я все понимаю и про здоровье женщин, и про здоровье детей, им нужна медицинская помощь, и школы, и все такое… Только пускай не я все это буду держать в голове, а?

— Но… Джоанна… госпиталя необходимы — отчаянно необходимы в Лютении!

Джоанна не отвечала, выразительно глядя на Ксению и ожидая, пока та разденется, чтобы они снова обменялись одеждой. Да, все, что она, Ксения, сделала для Лютении, Джоанне неинтересно…

Подавляя в себе отчаянье, почти автоматически Ксения натянула на себя одежду, брошенную Джоанной на пол у кресла, а ее кузина проворно облачилась в голубые утренние неглиже Ксении — сорочку и пеньюар.

— У Роберта есть для тебя вещи, — предупредила она. — Мне так или иначе нужно было много всего купить. Надеюсь, они тебе пригодятся.

— У меня ничего нет… больше. Кроме того, что сейчас на мне.

— С этим мы повременим, — засмеялась Джоанна. — Вот доиграем спектакль, и ты все это выброси с глаз подальше! А вещи, что даст тебе Роберт, тебе очень понравятся! — ласково улыбнулась она. — Они почти такие же красивые, хотя их и нельзя сравнить с теми, что я купила в Париже.

Под этот щебет она цепким взглядом оглядывала гардероб. Маргит оставила его открытым, чтобы королева выбрала, что надеть. Затем без всякой просьбы на то Джоанна застегнула Ксении на спине платье и подняла с полу чепчик.

— Удачная маскировка, нечего сказать, а? Как ты считаешь? — снова посмеялась она. — Это Роберт придумал! Иначе как мы тут разминемся, чтобы никто ничего не заметил?

— Мне кажется… Я должна тебе объяснить… — опять начала Ксения, все еще не теряя надежды сказать Джоанне, что между нею и Истваном разгорелась любовь, вспыхнула страсть, что все у них очень серьезно!

Она знала, что должна рассказать Джоанне об их проведенной вместе ночи, о том, что она стала его женой, не только повинуясь закону, но и потому, что они полюбили друг друга.

Но подходящие слова не приходили, а те, что были у нее на языке, их бы Джоанна не поняла — не захотела бы понять и принять во внимание. А многое было просто невыразимо.

Джоанна посмотрела на часы и легонько вскрикнула:

— Твой поезд! Боже, ты сейчас опоздаешь! И где я тебя буду тут прятать? Чем скорее ты отсюда исчезнешь, тем лучше!

Сгребя в комок свои черные перчатки, шелковый мешочек-сумочку, Джоанна сунула все Ксении в руки.

— На! Держи крепче, не растеряй по дороге! И кольцо! Кольцо обручальное! Дай мне скорее кольцо — и поторопись вниз! Роберт ждет тебя там в карете. Он тебе все объяснит.

Говоря это, она надевала на Ксению вдовий чепец, завязывала ленты под подбородком и напоследок чмокнула ее в щеку, перед тем как накинуть вуаль ей на лицо.

Ксения сняла обручальное кольцо и, когда Джоанна взяла его, сказала:

— Спасибо тебе, Джоанна, добрейшая и любезнейшая из кузин. Печально, что мы никогда больше не встретимся, но я всегда буду благодарна тебе за все, что случилось в моей жизни благодаря тебе.

Ксения протянула руку и позвонила в золотой колокольчик, стоящий на туалетном столике. Почти сразу, едва он прозвенел, вернулась Маргит.

— Проводите мою подругу миссис Кресвелл на лестницу, — повелительно сказала Джоанна.

— Да, хорошо, ваше величество.

Ксения ожидала, что Маргит заметит перемену в хозяйке, но нет… Маргит со всей очевидностью признала Джоанну как королеву, и Ксения могла лишь покорно последовать за ней к двери, пониже наклонив голову, как бедная родственница, явившаяся в богатый дом за подаянием.

У двери она обернулась, чтобы присесть в реверансе — перед королевой, Джоанной, как того требовал дворцовый этикет. Та замахала на нее руками: дескать, не трать понапрасну время, спеши! Зачем эти все приседания?

Маргит вывела ее на лестничный пролет, где стоял мажордом, и тот проводил ее вниз, на парадное крыльцо.

Ксения увидела крытую карету — карета предназначалась ей. И толпу за позолоченными воротами, которая тоже предназначалась, по сути, ей же, но так вышло, что вряд ли все эти люди смогут поприветствовать своих короля и королеву, отправляющихся в свадебное путешествие. Скорее всего, ее кузина никуда не двинется из Мольнара, пока здесь ее Роберт, ее лорд Граттон, которого она, как Ксения поняла, любит без памяти…

Но вдруг поездка все же состоится? Истван как-то уговорит Джоанну, и король с королевой отбудут в полагающееся им свадебное путешествие, и их будет приветствовать толпа за позолоченными воротами, радуясь за молодоженов и уже начав ожидать появления во дворце наследника…

В ее сердце словно провернулся кинжал. Король в любовном угаре отправится путешествовать с Джоанной, а она, Ксения, будет тайком удирать вон из страны, прячась под черной вдовьей вуалью…

Едва волоча ноги, она побрела к карете. Со стороны это не выходило за рамки положенного вдове выражения скорби. А что, как не скорбь, испытывала сейчас Ксения? Бесконечную скорбь по своей закатившейся жизни. Что сегодня ее закат, в этом Ксения не сомневалась. Кучер предупредительно открыл перед нею дверцу, и ей ничего не осталось, как дать ему возможность помочь ей удобно усесться на сиденье.