— Я ненавижу ее, — сказала Полли, целуя меня на прощание, — я ненавижу ее и хочу, чтобы она умерла. О, Фанни, как тебе повезло, что тебя не воспитывала родная мать — ты понятия не имеешь, к каким ужасным отношениям это может привести.

— Бедная Полли, — я была очень расстроена, — как это печально. Но когда ты была маленькой, это не было так ужасно?

— Всегда, это всегда было ужасно. Я всегда ненавидела ее от всего сердца.

Я не могла поверить.

— Ты никогда не любила ее? — спросила я. — И всегда ненавидела?

— Все сильнее и сильнее с каждым годом. Лучше было подвести черту под этой темой, чем выслушивать ее снова и снова. Я скоро позвоню.

Глава 11

Я вышла замуж за Альфреда в первый день рождественских каникул, и после нашего медового месяца мы приехали пожить в Алконли, пока идет ремонт в нашем маленьком домике. Это было очевидное и удобное решение, Альфред мог ездить оттуда каждый день на работу, а я всегда была под рукой и могла присматривать за ходом ремонта. Но, хотя Алконли и был моим домом с самого младенчества, не обошлось без опасений, могу ли я на такой долгий срок привезти туда Альфреда в самом начале нашего брака. Мой дядя Мэтью никогда не скрывал своих привязанностей и антипатий, тем более от их объекта, я видела, что он уже предвзято относится к бедному Альфреду. Общепризнанным в семье фактом было, что дядя ненавидел меня, кроме того, он ненавидел новых людей, ненавидел мужчин, которые женились на его женщинах, а так же ненавидел и презирал тех, кто не занимается кровавым спортом. Я чувствовала, что не стоит возлагать на Альфреда больших надежд, тем более, что, о ужас, «парень читает книги».

Все это должно было обрушиться на Дэви, когда он впервые появился на сцене после обручения с тетей Эмили, но он неожиданно приглянулся деде Мэтью с самого начала; не стоило ожидать повторения этого чуда. Мои опасения, однако, оправдались не полностью. Тетя Сэди, вероятно, учинила небольшой бунт перед нашим приездом, а я провела подготовку Альфреда. Я заставила его подстричься под гвардейца, объяснила, что открывать книгу он должен только в уединении своей спальни, и специально призвала проявлять особую пунктуальность в отношении приемов пищи. Дяде Мэтью, объяснила я, очень нравилось, когда мы собирались в столовой минут за пять до подачи блюд. «Давайте, — говорил он, — посидим вместе». И вся семья сидела перед пустыми тарелками, глядя на дверь кладовой. Я пыталась разъяснить все эти правила Альфреду, который слушал терпеливо, хотя ничего не понимал. Еще я постаралась подготовить Альфреда к дядиным приступам бешенства, чем довела беднягу до состояния паники.

— Может, не поедем к дяде Мэтью? — спросил он.

— Ну, может все будет не так уж плохо, — ответила я с сомнением.

Дело в том, что великая классическая ненависть ко мне дяди Мэтью, которая бросала тень страха на мои детские дни, давно стала легендой. Я стала таким привычным членом его семьи, а он был настолько консервативен, что эта ненависть, в общем, не имела ничего общего с тем, что он чувствовал к Джошу, женихам и различным пожилым наперсникам, и не только потеряла свою силу, но с течением лет превратилась в любовь; хотя теплая добродушная привязанность была ему совершенно чужда. Как бы то ни было, он, очевидно, не чувствовал никакого желания отравить начало моей семейной жизни, и делал трогательные усилия, чтобы не копаться в раздражавших его недостатках Альфреда, его мужской некомпетентности в собственном автомобиле, неумении ориентироваться во времени и фатальной предрасположенности разливать варенье за завтраком. Тот факт, что Альфред уезжал в Оксфорд в девять утра и возвращался только к ужину, и что мы все уикэнды проводили в Кенте у тети Эмили, облегчали жизнь дяди Мэтью и самого Альфреда, который не разделял моего слепого обожания ко всем членам семьи Рэдлеттов.

Мальчики вернулись в школу, моя двоюродная сестра Линда, которую я любила больше всех в мире после Альфреда, теперь жила в Лондоне и ждала ребенка, но, тем не менее, в Алконли никогда не забывали о ней, Джесси и Виктория жили дома (ни одна из девочек Радлеттов никогда не ходила в школу), так что дом был, как обычно, наполнен джинглами-джанглами и прочими идиотскими воплями. В Алконли всегда любили пошутить над смертью, только теперь дети на разные лады распевали заголовки из «Дейли Экспресс». Джесси: «Мучительная агония в лифтовой шахте». Виктория: «Медленная смерть в лифте». Тетя Сэди решительно пресекла это, сказав, что они уже слишком взрослые, чтобы быть такими бессердечными, и что это совсем не смешно, а только скучно и противно, и строго запретила им петь вообще. После этого они еще некоторое время толкали друг дружку локтями за столом, подмигивали и заходились в припадке озорного смеха. Я видела, что Альфред считает их ужасно глупыми, он с трудом сдержал свое негодование, когда узнал, что девочки не делают домашних заданий.

— Благослови, Боже, твою тетю Эмили, — сказал он, — что мне не пришлось жениться на неграмотной девушке.

Конечно, я тоже больше, чем когда-либо, благодарила небеса за дорогую тетю Эмили, но Джесси и Виктория так смешили меня, и я так любила их, что не могла желать, чтобы они изменились. Едва я приехала, как они потащили меня к секретному месту наших встреч в Достов чулан, чтобы как следует разузнать, на что Это похоже.

— Линда говорит, что это не так уж и великолепно, — сказала Джесси, — и мы не удивлены, ведь она замужем за Тони.

— А Луиза говорит, как только вы к нему привыкнете, это будет полным-полным-полным блаженством, — сказала Виктория, — и тут мы удивляемся, ведь она замужем за Джоном.

— Что не так с бедными Тони и Джоном?

— Один глупый, другой старый. Давай, Фанни, рассказывай.

Я сказала, что вполне согласна с Луизой, но отказалась вдаваться в подробности.

— Это несправедливо. Никто ничего не говорит. Сэди ничего не знает, это совершенно очевидно, а Луиза просто старый педант. Но мы думали, что можем рассчитывать на вас с Линдой. Ну, хорошо, вы можете оставить нас в полном неведении, как викторианских девственниц, а утром после свадьбы мы выйдем из спальни совершенно седые и с безумными глазами, а потом проживем шестьдесят лет среди роскоши, удалившись от мира.

— Да, увешанные драгоценностями и валансьенскими кружевами, — подтвердила Виктория.

— Профессор Безобразник был у нас на прошлой неделе, и он рассказал Сэди несколько хорошеньких сексуальных историй, нам, конечно, не полагалось слушать такие вещи, но ты знаешь, как это бывает, Сэди его не слушала, а мы да.

— Может, нам попросить его прочитать лекцию? — предложила я, — Он расскажет.

— Он сразу начнет показывать. Спасибо, нет.

Полли приехала ко мне. Она побледнела и похудела, под глазами залегли тени, и она казалось очень замкнутой, хотя, возможно, только на фоне буйных Радлеттов. Рядом c Джесси и Викторией она выглядела стройным лебедем рядом с двумя забавными шустрыми утятами. Она очень полюбила их. Полли никогда не была близка с Линдой по известным причинам, но она любила всех в Алконли, особенно тетю Сэди, и легче всех, кого я знала за пределами нашего семейного круга, нашла общий язык с дядей Мэтью. Он, со своей стороны, перенес на нее часть уважения, которое испытывал к лорду Монтдору, называл ее леди Полли и улыбался всякий раз, когда его взгляд падал на ее красивое лицо.

— А теперь, дети, — сказала тетя Сэди, — оставьте Фанни и Полли немного поболтать друг с другом, они не обязаны развлекать вас все время.

— Это несправедливо. Я думаю, Фанни, ты сейчас все расскажешь одной Полли. Значит, нам опять придется вернуться к Библии и медицинскому словарю? Нам нужна разумная замужняя женщина, чтобы все объяснить, но где нам ее найти?

Мы с Полли немного поболтали, пока я показывала ей наши с Альфредом фотографии с юга Франции. Мы ездили туда навестить мою мать Скакалку, которая теперь жила там с противным новым мужем. Полли сказала, что Дугдейлы поедут туда на следующей неделе, потому что леди Патриция ужасно себя чувствовала этой зимой. Еще она рассказала, что в Хэмптоне был огромный рождественский прием, и что Джойс Флитвут теперь в опале у леди Монтдор за уклонение от уплаты карточных долгов.

— А еще у нас сейчас живет Великая княгиня, бедная старая развалюшка. Боже, она совсем не такая, как мама ее описывала. Вероника Чаддерсли Корбетт называет ее Мумия-мэм и Супер-мэм.

Я хотела спросить Полли об ее отношениях с матерью, но она не затрагивала эту тему, хотя выглядела, на мой взгляд, очень несчастной. Наконец она сказала, что должна ехать.

— Приезжай поскорее к нам и привези Альфреда.

Но я боялась леди Монтдор даже больше, чем дяди Мэтью, и поэтому сказала, что он слишком занят, но я приеду одна.

— Я слышала, у них с Соней опять очень плохие отношения, — сказала тетя Сэди, когда Полли уехала.

— К черту старую ведьму, — заявил дядя Мэтью, — я давно бы утопил ее на месте Монтдора.

— Или он бы мог порезать ее на куски маникюрными ножницами, как рассказал Профессор Безобразник. Зря ты его не слушала, Сэди.

— Не называйте меня Сэди, дети, и не называйте мистера Дугдейла Профессором Безобразником.

— О, дорогая, мы всегда так говорим у вас за спиной, поэтому иногда проговариваемся при вас.

Приехал Дэви. Он приехал на неделю или около того, чтобы пройти курс лечения в лазарете Рэдклиффа. Тетя Эмили была всецело занята своими собаками, и очень редко удавалось убедить ее оставить их хоть ненадолго; впрочем, я была ей признательна за это, потому что воскресные визиты в Кент были для нас с Альфредом незаменимым убежищем.

— Я встретил Полли по дороге, — сказал Дэви, — мы остановились перекинуться парой слов. Мне кажется, она никогда еще не выглядела так плохо.

— Ерунда, — сказала тетя Сэди, которая не верила ни в какие болезни, кроме аппендицита, — с Полли все в порядке, просто ей нужен муж, вот и все.

— О! Вот вам типичная женщина! — заявил Дэви, — Секс, дорогая Сэди, это вовсе не панацея от всех болезней, знаешь ли. Но мне даже жаль, что это не так.

— Я вообще не говорила о сексе, — ответила тетя, очень удивленная этой интерпретацией. В самом деле, она была одной из тех, кого дети называли «противницей секса», считая, что она совсем им не интересуется. — Я совсем не это имела в виду, когда сказала, что ей нужен муж. Девушки ее возраста, живущие дома, почти никогда не бывают счастливы, а у Полли особенно тяжелый случай, потому, что у нее нет никаких занятий, ей не нравится ни охота, ни общественная деятельность, и мать ничего не может ей посоветовать. Очень плохо, что Соня все время дразнит ее и читает ей нотации, она бестактный человек, но, в сущности, она права. Полли нуждается в самостоятельной жизни, детях, доме, повседневных заботах — для всего этого она должна иметь мужа.

— Или леди из Ланголлен,[17] — крикнула Виктория.

— Почему вы еще не легли спать, мисс? Отправляетесь в постели немедленно, обе.

— Но мне еще рано спать!

— Я сказала, обе, а теперь убирайтесь.

Они побрели из комнаты так медленно, как только осмеливались, и пошли наверх, тихонько напевая «Долгую мучительную смерть» так, чтобы никто в доме их не расслышал.

— Эти дети слишком много читают, — вздохнула тетя Сэди. — Но я не могу запрещать им. Я уверена, пусть лучше они читают этикетки на пузырьках с лекарствами, чем вообще ничего.

— О, я тоже люблю читать этикетки на лекарствах, — ответил Дэви, — это безумно полезное чтение.

Глава 12

Когда я следующим утром спустилась к завтраку, я нашла всех, даже детей, в похоронном настроении. Оказалось, что каким-то таинственным способом тетя Сэди узнала, что леди Патриция Дугдейл умерла сегодня ночью. Она вдруг упала у себя дома, лорд Монтдор помчался к ней, но к тому времени, когда он приехал, она уже потеряла сознание и через час была мертва.

— О, бедная Патриция, — твердила расстроенная тетя Сэди, а дядя Мэтью, который вообще легко плакал, низко наклонялся над своей тарелкой, поедая колбасу (которую он называл «фейерверком» за брызжущий жир) без обычного энтузиазма.

— Я видел ее всего лишь на прошлой неделе, — сказал он.

— Да, — ответила тетя, — ты говорил мне. Я так любила ее, хотя ее деликатность иногда бывала немного утомительной.

— Ну что ж, теперь вы можете лично убедиться в ее деликатности, — с торжеством в голосе произнес Дэви. — Она мертва. Она убила себя. Разве это вам ничего не доказывает? Мне жаль, что только такие примеры могут убедить Радлеттов, что не существует мнимых болезней. И каждый здравомыслящий человек должен, как я, например, делать все необходимое, чтобы поддерживать свой стареющий организм в должной форме.